Босой мальчик принес на подносе турецкий кофе, и, прихлебывая из чашки, я заметил какое-то шевеление в углу, но вначале решил, что мне показалось. Приглядевшись, я увидел необыкновенную мышь. Размером она была с английскую крысу. Шкурка — желтовато-коричневая, одежду такого цвета нынче носит только королевский кучер. Уши были большие и круглые и вообще обладали всеми свойствами, привычными почитателям творчества мистера Уолта Диснея. Меня удивило, что животное величиной с крысу и, видимо, состоящее с ней в очень близком родстве, сохранило очарование маленькой мышки. В нем не было ничего зловеще-крысиного. Мышь бодро, словно на колесиках, вкатилась в комнату, покрутилась тут, что-то вынюхивая и благоразумно озираясь по сторонам, а потом снова выскочила. Шейх заметил мой интерес к мыши, но мы оба не проронили ни слова об этом, так же как обошли молчанием руку мумии, лежавшую между нами на диване.
Пока мы пили кофе в прохладной, погруженной в мягкий сумрак комнате, я спросил шейха, встречался ли он когда-нибудь с Абд эр-Расул Ахмадом. Он настороженно взглянул на меня — ведь я от светской беседы перешел к действительно значимым вещам. Я затронул бессмертную историю Курны. Он ответил, что хорошо помнит Абд эр-Расула девяностолетним, а также помнит его мать, которая ходила, опираясь на две палки, и скончалась в возрасте ста десяти лет. Историю про Абд эр-Расула стоит рассказать.
Немногим более шестидесяти лет назад определенное количество древностей было продано туристам в Луксоре. Некоторые из них археологи связывают с царями и царицами, чьи мумии так и не нашли. Власти, почуяв большое открытие, устроили расследование, и под подозрение попала семья, чьи предки жили в старой гробнице в Курне с XII века. Арестованные, эти люди ни в чем не признались, но, как это часто бывает на Востоке, кто-то проболтался, и вся история выплыла наружу.
Оказалось, что однажды летним днем 1871 года на холме, за Дейр эль-Бахари, некто Абд эр-Расул Ахмад обнаружил шахту глубиной сорок футов. Спустившись на самое дно, он увидел, что тоннель, который, как оказалось, имел длину двести двадцать футов, ведет внутрь другой горы. Ахмад прополз его весь и очутился в комнате, вырубленной в скале. Когда свет его факела упал на содержимое этой комнаты, у него перехватило дыханье, потому что он увидел такое, что даже ему, происходившему из семьи расхитителей могил, не могло присниться в самом чудесном сне. Пещера до потолка была набита гробами, мумиями, похоронными принадлежностями. Он держал в руке факел, освещая все это золотое великолепие. Сам того не ведая, Абд эр-Расул Ахмад случайно наткнулся на тайник, в котором жрецы в 966 г. до н. э. спрятали тридцать мумий царей, чтобы спасти их от воров, которые грабили египетские гробницы с древних времен.
Радости Абд эр-Расул Ахмада, должно быть, пришел конец, когда он сообразил, что для того, чтобы сдвинуть тяжелые саркофаги и открыть ящики, ему потребуется помощь. Это значило, что придется допустить еще кого-то к удивительной тайне. Обдумав ситуацию, он решил довериться сыну и двум братьям. Четверо мужчин стали приходить в сокровищницу по ночам, обыскивать мумии, выносить легкие и небольшие предметы и сбывать их на рынке. Доходы их росли, и нужно было соблюдать большую осторожность, чтобы никто не догадался, что они сидят на золотой жиле. Но подобные сокровища трудно скрыть. Как только покупатели показали их в Европе, это возбудило такой интерес, что обнаружение тайной пещеры стало только вопросом времени.
Это был черный день для Аб эр-Расула Ахмада — после того, как у него вырвали признание, ему пришлось отвести Эмиля Бругша из Службы древностей в пещеру.
Да, я был вооружен до зубов, со мной была моя верная винтовка и патроны, — писал Бругш об этом своем приключении, — но ведь единственным, кому там можно было доверять, был мой ассистент из Каира Ахмед-эфенди Кемаль. Любой из местных с удовольствием застрелил бы меня, будь я один, ведь каждый из них понимал, что я пришел лишить их источника дохода. Но я ничем не выдал своего страха. Просто делал то, что должен был делать. Расчистили вход, я спустился и обследовал коридор. Скоро мы добрались до фарфоровых погребальных подношений, металлических и алебастровых сосудов, тканей и безделушек. За поворотом показались саркофаги для мумий, и в таком количестве, что я был просто потрясен. Придя в себя, я рассмотрел их, как мог, при свете своего факела, и понял, что в них находятся мумии царствующих особ обоего пола. И это было еще не все. Опередив своего проводника, я добрался до самой комнаты и там увидел еще больше огромных тяжелых саркофагов, прислоненных к стенам или лежавших на полу. В их золотых крышках и отполированных поверхностях отразилась моя взволнованная физиономия. Казалось, я смотрю в лицо собственным предкам.
