— Не сегодня, — уже во второй раз за вечер повторил он.

Их взгляды скрестились. Лотти понимала, что ей следует вести себя как ни в чем не бывало. Набраться терпения. Ее раздражение и требования только оттолкнут его.

Но к собственному ужасу, она вдруг выпалила:

— Останься!

Оба знали: речь идет не о минутах или часах. Лотти требовала, чтобы Ник остался с ней на всю ночь.

— Ты же знаешь: я не могу, — тихо ответил он.

— Все будет хорошо. Твоих кошмаров я не боюсь. — Лотти села, вглядываясь в его неподвижное лицо. Внезапно слова полились из ее уст потоком, голос задрожал:

— Я просто хочу, чтобы ты остался со мной. Хочу быть рядом. Скажи, что я должна сделать ради этого? Объясни, будь так добр, потому что мне постоянно хочется большего, чем ты соглашаешься дать.

— Ты сама не понимаешь, о чем просишь.

— Обещаю, я никогда не…

— Никакие заверения и обещания мне не нужны, — хрипло перебил он. — Я просто констатирую факт. Кое-что тебе лучше не знать.

— Когда-то ты просил довериться тебе. В ответ я тоже прошу у тебя доверия. Расскажи об этих кошмарах. Объясни, что мучает тебя.

— Нет, Лотти. — Но вместо того чтобы уйти, Ник стоял на месте, словно ноги отказались подчиняться рассудку.

Внезапно Лотти поняла, как его изводит желание во всем признаться ей — и безоговорочная убежденность, что она сразу отвергнет его. На лбу Ника выступил пот, кожа заблестела, как мокрая бронза. Ко лбу прилипло несколько темных прядей. Лотти изнывала от желания прикоснуться к нему, но не двигалась с места.

— Я не отвернусь от тебя, — произнесла она. — Ни за что. Тебе снится то, что случилось в плавучей тюрьме, да? С настоящим Ником Джентри? Ты убил его, чтобы занять его место? Это и мучает тебя?

По тому, как вздрогнул Ник, Лотти поняла, что она недалека от истины. Трещина в его броне стала шире, он растерянно покачал головой, взглянул на Лотти со смесью упрека и отчаяния:

— Все было совсем не так.

Лотти смотрела на него, не отводя взгляд.

— А как?

Он вдруг изменился: как-то обмяк, ссутулился, словно примирившись с судьбой. Прислонившись плечом к стене, полуотвернувшись от Лотти, он устремил взгляд в какую-то отдаленную точку на полу.

— Меня упекли в тюрьму потому, что обвинили в смерти человека. В то время мне было четырнадцать. Я примкнул к банде разбойников, мы напали на проезжающую карету и ограбили ее. Старик пассажир умер. Вскоре после этого всех нас поймали и предали суду. Мне было стыдно объяснять, кто я такой, и я назвался просто Джоном Сиднеем. Четырех членов банды вскоре повесили, а мне, как малолетнему преступнику, смягчили приговор. И отправили на десять месяцев на «Скарборо».

— Приговор вынес сэр Росс, — пробормотала Лотти, вспомнив рассказ Софи.

Горькая улыбка тронула губы Ника.

— Никому из нас и в страшном сне не могло привидеться, что когда-нибудь мы породнимся. — Он еще тяжелее привалился к стене. — Едва ступив на борт корабля, превращенного в плавучую тюрьму, я понял, что не протяну здесь и месяца. Милосерднее было бы просто послать меня на виселицу. Корабль прозвали академией Данкомба — по фамилии капитана. Половину узников корабля недавно унесла тюремная лихорадка. Им повезло. «Скарборо» был меньше всех плавучих тюрем, стоящих на якоре у самого берега. Места на нем с трудом хватало сотне узников, но в трюм набивали вдвое больше. Потолок там был таким низким, что даже я не мог выпрямиться во весь рост. Заключенные спали прямо на голом полу или на дощатых нарах вдоль бортов. На каждого приходилось пространство длиной шесть футов и шириной двадцать дюймов. Почти все время мы были закованы в ручные и ножные кандалы, от непрестанного лязга цепей у меня раскалывалась голова.

Но хуже всего была вонь. Нам редко удавалось вымыться — мыла вечно не хватало, приходилось споласкиваться морской водой. Нашу тюрьму не проветривали, воздух проникал в нее только через узкие бойницы со стороны моря, которые оставляли открытыми. Зловоние было таким чудовищным, что тюремщиков, по утрам отпирающих люки, шатало, а один как-то упал в обморок. Рано вечером люки запирали, и до следующего утра узники были предоставлены самим себе — никто не следил за порядком в трюме.

