Уэсти нашел любимую на кухне и попытался успокоить с помощью объятий и нескольких чашек чая.

— Мне придется вкалывать еще лет десять, прежде чем я сумею собрать достаточно денег! — всхлипывала Элис.

— Я попробую что-нибудь, придумать, — туманно пообещал Уэсти. — Быть может, кто-то предложит хорошую цену за мои дипломные работы…

Увы, оба знали, что это весьма маловероятно и что продать что-либо Уэсти вряд ли удастся.

Какими бы талантливыми ни были сделанные им копии, в области настоящего искусства он по-прежнему оставался все той же «посредственностью с двумя минусами» — по крайней мере в глазах тех, кому предстояло решать его дальнейшую судьбу. Тот же ректор училища — старый профессор Гиссинг — относился к его новаторским идеям с нескрываемым скептицизмом. Однажды Уэсти «пробил» его по интернету и выяснил, что старый козел отложил кисть еще в семидесятых годах прошлого века. В последние три десятка лет этот субъект занимался только тем, что писал занудные статейки и читал скучные лекции, однако именно от таких, как он, зависело будущее Уэсти как художника. И это было чудовищно несправедливо! Уэсти готов был даже поверить в существование негласной установки, отказывавшей выходцам из низших сословий (сам он был сыном почтальона и продавщицы) в наличии любых творческих потенций.

Докурив косяк, Уэсти затолкал его в ближайшую пепельницу и, сложив руки на груди, пару раз прошелся по студии. В последнее время Элис заходила сюда все реже и реже, предпочитая кухню или спальню. Царящий в комнате беспорядок действовал ей на нервы, однако прибираться в студии она не спешила, боясь «спугнуть вдохновение». В подтверждение своих слов Элис рассказывала о поэте, с которым была знакома еще в годы учебы в университете. Однажды друзья, вместе с которыми он снимал квартиру, решили сделать ему сюрприз, устроив в его комнате генеральную уборку Поэт был застигнут врасплох; друзей он поблагодарил, однако впоследствии еще долгое время не мог написать ни строчки.

Уэсти немного поразмыслил над услышанным, потом спросил, насколько близко Элис была знакома с этим поэтом.

Слово за слово, дело кончилось очередной ссорой.

Резкий звонок в дверь заставил Уэсти вздрогнуть. Оказывается, он почти заснул, глядя в окно на проносящиеся по улице машины. Неплохо было бы лечь в постель, но вечером Элис непременно спросит, что он сделал за день…

Снова задребезжал звонок, и Уэсти задумался, кто бы это мог быть. Разве он кому-то должен?.. Или это родители Элис решили поговорить с ним втайне от дочери и, быть может, подкинуть ему деньжат, чтобы он как можно скорее исчез? А может, это потрясающий жестяной кружкой сборщик пожертвований или волонтер из статистического бюро, желающий задать ему несколько вопросов о его политических пристрастиях? Кто бы это ни был, Уэсти вовсе не желал, чтобы его постоянно отвлекали от дела. В конце концов, ему нужно работать — накладывать последние мазки… или шнырять по помойкам или лавкам старьевщиков в поисках недорогих позолоченных рам, чтобы вставить в них своих Стаббсов, Констеблей и Ребернов.

Он все же открыл дверь и увидел на пороге человека, от мнения которого зависело многое, если не все. Это было вовсе не привидение, а сам профессор Гиссинг, который к тому же вежливо извинился за поздний визит:

— …Я искал вас сначала в мастерских, потом у вашего выставочного стенда, но…

— Я предпочитаю работать ночью, поэтому большую часть своих картин я держу здесь, — объяснил Уэсти.

— Бледное лицо и красные глаза — это ведь следствие ночных бдений, я угадал? — Профессор улыбнулся. — Вы не возражаете, мистер Уэстуотер, если мы зайдем? Не волнуйтесь, мы не отнимем у вас много времени.

Гиссинг сказал «мы», потому что был не один. С ним было еще двое — профессор представил их просто как своих друзей, не называя имен. Их лица были Уэсти незнакомы. Торговцы картинами или коллекционеры пришли прицениться к его работам еще до начала дипломной выставки? Это было маловероятно, но Уэсти все же провел всю компанию в гостиную-студию. Здесь Гиссинг взял бразды правления в свои руки и жестом предложил всем садиться. Один из гостей попытался снять покрывающую софу простыню, но Уэсти поспешил его остановить.

