Культура есть, по Мандельштаму, только там, где есть эта, постоянно ощущаемая, и заново переходимая, и заново формируемая точка сосредоточения хаоса - в космос. Иначе космос действительно становится украшением; эстетика - эстетизмом; красота - красивостью; мысль - рассудочным повторением и накоплением готовых истин. Культура не только там, где (как минимум) две культуры; культура там, где культура больше самой себя на "докультурное, сырое бытие"...

"Втискивать поэтическую речь в "культуру" как в пересказ исторической формации несправедливо потому, что при этом игнорируется сырьевая природа поэзии. Вопреки тому, что принято думать, поэтическая речь бесконечно более сыра, более неотделанна, чем так называемая "разговорная". С исполнительской культурой Она соприкасается только через сырье". И - даже: в "Божественной комедии" "обнаружилась бесконечная сырость поэтического звучания, внеположного культуре как приличию, всегда не доверяющего ей, оскорбляющего ее своей настороженностью, выплевывающего ее как полоскание, которым прочищено горло..."122.

Поэзия здесь - синоним и усугубление культуры как "мира впервые". В этом плане до- и вне-культуры (...как канун культуры) и живопись, и скульптура, и музыка, и философия, и нравственность, и истинная теория.

Предполагаю, кстати, что осмысление культуры как "мира впервые" наиболее специфично выражает смысл культуры (искусства, философии, нравственности...) XX века. Об этом я еще скажу в конце этого очерка. Сейчас повторю только, что это обращение идей культуры так же всепоглощающа, как первое и второе определения. И диалогичность культуры, и та сила "самодетерминации", о которой я скажу ниже, должны - пока мы мыслим в схематизме "мира впервые" входить в это единственное определение как "аргументы" и "предикаты".

Однако в данном тексте и первое и третье определения культуры необходимы были не сами по себе, но только как наметки того исходного со-бытия людей, их внутренней "микросоциальности", "самозамыкания" всех форм общения (1) и того основного пафоса из-обретения мира впервые (3), в свете и на основе которых только и может быть понята деятельность самодетерминации. Может быть понят смысл актуализации бесконечно-возможного бытия в его культурологической всеобщности (XX век).

Очерк второй. Культура как самодетерминация

Среди тех противоборств, что характеризуют сдвиг культуры в средоточие бытовых и бытийных тревог современного (XX век) человека, выделим одно противостояние, имеющее особо роковой смысл в нашей жизни и с особенной силой толкающее к "бегству от чуда культуры". Это противостояние позволяет вместе с тем сформулировать еще одно всеобщее (исчерпывающее) определение культуры, на котором я только и остановлюсь в этом очерке.

Диалогическое осмысление того, "что есть культура", глубоко развито в книгах М.М.Бахтина, и вообще об этом определении сказано и написано особенно много. Определение культуры как "мира впервые" потребует долгого отдельного анализа, но такой аналитический разговор заведет нас далеко от темы, тем более что это осмысление культуры еще не столь мучительно для большинства людей XX века.

Сейчас специально поговорим об определениях самодетерминации.

Думаю, что вне этого осмысления тема "XX век и бытие в культуре" лишается своего, возможно, самого острого поворота. (В данном тексте два других определения, в конечном счете столь же существенные для понимании XX века и для понимания культуры, даны сквозь призму третьего осмысления.)

1. О двух формах детерминации человеческих судеб

Предполагаю, что все те феномены в жизни современных людей, которые я выше вкратце очертил, возможно логически сосредоточить (и) в такой идеализации:

В XX веке нарастает решающий и непримиримый конфликт двух форм детерминации человеческого бытия (и соответственно сознания) и - далее двух предельных форм разумения, мышления. Во все прошлые эпохи эти формы детерминации (см. ниже их определения) уживались в одном бытии, в пределах одного разума (особенного для каждой культурной эпохи), в одном социуме; взаимодействовали и дополняли друг друга. Сейчас такое дополнение невозможно.

