— Да, я мечтала увидеть настоящий Крестовый поход с тех пор, как меня призвали в летописцы.

Кёрз кивнул.

Несколько секунд спустя дверь снова открылась с шипящим звуком, и вошел еще один космодесантник. Его тонкое лицо было не лишено своеобразной привлекательности, несмотря на два шрама, которые пересекали левые бровь и щеку.

Из-за них легионер как будто непрестанно ухмылялся, но чуть позже я поняла, что его гримаса высокомерия рождена не нижним шрамом. Повелитель Ночи сам презрительно кривил губу, изучая меня взглядом. Если в Кёрзе, наряду с хищной натурой, чувствовался холодный расчет, то от этого воина исходила беспримесная злоба. Он не просто убивал, а получал от этого удовольствие.

— Это мой советник, капитан Яго Севатарион, — представил его Кёрз. Он даст тебе все, что ты хочешь.

Я подошла к космодесантнику. От его пристального взгляда у меня все холодело внутри, но я старалась не поддаваться страху.

— Спасибо, капитан, — вымолвила я, пока еще могла говорить.

— Зови меня просто Севатар, — отозвался он, и его глаза заинтересованно загорелись. — Интересно, получится ли у нас отыскать для тебя сражение, достойное попадания в летописи Императора.

— Держись.

В этой инструкции не было необходимости. Мне показалось, что Севатар посмеивается надо мной, наслаждаясь ситуацией. Мои руки так крепко зажали в фиксаторах, что я практически не чувствовала кончиков пальцев. «Громовой ястреб» трясся из-за турбулентности и нерегулярных толчков — включений плазменных двигателей, видимо, необходимых для хоть какой-то коррекции курса.

Капитан стоял рядом со мной. Его доспех непрерывно подвывал, приспосабливаясь к позе своего владельца при каждом рывке.

— Как. У вас. Получается. Стоять? — Сквозь стиснутые зубы говорить было непросто.

Севатар ухмыльнулся, и шрам на щеке зловеще изогнулся.

— Без труда, летописец. Мы летим медленнее обычного для твоего удобства. — Он хлопнул латной перчаткой по массивному фиксатору. — На боевой высадке твой позвоночник переломился бы надвое, даже с поддержкой.

Внезапно заработали тормозные двигатели, и снижение прекратилось. Я почувствовала отток крови от головы, и, несмотря на фиксаторы, меня прижало к сиденью. Перед глазами стали проплывать пятна, голова закружилась.

Все длилось лишь несколько секунд, хотя мне казалось, что дольше. Шасси ударились о землю, посадка была резкой, меня отшвырнуло на стенку фюзеляжа. Фиксирующие устройства скрипнули, высвобождая отсек с сопровождавшим нас отделением Повелителей Ночи. Севатар надел шлем и повернул, герметизируя броню под шипение воздуха. Лицевая пластина имела форму черепа с клыками, на каске крепились два крыла летучей мыши — эмблема легиона. Весьма неприятно видеть над собой подобную картину. Воин вытянул из держателя над сиденьями оружие с длинным древком и слегка изогнутым цепным клинком с зубьями, блестевшими при кирпично-красном освещении корабля. Оно было столь же беспощадным, сколь и его владелец.

— Там что, опасно? — спросила я, когда он ударил кулаком по кнопке крепления.

Стержни с мягкой обивкой поднялись вверх, а ремень проскользнул по моей талии, словно змей. Я встала, держась за опорную балку, а потом наклонилась и потянулась, чтобы вынуть из ящичка свою пикт-камеру.

— Будем надеяться, — ответил советник. Его голос из вокс-динамика брони звенел металлом. — Нам не нужно, чтобы ты заскучала, летописец.

Носовая часть «Громового ястреба» открылась, и я увидела тусклый луч света и услышала грохот. Раньше я не замечала, какой толстый корпус у корабля, но он глушил все звуки снаружи. Стоило проходу расшириться, как до меня донеслись прерывистые выстрелы болтеров, грохот более тяжелого оружия и потрескивание лазерных пушек. Раньше эти звуки были известны мне лишь по записям, теперь они засели в моих ушах.

