- Мэллой, ты, кажется, совсем меня не понимаешь. – Адам отлепился от стойки и раздражённо прошёлся по залу. – Это разные вещи. То, что было после смерти Дэнниса и то, что происходит сейчас – это далеко не одно и то же. Грейди НЕ УМЕР.
- Откуда ты это знаешь? – Не сдержалась девушка. - Ты двадцать лет ищешь о нем хоть каких-то сведений и не находишь абсолютно ничего. Разве это не доказывает, что его, возможно, вообще на свете нет?
- Это НИЧЕГО не доказывает. – Отрезал Бодро яростно и категорично. – Доказательством может быть только могила, документы, подтверждающие смерть, или на крайний случай, свидетели смерти. Ничего. Этого. Нет. А это значит, что Грейди не может быть для меня ПРОСТО ПАМЯТЬЮ, как Дэннис. Пока кто-нибудь не убедит меня в том, что он мёртв, я НЕ СМОГУ себе этого представить, как бы вам всем этого не хотелось. И мне вряд ли станет легче со временем, его уже и так достаточно прошло, тебе не кажется?
Да, он был прав. За двадцать лет любая, даже самая глубокая рана способна полностью зарубцеваться. И если этого не происходит, то…
- Ты просто внушил себе эту надежду, Адам. Тебе легче думать, что твой Грейди жив, хотя в душе ты, наверное, и предполагаешь, что он давно мёртв. Ты боишься этой правды, разве не так? Ты НЕ ХОЧЕШЬ смотреть ей в глаза, потому что она слишком страшная. А когда-нибудь тебе все равно придётся это сделать. Сейчас, через год, через пять или десять лет, но всё равно придется. Надежда хоть и умирает последней, но всё же УМИРАЕТ, Адам. Рано или поздно.
Наверное, не стоило ей всего этого говорить. Сейчас, когда Бодро так нужна была моральная поддержка, она, сама того не желая, била его по самому больному месту. Все её слова попадали прямо в точку, отражаясь на мужественном лице Адама целой гаммой самых разных эмоций. Но он сам хотел услышать мнение Мэллой, и сейчас она была как никогда искренна со своим другом и компаньоном. Ей хотелось помочь ему. Словом, советом – как угодно, однако для Бодро, опять же, это были совсем НЕ ТЕ слова, что он хотел от неё услышать.
- Я всё понимаю. – Тихо сказал он, потерянно застыв где-то посреди зала между столиками. – Я сам много об этом думал. Особенно по ночам, когда от кошмаров своих просыпался. Но это ничего не сможет изменить, я просто не смогу перешагнуть через себя, понимаешь? И это не объяснить словами. Я дал ему слово. Я поклялся, что вернусь и заберу его оттуда. И получается, я его предал, Мэллой. Как можно с этим жить и НИЧЕГО не делать?
- Адам, ты и так сделал всё, что мог. – У Мэллой уже ноги ныли от усталости, и она обессилено опустилась на одну из круглых табуреток перед стойкой. – Тебе не в чем себя упрекнуть. Ты не бросал его, ты сам говорил, что возвращался. Это судьба. Просто судьба, с которой уже ничего не сделаешь при всём желании. К чему это всё? Факсы по всей стране, частные детективные агентства – по-моему, ни одного уже нет, кто бы о тебе не знал. Давно пора остановиться.
К чему она всё это говорила? Адам начал отрицательно качать головой с первых же её фраз, да так и продолжал до самого конца, как китайский болванчик.
- Я остановлюсь, когда найду его.
- Ну а если ты никогда его не найдёшь? Ты когда-нибудь думал об этом?
- Никогда… - Он ни минуты не колебался с ответом.
- Тогда послушайся моего совета и подумай.
- Я не могу…Этот мальчик изменил всю мою жизнь. Никому этого не понять. Даже тебе.
Бодро бросил взгляд на часы: длинная тонкая стрелка переползла за двенадцать, обозначив начало одиннадцатого. Мэллой поняла, что он хочет уйти – как всегда, закрыться в своей раковине, в пустой тёмной квартире, наедине с кучей всяких переживаний, смешанных с надеждами и мечтами. Это, похоже, была самая лучшая для него сейчас отдушина – одиночество. Когда никто рядом не смотрит сочувственно, не жалеет, и не пытается переубедить. И вот тут понять своего друга Мэллой вполне могла.
- Тебе уже, наверное, пора. – Сказала она Адаму, и тот впервые за всё это время наконец-то с ней согласился.
