Обобщенно можно сказать, что одна из основных причин торможения действительной философской рефлексии XX века заключается в подмене и отождествлении двух исторических субъектов разумения и бытия: субъект истории, действенный в Новое время, отождествляется (и социально, и - это существенно - в нашем собственном сознании) с субъектом всеобщего "социума культуры".
(4) Апокалипсический характер современных - безвыходно нависающих катастроф - ядерной, экологической, космической - требует от индивида мгновенных действий или абсолютно бездеятельного, наркотического отчаяния и не оставляет ни времени, ни желания остановиться и задуматься - задуматься основательно, замедленно, вплоть до исходных начал мышления. Философия нуждается в торможении действия, в раздумье, с "расчетом" на вечность. Но если - с сегодня на завтра - нас ожидает абсолютное Никогда, то всерьез философствовать просто некогда.
Для философствования необходимо - и это есть существенное экзистенциальное решение - жить так, как если бы (als ob) я располагал бесконечным временем, как если бы бесконечно-возможное бытие мира совпадало с моим (моего разума) бесконечно-возможным бытием. Это condicio sine qua non того, что именуют философским отношением к миру. Философия - это возможность мыслить начало (до-бытие...) безначального и беспредельного (во времени и пространстве) бытия. Так вот, такое отношение к моему собственному бытию и к бытию мира оказывается невозможным (бесконечно трудным), хотя единственно осмысленным в диких судорогах XX века. Безвыходность нашего века скорее толкает к выходам религиозно-мистического или поспешно "рецептурного" толка. Но - и в этом вся проблема - реальные потенции ("два магдебургских полушария") вновь складывающегося "социума культуры" нуждаются как раз в работе философского разума, с небывалой силой требуют философской логики как средоточия современного сознания.
(5) Первоначальные опыты индивидуальной жизни в социуме свободного времени, вне трудовых матриц, общение одиноких, вышибленных из привычных социальных матриц изгоев и аутсайдеров (вспомним события европейского 68-го года) как бы целиком порывают с историей, носят откровенно варварский, вне-культурный характер. В этом опыте на первый взгляд полностью отсутствует феномен современного сосредоточения общеисторической ответственности. Свобода и ответственность оказываются на разных полюсах (только еще назревающего) бытия. Больше того, в этих первоначальных опытах само обращение культуры к точкам абсолютного начала, к моментам заторможенного кануна не понимается в своем скрытом смысле - как обращение к точкам взаимообоснования (и взаимоперехода) различных исторических культур и форм философской логики. Идея начала противопоставляется идее преображения. Все эти моменты, сопровождающие созревание новых форм разумения, вызывают, с одной стороны, ужас отталкивания ("неузнавания") даже у тех культурных сил, что тяготеют к новой философской рефлексии, а с другой стороны, усугубляют рассудочное сопротивление индивидов и социальных страт, работающих в режиме классического разума. Сознание боится стать свободным, уклоняется от риска самодетерминации.
Я наметил сейчас лишь некоторые моменты, объясняющие, почему в XX веке никак не может состояться тот действительно новый всеобщий разум, что способен осмысливать и направлять все формы нашей духовной и бытийной активности.
Однако к концу века, когда усиливается пароксизм отказа от новых форм разумения, вместе с тем назревают все новые и новые возможности для того, чтобы этот разум культуры - несмотря ни на что - мог сбыться.
Совсем конспективно - об этих обнадеживающих возможностях:
1. Постоянно возвращаются - в нашей жизни и в нашем сознании - те истоки, что определяют сдвиг к новым разумным началам:
- Сосредоточение нашего разума на грани различных смыслов бытия, разных всеобщих культур, - различных форм понимания и изобретения мира.
- Торможение в точке начала бытия, исходных - впервые - оснований культуры. Рост культуры "корнями вверх".
- Углубление в пересмотр коренных понятий "наукоучения"; формирование - в математике, в физике, в биологии - идеи "возможностного" мира.
- Разрастание и все большее осмысление всеобщности гуманитарного мышления.