Едва опустилась десантная рампа, как бойцы отделения помчались вперед, оглушительно стуча сабатонами по металлической решетке. Я последовала за Севатаром, передвигаясь менее торопливым шагом. Стоило нам сойти с рампы на опустошенную улицу, как шум усилился, а в воздухе закружились клубы пыли.

Я подняла пикт-камеру, подключила к своему оптическому приемнику и движением глаза запустила запись, чтобы затем все увиденное мною можно было перематывать и редактировать. Так работал видеолит, хранилище необработанных данных, где визуальная информация сливалась с ощущениями. Мой опыт и инстинкт рисовали картину происходящего, тем самым рассказывая историю.

— Записывай, что тебе нужно, только не ходи вон туда, — предупредил Севатар, показав на облачное небо по левую сторону. Огни трассеров и вспышки полускрытых взрывов освещали низкие тучи, пока из горящих башен шел черный дым. — Примарх предпочел бы, чтобы ты осталась в живых.

Он двинулся прочь, но обернулся, стоило мне заговорить.

— Где другие ваши летописцы? — нервно спросила я.

— Одни плохо слушали, — ответил он, — другие не выдержали того, что видели, и покинули нас. Наверное, где-то бродит еще горстка, но я сомневаюсь, что они способны составлять летописи. Война дурно влияет на тех, кто ее лицезреет, но не сражается сам.

— Множество летописцев сопровождают легионы без каких-либо затруднений, — заметила я. — Вы угрожаете мне?

— Ни в коей мере. А что до тех летописцев, так они не видели Повелителей Ночи в бою…

Он отвернулся и ушел, оставив меня наедине с моими сумбурными мыслями.

Где бы я ни находилась, битва переместилась дальше. Я осматривала окрестности, запечатлевая ближайшие строения и узкие улочки между ними. В этой местности здания насчитывали два-три этажа в высоту. На многих были заметны следы разрушений, но они стояли, несмотря на простреленные либо прожженные крыши.

Подойдя к соседней постройке, я протянула руку к серой стене — гладкой, непохожей на камень или кирпич, и догадалась, что это какой-то материал наподобие прессованной смолы. Все покрывал тонкий слой грязи, на кончиках моих пальцев остались пепел и пыль. Я поднесла руку к объективу, чтобы заснять пятна.

Среди обломков виднелись вкрапления металлического материала и разбросанные повсюду осколки розоватого стекла. Обстановка в помещениях выглядела по-разному, но стиль был узнаваем — бумажные обои на стенах, с повторяющимися геометрическими или природными орнаментами, напольные ковры, сплетенные из фиброволокна, снимки…

То, что на них изображены люди, не стало для меня каким-то откровением. С момента прибытия я не видела никаких следов ксеносов, но при виде пиктов людей всех возрастов, их друзей и родных — играющих, позирующих, сидящих рядом с домашними животными — у меня возникло странное ощущение.

Они такие… нормальные.

Даже более нормальные, чем колонисты, которые ждут на орбите, а потом будут трудиться, чтобы возродить в этом мире какое-то подобие цивилизации и перестроить его в соответствии с принципами Империума. Хотя из того, что я увидела тут, мало что могло оскорбить Императора Человечества.

Я двигалась от дома к дому, пока не наткнулась на некое общественное здание. Судя по маленьким стульям, партам и безыскусным рисункам на стенах, тут располагалось нечто вроде тутелария.

Пока я лезла в сад через пролом в стене, до меня снова донеслись треск выстрелов и хлопки орудий, уже с большего расстояния. Битва превратила деревья в неровные пни, а клумбы и лужайки — во взрыхленную грязь. Я наступила в большой след, оставленный сабатоном легионера, словно воспитанница тутелария, шагающая за учителем.

Я уже далеко отошла от площади, где рассталась с Севатаром, и сначала подумала, не вернуться ли назад. Потом мне вспомнилось: он настаивал, чтобы я не покидала окрестностей. Но здесь же совершенно не на что смотреть! Мусор Крестового похода — зерновозы, ферробетонные мешалки и другие гражданские объекты, выброшенные на берег штормом Согласия.

Я хотела увидеть не это, и Конрад Кёрз обещал мне совсем другое.