(1990). Весь этот очерк о "Палате Ума" "теоретика-классика" имеет тройной смысл. Во-первых, в этом очерке диалогический смысл мышления Нового времени определяется так, как он видится, актуализируется, оборачивается в призме логических трансформаций XX века. Возникнет вопрос: да был ли таким "теоретик-классик" "в действительности", в реалиях мысли и теоретизирования работающих естествоиспытателей? Скажу так: как раз в "призме" XX века, в перипетиях рождения современного разума, разума культуры, как раз в этих перипетиях нововременной разум оказывается не текучим, не инструментально значимым, но жестко фиксируется, тормозится, "усиливается" в своем культурологическом определении. Современный логический "трансцензус" рефлектирует (обращает) нововременное мышление на себя и тем самым раскрывает (и - актуализирует!) его самопознание, его самоопределение. В этой современной "призме" мышление Нового времени обретает статут вечности, оборачивается гранью многогранника человеческого "бытия в разуме", но, возможно, утрачивает определенность "промежуточной станции следования" на пути громыхающего скорого поезда, то бишь научно-технического прогресса.
Во-вторых, как я уже несколько раз говорил, здесь существенна лакуна, пространственное эхо. "Пропуск" XVIII - XIX веков здесь также значим. Через этот промежуток перекликаются, говорят и слышат друг друга диалогические Собеседники: Разум познающий (XVII век) и Разум Взаимопонимающий (век XX). Возникает эффект замыкания на себя, саморефлексии познающего разума.
В-третьих, мышление Нового времени понимается нами (в "Диалоге..." Галилея) не столько в своих результатах, или в своем движении, сколько в своих готовностях, то есть как определение Создателя теорий, Изобретателя идей; нас интересует не столько логика продолжительного мышления, сколько субъект логики, со всем спектром свободы "переигрывания" гипотез, свободы предположений. Такой подход и объясняет, в частности, правомерность старого заглавия моей книги - "Мышление как творчество"...
Но, наверно, основной смысл этого очерка - четвертый. Этот четвертый смысл - понимание "познающего разума" как готовности (введения) к разуму взаимопонимания культур. Но об этом см. дальше.
3. Семь-Я теоретика (1641 - 19...)
До сих пор логика внутреннего спора различных логик ("диалогика") классического разума была представлена в основном теми "alter ego", которые санкционированы классической философской традицией: "Я" интуитивное, "Я" рассудочное, "Я" авторитарно-эмпирическое, "Я" разумное (существующее лишь в цельности и взаимопревращениях этого диалога). Утверждение о "теоретике-классике" как "многоместном субъекте" теоретизирования вполне можно было развить и в пределах такой сокращенной схемы.
В споре с самим собой изобретатель классических теорий становился то на одни, то на другие логические позиции, воспринимал различные, исторически определенные точки зрения, несводимые друг к другу, имеющие творческий смысл только в споре с "моей собственной противоположной" точкой зрения.
Но уже в процессе изложения "диалогики" классического разума читатель увидел, что таких "внутренних Собеседников" больше, чем полагается по традиционному "набору", и для более детального развития логики творческого спора необходимо осмыслить иные, не традиционные "логические установки".
Сейчас, подводя предварительные итоги, возможно набросать такую уточненную схему строения "внутреннего колледжа" в "голове" теоретического гения Нового времени.
Семь-Я "теоретика-классика" действует в таком "составе" (конечно, дело здесь не в числе, его можно и увеличить, и уменьшить; дело - в уточнении нашей принципиальной схемы):
(1) "Я" теоретического разума Нового времени (направленного на изобретение и развитие классических теорий) реализуется в споре и переливе, переходе таких особых логических установок (других "Я"), как
(2) исходное "Я" экспериментально-изолирующего сознания, "Я" установки на предмет. В контексте этой установки понять предмет означает понять его как нечто отдельное от меня, независимое от моего сознания, изолированное от многозначности бытия и сосредоточенное в "силу", извне действующую на меня, на мои орудия познания.
В процессе осуществления такой экспериментальной отстраненности возникает феномен воспроизведения "causa sui" в действии на другое. Начинает работать совсем иная логика. Ее развивает
(3) "Я" синтезирующей "интуиции". Для интуитивного "Я" понять предмет означает "построить" парадоксальный, видимый "очами разума" образ этого предмета.
Интуитивно построенный, внутренне созерцаемый идеализованный предмет необходимо парадоксален, обладает определениями, невозможными для эмпирического бытия (ср. галилеевские парадоксальные "геометрические" монстры). Но образы-парадоксы, снимающие (в предметной форме) те или иные формы движения классического объекта, должны переводиться на "выводной", собственно логический язык. Эту работу осуществляет "логика", которую развивает
(4) "Я" рассудочной дедукции. В этой работе парадоксальный "геометрический" внутренний образ идеализованного предмета проецируется, расшифровывается в дедуктивно-доказательном движении рассудка, в аналитической "функции" разумения. Строится костяк классических теорий. Именно рассудочное, доказательное движение и понимается обычно как единственный носитель "настоящей логики", как предмет формально-логических исследований.
В работе аналитического рассудка исходные определения парадоксального идеализованного предмета переходят в формулировки аксиом и в формулы математической дедукции. Но созданный дедуктивно-аксиоматическим рассудком костяк классических теорий должен быть "доведен" и перестроен совсем другим Собеседником единого интеллекта, той логикой, которую развивает
(5) "Я" информационно-алгоритмического знания, "Я" установки на "текст".
В контексте такой установки знать предмет означает сформулировать знание в форме информации для другого человека, чтобы он смог что-то рассчитать, что-то сделать (по некоторой схеме, алгоритму), не входя в "изобретение" понятий, не распечатывая "черного ящика". Знать - полагает "Я" текста значит исходить из определенной формы закрепленного социального общения: информирующий, указывающий - информируемый, исполняющий. Установка на текст отнюдь не тождественна аналитически-рассудочной установке и требует новых переформулировок всего логического движения.
Казалось бы, все. Перед нами "теория на выходе", и внутренний диалог закончен. Но это далеко не так. В нашем "внутреннем колледже" еще нет очень существенных Собеседников. Прежде всего
(6) "Я" способности суждения. В тексте настоящей книги об этом Собеседнике теоретического интеллекта ничего не сказано, точнее, он не был назван по имени, хотя о его работе, о его логике, о его постоянном вмешательстве в диалог речь шла постоянно.
Здесь подразумевается особая интеллектуальная способность (логическая установка), не сводимая ни к интуиции, ни к рассудку, ни к интегральной роли разума. Она впервые была исследована Кантом ("Критика способности суждения") и состоит в непосредственном обращении всех других "способностей" (установок), в их "стравливании", "противопоставлении" и "согласовании" - в процессе фокусирования на данном, особенном (даже единичном) предмете суждения.
"Способность суждения" требует связи и устанавливает связь между установкой на предмет и установкой на текст, переводит в обратное направление движение "интуиция - дедукция". В "способности суждения" вся цельная система теоретического разума приходит в беспокойство, разворашивается, размораживается, становится неопределенной, направляется на новую переформулировку проблем и на новое их решение.
Наконец, "способность суждения" осуществляет связь (взаимопереход) между философским и позитивно-научным определением теоретического разума (как целого) и "фокусирует" выход теоретического разума на два антиномических определения разума практического.