- Да, пожалуй. Сегодня был тяжёлый день, а завтра… - Он так и не договорил, что будет завтра, хотя понять ход его мыслей много ума не требовалось. Завтрашний день мог стать либо самым счастливым в жизни Бодро, либо самым печальным.
Глава 2
Центральное Городское Управление с утра и до самого вечера напоминало большой, оживлённый муравейник. Случайный человек мог сходу заблудиться в этом душном лабиринте из бесконечных коридоров, кабинетов и отделов, в которых жизнь била ключом практически без перерыва. Телефонные звонки, разговоры, шуршание бумаг, глухой стук пишущих машинок, люди, бегающие туда-сюда с умными лицами… Одни делали вид, что работают, другие действительно выкладывались на полную катушку. Маленький мир, заключенный в казённое здание, со своими страстями, заботами и проблемами.
Когда Адам впервые пришёл сюда около двадцати лет назад, Управление показалось ему типичной «конторкой», где сидят одни только канцелярские крысы, даже близко не знакомые с настоящей жизнью. Война наложила свой, неизгладимый отпечаток на его восприятие действительности, и для того, чтобы как следует адаптироваться в родном городе, потребовалось немало времени. Портленд ничуть не изменился за годы его службы в армии, другим стал сам Бодро. Ему и сейчас не в шутку казалось, что его жизнь давным-давно расколота на две части – ДО и ПОСЛЕ Вьетнама. Промежутков не существовало. Капрал морской пехоты Бодро навеки остался в плену рисовых полей и опаленных огнём зеленых джунглей, а нынешнему сержанту полиции достались в наследство только его фамилия и целый багаж самых разных воспоминаний, с которыми волей-неволей приходилось мириться и жить. Целых двадцать лет… Страшно подумать, сколько времени он уже тут работал. Управление стало для него домом, семьей и единственным спасением от одиночества – тут просто некогда было скучать и впадать в депрессию. Может быть, поэтому Адам когда-то и выбрал себе именно этот непростой путь, даже не думая, насколько захватит его профессия детектива.
Нет, тогда он действительно не знал, что нашёл своё призвание. Течение жизни само собой принесло Адама в эту сферу деятельности, просто потому, что после Вьетнама ему особенно некуда было податься, а искать себя и как-то устраиваться было необходимо. О книжной романтике изначально не шло и речи, судьба с детства научила Бодро быть абсолютным реалистом. Просто в полиции лучше, чем где бы то ни было, могли пригодиться его военные навыки: отличная физическая и психологическая подготовка, быстрая реакция, владение оружием любого вида. Таких как он сюда принимали с распростертыми объятьями и поощряли всяческими привилегиями. Само слово «ветеран» служило своего рода визитной карточкой и заменяло любую безупречную характеристику, выданную рядовым копам, закончившим мирную Полицейскую Академию. Ну а если ветеран к тому же еще и служил в Войсках Специального Назначения, ему и особых усилий не стоило прилагать для того, чтобы прыгнуть из разряда рядовых детективов прямиком в сержанты. Дальше, без наличия высшего юридического образования карьерный рост, правда, уже не шёл, но Адам и не ставил перед собой такой задачи. Ему вполне нравилось быть сержантом, нравились коллеги по отделу и, что важно, нравилась сама работа, которая все эти годы держала Бодро в постоянной форме и не давала сойти с ума от тоски по Грейди.
Самым первым его другом и примером для подражания стал, конечно же, Дэннис Мэллой. Вот кто был неисправимым романтиком и рьяным борцом за справедливость! Адам долго не мог привыкнуть к чрезмерной эмоциональности напарника, его детское желание спасти весь мир часто не воспринималось скептической натурой Бодро всерьез. Дэн, пожалуй, был единственным полицейским в их отделе, который работал ради работы и получал высшее моральное удовлетворение, помогая ближнему своему. Продвижение по служебной лестнице тоже волновало его в самую последнюю очередь, и попервоначалу это был единственный аспект, объединяющий его с Бодро. До тех пор, пока Адам не узнал своего напарника ближе и не проникся его идеями в полной мере. Это оказалось совсем легко – посмотреть на вещи глазами Дэнниса Мэллоя. Его истины были просты как дважды два и, может быть, именно поэтому сразу же нашли отклик в душе бывшего морпеха. Порядок – это когда миром правит справедливость. Мир, сам по себе, не делится на чёрное и белое. В нём не бывает просто ДОБРА и ЗЛА, ибо человек – создание сложное и многогранное. Ему свойственно ошибаться и даже иногда преступать закон. Любому человеку. Только не полицейскому.