Каждый из этих моментов (а все вместе с особой силой) требует - и в глубинах сознания, и на высотах мышления (правда, мы помним, что глубины и высоты никак не сойдутся...) - новых форм разумения, очерчивает предварительный контур такого разума: диалогического (?), парадоксологического (?), трансдуктивного (?) РАЗУМА КУЛЬТУРЫ (см. Заключение).
2. Обратное воздействие на "старый разум" новых форм искусства, теории, новых средоточий нравственной перипетии... - все это ослабляет "староразумную экспансию" и усиливает "споры" (биол. - зачатки) новых форм разумения.
3. Свободное время все более проникает в культурный замысел производства; труд совместный все более оттесняется трудом всеобщим; революция в информации делает индивидуально-всеобщее понимание и личное действие основой всей человеческой деятельности (ср. "японское чудо"). Все эти духовные сдвиги предполагают особую насущность философского осмысления.
4. К концу века размыкается фантом тождества "двух революций". Культурное преображение отщепляется от проекций социального взрыва в пределах формаций совместного труда. Исчезают мешающие силам нового разума варварские соблазны расовой и классовой ненависти. (Точнее - не исчезают, но отделяются от конструктивных потенций культурного возрождения.)
5. Назревающие к концу века экологические, ядерные, демографические взрывы вновь тормозят наше сознание в изначальных, конечных выборах исторической и индивидуальной судьбы. И в этой нише новый разум требуется с новой неотвратимостью.
Этот список надежд можно было бы продолжить.
Но одновременно можно было бы продолжить список импульсов, вызывающих "бегство от чуда" нового разумения.
Дело просто в том, что никакие силы детерминации извне не могут стать основой (или - роком) вспышки нового, Высокого рационализма.
Только на основе свободной самодетерминации может "сработать" регулятивная идея принципиально новой философской логики, нового всеобщего разума, смогут - в нашем сознании и нашем бытии - стянуться, соединиться, образовать единый "шар" - два полушария трудно возникающего "социума культуры".
Перефразируя аббата Сийеса, скажем так. - Что есть философия в современном духовном мире? Ничто. Чем она должна быть? Всем!
Моралите?
Ну какое здесь возможно моралите?..
Думаю только, что современному человеку - хочет не хочет - придется в ближайшие десятилетия разобраться с двумя предположениями эпохи:
1. К концу XX века основным - глубоким и внутренним - конфликтом нашего сознания и бытия становится (во всяком случае, в Европе и Америке - на острие социального развития) конфликт между мощными силами детерминации извне и "из-нутра" (мегаколлективы цивилизации) и - слабыми, но проникающими в самые норы нашей жизни силами самодетерминации ("социум культуры", социум свободного времени). Культура претендует сейчас на всеобщность не только непосредственно в сфере творчества, но в неделимых началах производства, быта и бытия современного человека.
2. В этом конфликте нашему сознанию все труднее уклониться от выбора, решения. Такое решение всегда, но к концу XX века особенно - в связи с самим определением основного конфликта, - не может бить "списано" на обстоятельства, социальное происхождение, на - "иначе не проживешь"... Это неизбежно (хотя нам трудно признаться) - плод свободного разумения и свободной воли, опирающихся на "регулятивные идеи" культуры - в большей или меньшей степени их сознания160. Мера включения в эти идеи всего многовекового диалога культур есть мера такой осознанности и такой свободы.
В этой работе я немного подробнее продумал лишь одну составляющую происходящих в XX веке отождествлений (культуры, социума всеобщего труда, повседневной жизни), а именно - определение культуры как феномена самодетерминации человеческого бытия161. Диалогический и непосредственно творческий ("мир впервые"...) смыслы культуры выступили в этом анализе не как самостоятельные и столь же всеобщие (единственные) определения, но только в русле идей самодетерминации. Идей, как мне думается, наиболее трудных для сознания современного человека, идей, которые - если их недостаточно укоренить в разуме - особым напором толкают индивида к безудержному и бессмысленному бегству от чуда культуры.