— Я бы на вашем месте этого не делал, — быстро сказал он. — Я нашел этот диван на помо… на свалке. Там, на обивке, есть несколько любопытных пятен…

— Несомненно, от пива… — определил гость, потянув носом.

— И любопытных запахов, конечно…

Профессор тоже принюхался:

— Я чувствую не только пиво. Похоже, здесь пахнет старой доброй канабис сатива. Не так ли, мистер Уэстуотер?

— Виновен, ваша честь, — отозвался Уэсти. — Хороший косяк стимулирует работу творческих центров мозга.

Все трое гостей поочередно кивнули, и в гостиной воцарилась тишина. Уэсти первым нарушил молчание. Слегка откашлявшись, он сказал:

— Я бы предложил вам чаю, но у нас, к сожалению, кончилось молоко.

Гиссинг отмахнулся от его предложения. Потирая руки, он бросил быстрый взгляд на одного из своих друзей — хорошо одетого, сравнительно молодого мужчину. Уэсти дал бы ему лет тридцать пять, возможно — чуть больше.

— Мы пришли, мистер Уэстуотер, — произнес мужчина приятным баритоном, — чтобы предложить вам заработать на новый диван и на… на все остальное.

Безымянный гость так и не сел. Вместо этого он остановился у стены, разглядывая прислоненные к ней картины. Выговор у него был чисто городской, без всяких таких штучек, которые дает привилегированная частная школа, и Уэсти подумал, что парень, скорее всего, всю жизнь прожил в Эдинбурге.

— Вы хотите купить мою картину? — осторожно поинтересовался он. — Вот не думал, что профессор столь высокого мнения о моих талантах…

— Способности у вас, безусловно, есть, — отозвался Гиссинг с улыбкой. — Что касается моего мнения, то… Я могу устроить так, что курс вы закончите с отличием. Это означает, в частности, что после выпуска у вас появятся определенные преимущества.

— Сдается мне, ваше предложение очень похоже на… забыл, как это называется…

— Сделку с дьяволом?.. — подсказал профессор. — Ни в малейшей степени!

— Что вовсе не отменяет финансовых стимулов, — добавил незнакомец.

— В качестве ректора Художественного училища, — прогудел Гиссинг, — я позволил себе заглянуть в ваше личное дело, мистер Уэстуотер. Вы много раз подавали заявление на выплату вам стипендии и материальной помощи…

— И каждый раз получал отказ, — напомнил Уэсти.

— Вы, вероятно, много задолжали. Речь идет о десятках тысяч… Мы предлагаем вам шанс освободиться от долгов и начать все сначала, с чистого листа, так сказать…

— Что ж, я с удовольствием покажу вам мои работы.

— Я на них смотрю, мистер Уэстуотер, — сказал разговорчивый незнакомец. — И они мне нравятся.

— Зовите меня просто Уэсти и на «ты» — мне так привычнее.

— Хорошо, Уэсти. — Мужчина кивнул и взял в руки коня Стаббса. Шкура животного переливалась и играла, как только что очищенный каштан. — У тебя прекрасное чувство цвета. Кроме того, профессор сказал, что ты превосходный копиист, а у нас нет оснований ему не доверять. Дело, однако, в том, что мы не хотим приобретать готовые картины…

— Работа на заказ? — От нетерпения Уэсти заерзал на стуле, хотя многое ему было непонятно. И почему второй незнакомец все время молчит — только проверяет сообщения на своем мобильнике?

— Секретная работа, — поправил Гиссинг. — Никому ни слова, а главное — никаких вопросов!

Молодой мужчина повернулся к профессору.

— Мне кажется, — медленно сказал он, — Уэсти вовсе не глуп. Кое-что уже сейчас вызывает у него подозрения, и я его отлично понимаю. Мне кажется, нет никакого смысла скрывать от него наш… наш проект. В конце концов он все равно догадается… — Держа в руках Стаббса, мужчина сделал несколько шагов и остановился прямо напротив Уэсти, однако обращался он по-прежнему к Гиссингу. — Если мы хотим, чтобы Уэсти выполнил для нас эту важную работу, мы должны ему доверять. — Тут он улыбнулся молодому художнику. — Профессор говорил мне, что в тебе есть бунтарская жилка: ты любишь шокировать снобов и консерваторов от искусства. Это правда?