— Фазаньи перья! — фыркнула Шарлотта. — Дуться — это и есть дуться, и больше ничего. А о каких это несправедливостях вы говорите? Надеюсь, не о нашем браке? Потому что если о нем, то я буду вынуждена оскорбиться и принять меры.

— Какие меры? — не удержался от вопроса Дэр, запихивая свое дурное настроение подальше. Когда он находился рядом с Шарлоттой, одно ее присутствие вызывало у него ощущение, подозрительно напоминающее счастье и грозившее развеять тучи дурного настроения. А этого он допустить не мог, потому что, не укутавшись в жалость к себе, придется признать — он испытывает к Шарлотте чувства, в которых лучше не разбираться.

— Я вызову вас на дуэль.

Дэр сильно дернул за поводья, едва не наехав на двух неосторожных горничных, перегнулся через бортик фаэтона, извинился и снова повернулся к невесте:

— Очевидно, напряжение последних недель дает о себе знать. Просто невозможно полагаться на собственный слух. Повторите, пожалуйста, что вы сказали?

— Я сказала: если вы считаете наш брак и совместное будущее несправедливостью, мне придется принять меры, и эти меры будут дуэлью. Полагаю, на пистолетах. Я никогда не умела толком справляться с саблей Мэтью, но зато все говорили, что я крепкий стрелок из пистолета.

— Меткий, — машинально поправил ее Дэр, пытаясь вспомнить, когда же он окончательно лишился рассудка. Или это, или его жизнь превратилась во французский фарс, другого объяснения быть не может.

— Леди не дерутся на дуэли, Шарлотта. Ни на пистолетах, ни на саблях, ни на чем другом.

— Я никогда не следовала диктату моды, милорд.

Дэр недоверчиво посмотрел на нее:

— Да нет, вы придерживаетесь моды. Вы только и думаете о том, что нынче модно и что сейчас принято в обществе.

Шарлотта немного подумала.

— Когда меня это устраивает — да, но очень часто то, что общество считает разумным и модным, мне не подходит.

С этим нельзя было не согласиться. Шарлотта всегда поступала так, как ей хотелось, независимо от того, что об этом могли подумать, шла ли речь о бороде и гульфике на маскараде или же о побеге с нищим итальянским аристократом. Дэр вздохнул, глядя на чуждую условностям невесту, но тут же признался себе, что ее оригинальность, безусловно, является достоинством. Однако он не собирался начинать семейную жизнь, в которой муж окажется под пятой у жены, и кажется, сейчас самый подходящий момент четко объяснить ей, кто будет хозяином в доме.

— Леди не дерутся на дуэли, Шарлотта, — произнес Дэр самым решительным и непререкаемым тоном. — А теперь, поскольку ваше семейство не намерено принимать участия, моя сестра будет рада помочь продумать вашу свадьбу.

— Нашу свадьбу.

— Само собой разумеется, — ответил он, чувствуя, что на этот раз грудь стиснуло совсем не сильно. Может быть, он все-таки сумеет это пережить? Может быть, через несколько лет он привыкнет к своим оковам и будет предвкушать пусть не счастье, но по крайней мере приятное существование?

— А я заметила, что вы изо всех сил избегаете это говорить, — сказала Шарлотта. — И невольно чувствую, Аласдэр, что вы не особенно рады тому, что сделали мне предложение, но не могу не отметить, что руку и сердце предложили именно вы, а не я. Ну, то есть я предлагала, но вы мне отказали, так что это не считается. Ну и как?

— Что ну и как? — отозвался Дэр, уже не так сильно теряясь в поразительных скачках мыслей Шарлотты. Он даже гордился своим умением следить за ними, не сомневаясь, что мало кто из мужчин может похвастаться таким достижением.

— Вы рады, что мы поженимся?

Дэр дернул поводья, пытаясь сообразить, как ответить на этот вопрос. Ему бы хотелось сказать, что он сделал предложение только потому, что она загнала его в угол перед дамой, которая могла уничтожить его будущее, но ему хватало честности признать — это не совсем правда. О да, Шарлотта поймала его в ловушку, но, вероятно, он мог бы как-то вывернуться даже под пытливым, проницательным взглядом миссис Уитни. Нет, правда в том… А в чем правда? Ведь он не хотел на ней жениться.

