Петра и Розалинда были уже внизу. Как только я ступил на землю, «страж» хлестнул по спине лошади вожжами (тот, который был на второй лошади, сделал то же самое), и они укатили. Петра сразу же вцепилась мне в руку, но люди с луками по-прежнему не обращали на нас внимания: они с изумлением смотрели вслед удаляющимся лошадям.

На первый взгляд ничего резко отличающегося от НОРМЫ у этих людей не было. Но приглядевшись, я увидел, что рука одного из них, державшая лук, была шестипалой. У другого голова была похожа на коричневое яйцо без всяких признаков растительности. У третьего были непропорционально большие ступни и ладони.

Мы с Розалиндой испытали невольное облегчение от того, что не столкнулись с настоящими чудовищами, которых порой рисовало нам наше воображение. Петра тоже, казалось, успокоилась: никто из встретившихся нам не был похож на Волосатого Джека.

Когда лошади скрылись из виду, люди принялись рассматривать нас. Двое или трое отделились от группы и велели нам идти за ними, остальные отвернулись, потеряв к нам всякий интерес.

По проторенной тропинке мы с провожатыми углубились в лес, но скоро вновь вышли на открытую местность. Справа от нас была стена из красноватых утесов – обратная сторона вертикального склона, обращенного к реке. На ней там и сям располагалось множество расщелин и лестниц из грубо связанных веток, ведущих наверх. Прямо перед нами стояло несколько жалких домишек, вернее сказать, лачуг. Возле них вился небольшой дымок от костра, на котором, по-видимому, разогревалось какое-то варево. Несколько мужчин в лохмотьях и довольно много женщин, грязных и очень неряшливо одетых, расположились у костров. Время от времени кто-нибудь из них с видимой неохотой поднимался и подбрасывал ветки и сучья в костер.

Минуя лачуги, мы пошли к самому большому шалашу – он был сделан из старого брезента, которым у нас обычно накрывали стога сена. Прямо у входа в шалаш сидел человек и внимательно смотрел на нас. Когда я вгляделся в его лицо, то в ужасе попятился: мне показалось, что на меня смотрит мой отец… И тут же я узнал его… Это был тот самый «Паук», которого я видел в Вакнуке лет семь-восемь назад.

Наши провожатые подтолкнули нас вперед, и мы очутились прямо перед входом в шалаш. «Паук» внимательно оглядел всех троих. Глаза его медленно ощупали с ног до головы Розалинду – всю ее стройную фигуру, – но так равнодушно, что у меня не возникло и тени беспокойства, потом остановился на мне. С минуту он глядел на меня в упор и, наконец, удовлетворенно хмыкнул.

– Помнишь меня? – спросил он хрипловатым голосом.

– Да, – честно сказал я.

– Не очень-то похоже на Вакнук, а? – он обвел глазами равнину с лачугами и вновь уставился на меня.

– Не очень, – кивнул я.

Он помолчал, что-то обдумывая.

– Ты… знаешь, кто я? – наконец, спросил он.

– Догадываюсь, – ответил я.

– Ну? – он вопросительно приподнял брови.

– У отца был старший брат, – не очень уверенно начал я. – Сначала он был признан нормальным… А года через три после рождения у него отобрали Метрику и… он куда-то делся… Его забрали…

Он молча кивнул.

– Все правильно, да не совсем… Мать очень его любила… и нянька тоже… Когда за ним пришли, его уже не было… Понимаешь, что это значит? Они не успели… Ну, ты ведь знаешь, что они обычно делают перед тем, как избавиться от таких, как я… Словом, дело замяли, словно ничего такого и не было… – он горько усмехнулся. – Старший сын. Наследник… Вакнук должен был быть мой! Он и был бы, если бы не… – он вытянул во всю длину свою руку и секунды две рассматривал ее так, словно видел впервые. Потом он снова взглянул на меня в упор.

– Тебе известно, какой длины должна быть рука у человека?

– Нет, – сознался я.

– Мне тоже, – сказал он, – но кому-то там, в Риго, это было известно… Кому-то из грамотеев… И потому Вакнук принадлежит не мне, а я живу как дикарь… И среди дикарей. Ты старший сын?

– Старший, – кивнул я, – и единственный. Был еще один, младший, но…

– Не выдали Метрику?

Я молча кивнул.

– Стало быть и ты теперь лишился Вакнука?