Продумаем этот тезис.

Прежде всего, что это за "формы детерминации"?

Это

1. Детерминация человеческого бытия, сознания, мышления - извне (и "из-нутра..."). Детерминация извне - это детерминация (нашего сознания, наших поступков) из фатально неотвратимых и плотно слежавшихся исторических и социально-экономических систем, форм деятельности, форм общения (совместности), форм разделения и соединения трудовых функций. Это воздействие из "космических полей", из причащения разума к некой иной (всеобщей) Воле и Разуму (как бы их ни толковать). Все эти мощные силы и поля воздействия индивид застает уже готовыми и - чтобы выжить - должен в них включаться, к ним приноравливаться, ориентировать свою волю и свой ум на такое включение и участие. Его ум и воля оказываются умом и волей "участия" (от - "часть"...) индивида в некой иной и более общей, устойчивой целостности.

Такого же типа и детерминация "из-нутра..." - из физиологических, генетических, под-сознательных, или "пред-рассудочных", предопределенностей. Как бы глубоко "внутрь" индивида эти пред-определенности ни забрались, они также - внеположны нашему сознанию, уму, воле; только "внеположны" изнутри... что в лоб, что по лбу... Картину этой, идущей "извне" и "из-нутра", детерминации в Новое время, к примеру, усложняет некий обратный вектор познавательного и практически-предметного действия, идущими от человека - на некий предмет, но сейчас от такого усложнения возможно отвлечься; и логически здесь ничего не изменяется, ведь само это действие "от... - на..." жестко детерминировано, повторяемо, отщеплено от субъекта; она само оказывается... мощной силой воздействия - извне - на сознание и мысль индивида.

2. Другая форма детерминации - это "слабые поля" самодетерминации, определяющей (в конечном счете...) индивидуальную ответственность человека за свои поступки, сознание, мышление, судьбу, за свою - как бы ее далеко не продлить - предысторию и за свою - в вечность уходящую - после-историю...

Но эти различные формы детерминации в наше время не могут просто сосуществовать.

В XX веке, с одной стороны, страшно возрастают и направляются - жестко против индивида - мощные силы детерминации "извне" и "из-нутра".

Вспомните. Экономические мегаструктуры, тоталитарные государства, роковое - режущее глаза и бьющее в сознание - воздействие исторической и технической предопределенности "моих" (да мои ли они еще?..) действий. Мировые войны. Экологические катастрофы. Но и этого мало. В XX веке обнаруживаются (или кажется, что обнаруживаются, - для страданий сознания сие не столь существенно) некие новые формы и феномены этого мощного воздействия извне и "из-нутра". Это - реальное или вымышленное "космическое облучение" (от звезд или от иного разума идущее...) нашего тела и духа; это - нависающая сгущенность разного рода коллективностей - от "единства крови и расы", "национальных протуберанцев", мистических архетипов Запада или Востока до социально-классовых сращенностей.

Но с другой стороны, в XX веке растут (как-то странно и неубедительно, вызывая не столько соблазны, сколько - ужас) слабые силы самодетерминации, нелинейность "самодействия" (см. опять-таки фрагменты первого параграфа). Более того, эти слабые силы все более пронизывают всю жизнь современного человека, а их неизбежное столкновение с силами детерминации "извне" и "из-нутра" оказывается решающим определением бытия и сознания современного человека.

Здесь остановимся. Для того чтобы внимательно разобраться в этом сильном утверждении, совместим очерченные выше (и - устрашающие наше сознание) феномены повседневной жизни людей в XX веке с тем устойчивым интуитивным представлением о культуре, что лежит в основе любых, самых утонченных культурологических концепций. И тем самым постараемся более спокойно и рефлективно осмыслить идею культуры (в этом третьем ее определении) как некий всеобщий смысл нашей жизни. Может быть, все не так страшно. Ночные ужасы и привидения часто рассеиваются в дневном свете разума.