Дэр искоса глянул на сидевшую рядом женщину. Он хотел, чтобы она стала его женой… когда-то, пять лет назад. Но все это было до катастрофы, до того, как он узнал, что ему нечего предложить жене, кроме титула и кучи долгов. И будь он проклят, если бы явился к невесте с пустыми руками, не имея возможности заботиться о ней.

— И все же именно это я и делаю, — вздохнул он, снова чуть-чуть жалея себя.

— Если вы имеете в виду, что старательно избегаете ответа на мой вопрос, то да, вы совершенно правы. Право же, Аласдэр, я чувствую, что должна жестоко обидеться. Вы что, не можете ответить даже на самый простой вопрос? Или во мне есть что-то, что вас раздражает? Я точно знаю, дело не в моей внешности, потому что… в общем, мне всегда казалось, что скромность — это глупая добродетель. Понятно же, что причина не может быть в моей внешности. И дело и не в моих высказываниях, потому что я ни разу не упомянула ничего такого, что так злило вас, когда вы обсуждали мои гениталии, и надеюсь, что дело не в платье, потому что это платье моей кузины, которое я перешила, поэтому, честное слово, если оно вас раздражает, так виновата Джиллиан, а не я, но я не думаю, что с вашей стороны честно сердиться на нее, потому что она сейчас плывет где-то на корабле и не может защититься от ваших грубых замечаний про ее выбор нарядов!

«Нет, и вправду поразительно, — думал Дэр, — я начал разбираться в мыслях Шарлотты». Ну, если быть честным, то после долгого разговора с ней мозги у него уставали, но все же он действительно наловчился. Остановив экипаж у небольшого кирпичного дома, арендованного им на время пребывания в Лондоне, Дэр повернулся к ней, чтобы сказать правду. Шарлотта склонила голову набок и смотрела на него взглядом, который, казалось, видит слишком многое, но при этом является воплощением невинности. Он подумал о том, на что станет похожа его жизнь, когда он свяжет ее с этой легкомысленной глупышкой, не умеющей думать ни о чем более серьезном, чем выбор платья. Он подумал о том, как будет увязать в долгах все глубже и глубже, пытаясь прилично содержать ее. Он подумал о своих юношеских мечтах, теперь растертых в прах. Он узнал ледяную руку отчаяния, сжавшую его сердце, и чуть не зарыдал от несправедливости всего этого.

— Аласдэр!

Он думал обо всем этом до тех пор, пока не встретился с ней взглядом, а после думал только о том, до чего она прелестна, до чего отличается от всех остальных дам, до чего необычна и неповторима, и что он готов растерзать любого мужчину, посягнувшего на нее.

— Милорд!

Он сжал зубы, осознав это нежеланное чувство собственности. Да будет так. Он принял решение, и теперь его долг — выполнить это решение. Один Господь знает, как он с этим справится. Дэра вообще не привлекала женитьба, а уж на Шарлотте, твердо намеренной повернуть все по-своему, невзирая на его желания… что ж, он обвенчается с ней и будет ею обладать, но в свое время и так, как сочтет нужным он. А она просто должна понять, что во второй раз он загнать себя в ловушку не позволит.

— Я бы не сделал вам предложение, считая, что кто-нибудь из нас будет сожалеть об этом, — сказал Дэр. — Но если вы передумали, пожалуйста, скажите мне об этом сейчас. А если нет… — он выпрыгнул из фаэтона и протянул ей руку, — моя сестра ждет, и вам нужно продумать свадьбу.

— Как вы смотрите на то, чтобы сыграть вашу свадьбу одновременно с нашей? — предложила сестра Аласдэра, с улыбкой оторвавшись от вышивания своих свадебных чулок. — Свадьба будет небольшая, но мы предлагаем вам объединиться. Мне кажется, это будет так романтично — всем пожениться одновременно.

Шарлотта подумала, что ничего романтичного в свадьбе нет. Ужасно, отвратительно, стыдно, невыносимо, кошмарная трата дня, который должен быть самым счастливым в жизни любой женщины, да-да, все именно так, но романтично? Тьфу!

Патриция повернулась к брату, сияя глазами и улыбкой:

— Дэр, ты же не будешь против пожениться одновременно с нами? Это будет просто чудесный день! Вы позавтракаете вместе с нами в отеле, а потом мы все вместе съездим в доки и посмотрим на корабль. Я уверена, что леди Шарлотте это понравится.