— Чем же занимались заключенные? — спросила Лотти. Губы Ника раздвинулись в хищной усмешке, от которой Лотти бросило в дрожь.

— Резались в карты, дрались, замышляли побеги, содомили.

— «Содомили»? Что это значит? Ник метнул в нее быстрый взгляд.

— Насиловали друг друга.

Лотти ошеломленно покачала головой-

— Но ведь мужчину нельзя изнасиловать!

— Уверяю тебя: еще как можно, — сардонически усмехнулся Ник. — Именно такого насилия я страстно хотел избежать. К несчастью, жертвами чаще всего становий мои ровесники — мальчики четырнадцати-пятнадцати лет Я выжил только потому, что подружился с парнем постарше, гораздо более опытным, чем я.

— С Ником Джентри?

— Да. Он оберегал меня, пока я спал, учил защищаться, заставлял есть, чтобы я выжил, — даже тухлятину которую едва удавалось проглотить. Целыми днями болтая с ним я не изводился от безделья и потому сохранил рассудок. Если бы не он, я бы точно не выжил. Я с ужасом ждал дня, когда его отпустят на свободу: через шесть месяцев после того, как я попал на «Скарборо», Джентри сообщил что его срок истекает через неделю. — На его лице появилось такое выражение, что у Лотти судорожно сжалось сердце. — Он прожил в этом аду целых два года, оставалось вытерпеть еще неделю. Мне следовало бы порадовался за него. Но я не мог. Я думал только о том, что после освобождения Ника мне не прожить и пяти минут

Он умолк, погружаясь в воспоминания

— И что же было дальше? — тихо спросила Лотти — Рассказывай.

Лицо Ника стало безучастным. Его память надежно хранила тайны не собираясь делиться ими. Со странной холодной улыбкой презрения к себе он выговорил

— Не могу.

Лотти с трудом сдерживалась, чтобы не спрыгнуть с постели и не броситься к нему. Ее глаза заволакивали слезы, она неотрывно смотрела на полускрытую в тени фигуру мужа.

— Как умер Джентри? — спросила она. Ник судорожно сглотнул и покачал головой. Понимая, что он мучительно борется с самим собой,

Лотти попыталась помочь ему.

— Не бойся, — прошептала она. — Я все равно буду с тобой.

Отвернувшись, он сощурился так, словно ему в глаза ударил ослепительный свет.

— Однажды ночью на меня напал один из заключенных, некто Стайлс. Пока я спал, он стащил меня с нар и придавил к полу. Я отбивался, как мог, но он был вдвое тяжелее меня, и никто не смел за меня вступиться. Стайлса боялись все. Я начал звать на помощь Джентри, надеясь, что тот оттащит ублюдка прежде, чем он… — Ник осекся и сдавленно, невесело усмехнулся.

— И Джентри помог тебе?

— Да… болван… — Он издал звук, подозрительно напоминающий всхлип. — Он знал, что помогать мне бессмысленно. Что меня изнасилуют если не сейчас, то после того, как он освободится. Мне не следовало просить о помощи, а ему — помогать мне. Но он оттащил Стайлса, и…

Повисла долгая пауза.

— Ник погиб в драке? — с трудом выговорила Лотти.

— Нет, позднее той же ночью. Помогая мне, Ник нажил заклятого врага и вскоре поплатился за глупость. Незадолго до рассвета Стайлс задушил Ника во сне. К тому времени, как я понял, что произошло, было уже слишком поздно. Я бросился к Нику, попытался разбудить его, заставить дышать… Он не шевелился. Его тело остыло у меня на руках. — Подбородок Ника задрожал, он хрипло прокашлялся.

Лотти не могла остановиться на полпути, не дослушав историю до конца:

— Как ты выдал себя за Джентри?

— Каждое утро помощник врача и один из стражников вытаскивали из трюма трупы тех, кто умер ночью — от болезней, голода и, как они выражались, от «упадка сил». Умирающих забирали наверх и размещали в баковой надстройке. Я притворился больным — это было нетрудно. Нас подняли наверх, спросили, кто я такой и знаю ли я имена умерших. Стражники не могли уличить меня во лжи — для них все мы были на одно лицо. А поскольку я еще поменялся одеждой с Ником… когда он уже был мертв… никто не усомнился, что я и есть Ник Джентри, а покойник — Джон Сидней. Несколько дней я провел в лазарете, притворяясь больным, чтобы меня не отправили обратно в трюм. Остальные больные были слишком слабы, чтобы выдать меня.