Это как раз тревожило меня меньше всего. Я вообще никогда не думал, что мог (и должен был) унаследовать Вакнук. Должно быть, у меня всегда было подспудное ощущение, что рано или поздно меня раскусят и мне придется спасаться бегством. Я так долго жил с этим чувством, что теперь совершенно не страдал от той злобы и обиды, которая, по-видимому, переполняла душу «Паука». Я так ему и сказал: что, мол, только рад быть здесь, в безопасности. Это ему как будто не пришлось по душе.

– У тебя просто духу не хватает драться за то, что должно принадлежать тебе по праву, – презрительно буркнул он.

– Если по праву это ваше, то, значит, оно уже не может быть моим, – возразил я. – А кроме того, мне надоело прятаться!

– Все мы тут прячемся, – сквозь зубы процедил он.

– Может и так. Но каждый из вас здесь может быть самим собой! Вам не нужно притворяться, не нужно все время быть начеку, чтобы, не дай Бог, не проговориться! Не нужно десять раз подумать, прежде чем открыть рот!…

– Мы слыхали о вас, – кивнул он. – У нас есть свои способы узнавать про многое… Но я, признаться, не очень понимаю, отчего это они так на вас ополчились?

– Мы думаем, – попытался объяснить я, – что они нас боятся. Нас ведь нельзя распознать по внешности. Они наверняка подозревают, что таких, как мы, еще много. Но узнать они про них ничего не могут, пока те сами себя не выдадут… Они хотят схватить нас, чтобы мы выдали остальных…

– Да, этого, пожалуй, достаточно, чтобы постараться не попасть им в руки, – задумчиво сказал он.

В этот момент я уловил голос Мишеля. Розалинда о чем-то с ним разговаривала, но мне трудно было одновременно слушать их, и «Паука», поэтому я не стал вмешиваться.

– Значит, теперь они будут охотиться на вас здесь, в Джунглях? Что ж… А сколько их?

Не зная, что ему известно про нас и знает ли он про Мишеля, я заколебался. Его глаза сузились, и он сказал:

– Вряд ли тебе стоит морочить нам голову, парень. Охотятся ведь они за вами. Выходит, вы привели их за собой сюда, к нам. А какой нам резон заботиться о вас? Может, проще будет выдать вас им с потрохами, да и дело с концом, а?

Петра услышала конец его фразы и вздрогнула от страха.

– Больше сотни, – быстро сказала она.

Он довольно глянул на нее.

– Ага, значит, среди них есть один из ваших!… Я так и думал, – самодовольно ответил он. – Сотня или больше… Многовато для вас троих, а, парень? Не прошел ли у вас слух о готовящемся набеге из Джунглей?

– Было такое, – признался я.

– То-то и оно, – вновь усмехнулся он. – Видать, они на этот раз решили опередить нас, ну а заодно и вас схватить. Наверняка они идут по вашим следам… Где они теперь?

Я связался с Мишелем и выяснил, что основной отряд еще в нескольких милях от тех, кто стрелял в нас. Но все равно они были уже близко. Теперь надо было как-то сообщить это человеку, сидящему передо мной и державшему судьбу всех нас в своих длиннющих руках. Но сказать ему так, чтобы это его не озлобило и не настроило против нас.

Он воспринял мои сведения довольно спокойно.

– Твой отец с ними? – только и спросил он.

Это был непростой вопрос. Я пытался обходить его даже в разговорах с Мишелем. Не стал я спрашивать его и сейчас. Я просто сказал, помедлив секунду-другую:

– Нет.

Краем глаза я видел, что Петра хочет что-то сказать, и уловил, как Розалинда «одернула» ее.

– Жаль, – заметил он, – это было бы очень кстати. Я никогда не терял надежды, что рано или поздно мы с ним еще сведем счеты. Впрочем, может, он на деле-то не такой поборник Чистоты Расы? А, парень?

Он продолжал смотреть на меня холодными, изучающими глазами. Я почувствовал, что Розалинда поняла, почему я не спросил Мишеля об отце, и уловил ее нежность и сочувствие ко мне… Неожиданно «Паук» отвел взгляд от меня и уставился на Розалинду. Она не отвела глаз и несколько секунд холодно на него смотрела… А потом, к моему великому изумлению, раскрылась… Она опустила глаза, и лицо ее залила краска. Он довольно улыбнулся. В то же мгновение я ощутил, что раскрыться, сбросить с себя маску заставил ее страх, выплеснувшийся наружу с дикой силой… Страх, который она так хорошо умела прятать… Это была не женщина, пасующая перед мужчиной, перед мужской волей, а ребенок, испугавшийся чудовища… Петра тоже уловила этот страх и вскрикнула.