Иван провел в плену сто шестьдесят дней, почти шесть месяцев. Испытал целую гамму чувств, колоссальный диапазон переживаний. Очень сложно передать в двух словах.

Военнопленные содержались в ужасных условиях. Для яркости представления, чтобы вы понимали: в первый месяц до середины марта ребятам давали чашку старой, вареной, без соли, жира, кукурузы — раз в день на здорового человека, от которого требовали тяжелой физической работы.

Со временем Ивана и остальных мужчин перевели в подвал старой школы. Потом в бревенчатую землянку, полную вшей огромных размеров, неимоверного количества вшей. Очень часто парень ловил себя на мысли о том, что он находится в предбаннике какого-то ада. Здорово помогла сила воли, физическая подготовка, жажда жизни. Упорство, упрямство, которому мог позавидовать даже горный ишак.

И…

Мысли о Тасе.

Любимая, я вернусь к тебе.

Живой.

Выдержу все.

Несмотря ни на что.

Пройду все испытания, чего бы мне это не стоило.

Если для Вани шел четвертый месяц заключения, то для его собратьев восьмой, девятый. Многие не выжили, практически все контрактники были уничтожены. В живых оставались самые жаждущие жизни офицеры, плен так и не смог их сломить. Близко подружились с Иваном, поддерживали друг дружку, в любой ситуации не давали товарищу унывать, совместными усилиями разрабатывали план побега.

Прошли через все: допросы, избиения, голод, расстрелы. Из ста пятидесяти человек в лагере осталось сорок семь, остальные по разным причинам погибли — от болезни, дистрофии, расстрелов, от налетов нашей авиации. Несколько человек бежали.

Охранники относились к военнопленным ужасно. Действовала психология человека, имеющего над другим временное превосходство. Все просто: я — вооружен, а ты — без оружия, я — сытый, ты — голодный, я — сильнее, ты — слабее, я могу тебя сейчас убить и знаю, что никаких последствий для меня не будет, а ты не можешь протестовать.

Чувство временного — все в жизни временно — превосходства, оно видимым образом уродует, калечит человека, худшие качества вылезают наружу. Иван поймал себя на мысли, что среди охраны много каких-то ущербных людей, которые чем-то озлоблены: у кого-то погибли родственники, у кого-то разрушен дом, у кого-то разбита машина, кого-то ограбили, кто-то в силу физических недостатков имеет какой-то комплекс, пытается какое-то несовершенство компенсировать насилием над другим человеком.

Даже мизерная, абсолютно призрачная, иллюзорная власть рядового охранника над пленным, уродовала многих. Страдания ребят усиливались, потому как порой наскоки были очень изощренными, как физически, так и морально, духовно.

Лагерь, чем то напоминал концентрационный — это неизменно. Страсти, страдания, сопровождающие насильственное задержание, все было и здесь. Те же жуткие, примитивные условия содержания, вши, антисанитария, отсутствие медикаментов, полнейшее бесправие, голод, холод. Все это усиливалось бомбежками, абсолютной неопределенностью положения.

Друзья уже не ждали окончания войны, ни ее продолжения. Потому как отсутствие всякой информации ставило в тупиковое положение. В том подвале жизни, в ситуации безнадежности, бесперспективности дальнейшей жизни оно ставило многих в тяжелейшее морально-психологическое состояние. Молодые люди умирали от страха, безверия, отсутствия надежды.

Как то военнопленные нашли выброшенную на мойку кастрюлю, где месилось тесто, чтобы печь хлеб охранникам. Ребята собрали остатки теста, соскребли со стенок кастрюли — их хватило всего лишь на полкружки. Без дрожжей, без жира, на воде, сделали подобие замеса, в этой кружке на костре испекли пасху

Порой в заключенных проявлялись самые зверские, низменные качества, любой ценой выжить за счет ближнего. 

В августе начались бои в Грозном, глава боевиков взяв с собой большую часть соратников, уехал воевать. Лагерь осталось охранять одиннадцать чеченцев, в том числе женщина, которая занималась хозяйством. Двадцать пятого августа ненадолго вернулся командир, боевик прибывал в отличном настроении.