Среди обнаруженных в этом тайнике были мумии самых знаменитых царей и цариц Нового царства: Секенена-Ра, Аменхотепа I, царицы Нефертари, Тутмоса II и Тутмоса III, Сети I, Рамсеса II (который правил во время Исхода), Рамсеса III и многих других. Это были просто катакомбы египетских царей. Ничего подобного до тех пор не находили.
Из Каира прислали специальный корабль, и триста арабов шесть дней занимались погрузкой мумий на борт. Когда корабль поплыл вниз по Нилу, местные жители повели себя удивительно. На обоих берегах реки от Луксора до Куфта собрались толпы людей. Женщины громко стенали, рвали на себе волосы, посыпали лица пылью, мужчины стреляли в воздух из ружей, и все это — в честь фараонов.
От шейха я узнал, что Абд эр-Расул Ахмад, сильно разбогатевший на короткое время, умер в бедности глубоким стариком. Остаток жизни его терзал мираж, призрак мечты, которая материализовалась лишь для того, чтобы исчезнуть, едва он протянул к ней руки. Он ни за что больше не соглашался спускаться в подземный коридор после того, как мумии увезли. Лишь когда ему было уже девяносто, приезжий археолог Роберт де Рустафжель уговорил его отправиться туда и сфотографироваться у входа. Но, дойдя до места, старик так расчувствовался, что потерял сознание.
Шейх, как положено у арабов по этикету, проводил меня до конца своих владений и оставил на солнцепеке. Пока я шел туда, где оставил арендованный «форд», ко мне подбегало еще несколько человек все с теми же древностями. За главного у них был бойкий мальчишка. Я сжался и прошел мимо. Вторая команда подстерегала меня за скалой. Ко мне подскочил молодой человек и вытащил из кармана своей галабии еще одну мумифицированную руку. Я угрожающе помахал ему имевшейся у меня клешней, но он не отставал, продолжал преследовать меня, а у меня за спиной переговаривались, и я услышал слова «Абу йадд». Итак, они дали мне имя — «Отец руки». Быстро разнеслась весть, что появился наконец человек, готовый платить хорошие деньги за руки мумий, так что все, у кого они были, тут же решили попытать счастья. Нашлось еще много продавцов, которых я отказался замечать, с достоинством проследовав к своей машине.
Когда я уже садился в лодку, чтобы переплывать Нил, юноша, сидевший на пороге тростниковой хижины на берегу, выбежал к воде, и, разумеется, я уже знал, что у него для меня есть очередная рука. Я оставил его разочарованного и одинокого на песчаном берегу. Он рассеянно засунул руку мумии куда-то в складки своей одежды и медленно побрел к дому.
С чувством тщеты, которое иногда охватывает всех реформаторов, я бросил руку мумии в воды Нила. Надеюсь, на дне, в священном иле, она обретет наконец покой.
5
Трудно описать тому, кто здесь никогда не бывал, красоту Нила в Луксоре. Слова «голубой», «жаркий», «спокойный», «желтый», в каком бы порядке вы их ни ставили, не передают истинной атмосферы. Благодаря здешнему климату и счастливому освещению Луксор встречает каждый рассвет в таком безмятежном покое, что это никогда не надоедает, хотя каждое новое утро совершенно такое же, как предыдущее.
Я не раз выходил на балкон ранним утром и видел именно то, что ожидал увидеть: синюю гладь Нила внизу при полном безветрии. Я мог определить, сколько времени, по тому, как лежит свет на Ливийских холмах напротив. Восходящее солнце сначала трогает хребты высоких гор за Долиной мертвых, окрашивает их в теплые розоватые тона, и этот цвет сползает вниз по горе по мере того, как солнце поднимается все выше. Свет льется вниз по холмам, меняя безжизненный зеленовато-желтый цвет их подножий на золотой. Потом каскад света теплым ливнем проливается на деревья в саду; потом я чувствую его на лице и руках. Медленно движется кораблик с поднятыми парусами — ветер слишком слаб, чтобы наморщить поверхность воды, но его хватает, чтобы наполнить парус; кораблик словно скользит по голубому маслу, оставляя на воде две расходящиеся к берегам линии. Так тихо, что слышно, как арабский мальчик поет на другом берегу Нила, на поле сахарного тростника в Курне. Я знаю, что он поет очень громко, старается изо всех сил: запрокинул голову и широко раскрывает рот. И все же, ведь это так далеко, — а звук до меня долетает! Ястребы висят в воздухе, удоды приходят и приводят своих подруг поглазеть на меня самым наглым образом, старый садовник выходит со шлангом и направляет его в заросли пылающих цветов и на горячую землю.