Рассказал о том, что Грозный взят, базу нужно переводить туда, уже нашлось удобное место. С этим и уехал.

Пленники поняли, выход только один — бежать. Стали думать. Один из вариантов — уйти ночью. Боевики дежурили обычно по двое, иногда службу нес один чеченец. Брал с собой на пост кого-то из военнопленных, очень любил спорить о религии, боевика заводили подобные разговоры, мужчина тут же забывал о своих непосредственных обязанностях.

План побега строился на том, что в одно из таких дежурств офицеру удастся убрать своего охранника. Рассчитывали незаметно стащить на работе в столовой нож.

После недолгих раздумий ребята от этого плана отказались — слишком рискованный, много должно быть удачных совпадений.

Другой вариант — попробовать добраться до оружия, когда боевики обедали. Пленники давно подметили, охрана слишком беспечно относилась к своему оружию. Автоматы зачастую оставляли в блиндаже, вешали на дерево. Только один из охранников, постоянно напоминал своим:

Будьте осторожнее, в пленниках может проснуться русский медведь.

На такие замечания, как правило боевики только посмеивались:

Куда они денутся?

На дорогах, в селах повсюду наши люди.

Второй вариант ребята тоже забраковали: боевики никогда не садились за стол все вместе.

В конце концов военнопленные сошлись в одном: самый реальный способ сбежать — перебить охранников во время молитвы.

Вечером, когда чеченцы вышли на четвертый намаз, Иван с другом находились рядом с кухней. Офицер чистил картошку, осторожно поглядывая на дерево, где висел ручной пулемет. Чеченка повариха приказала Ване сходить в погреб за чесноком.

Погребок находился рядом с палаткой. Иван незаметно пробрался в нее, нашел то, что искал — автомат с патронами. Нужно бесшумно передернуть затворную раму, чтобы первый патрон оказался в стволе. Сделать это, когда нервы на пределе, оказалось непросто.

Парень замешкался, его окликнула повариха:

— Где ты там потерялся?

Ваня отложил автомат в сторону, вернулся к столу. Мельком посмотрел на друга, у офицера на лбу выступили капельки пота.

Наступил тот момент, когда нужно делать выбор: все или ничего. Иван переборол страх.

— Вы положили в суп мало лука, давайте я принесу, — парень, как мог в данной ситуации, дружелюбно предложил поварихе.

— Возьми еще три луковицы, — согласилась пожилая женщина.

Ваня, не чувствуя под собой ног, снова пробрался в палатку, и, уже не таясь, быстро перезарядил автомат. Выскочил из палатки, в упор дал очередь по молящимся. Семь боевиков, стоявших в ряд, упали как подкошенные. Все пули нашли свою цель.

Как долго я мечтал об этом!!!

Еще четверо чеченцев, находившихся около кухни, бросились врассыпную. Иван тут же начал стрелять по одному из них. Боевик бежал, петляя.

Резвый ублюдок!

Пришлось выпустить по нему весь рожок. Троим чеченцам удалось таки скрыться в близлежащих кустах.

Пока Иван с другом разбирались с охраной, остальные там и тут боролись с боевиками. Стрельба прекратилась, военные собирали трофеи: автоматы, ручной пулемет, гранатомет, несколько гранат, разгрузки.

— Предлагаю каждому взять по гранате, — предложил офицер, — лучше взорвем друг друга, чем снова попадем в лапы боевиков.

Ребята шли всю ночь, несколько раз им казалось, что их преследуют. Они слышали автоматные выстрелы — кто-то прочесывал лес.

Господь Бог в ту ночь смилостивился над беглецами, направлял их в обход чеченских постов и баз, мимо минных полей и селений.

Утром кому-то из товарищей Ивана местность показалось очень знакомой. Когда-то в составе своей воинской части он нес здесь службу. Беглецы решили не ждать ночи, попытаться выйти к своим, соблюдая все меры предосторожности. Рано расслабляться, есть большая вероятность нарваться на группы чеченских боевиков.