– Квартира осталась нам после родителей. Менять, не было ни времени, ни средств. Сейчас, конечно, уже можно, но я так редко бываю дома, что брат практически живёт один.

– Ты не боишься, что однажды вернёшься, а он будет не один?

– Нет, не боюсь. Думаю, что меня об этом предупредят.

– Как у вас всё… – Дима замирает, так как кабина дёргается, и останавливается.

– Только этого не хватало! – восклицаю.

– Какая романтика, – улыбается Дима. – И такое маленькое пространство…

– Надеюсь, ты не страдаешь клаустрофобией? – спрашиваю на полном серьёзе, потому что не могу разделить его весёлость.

– Если ты рядом, то никакие другие фобии меня не волнуют.

Вот подхалим!

Кабина дёргается чуть вниз.

– Чёрт! – вырывается.

Не нравится мне всё это. Нажимаю на все кнопки, но движения не происходит. Свет начинает меркнуть, и кабина опять чуть дёргается.

Антенна на телефоне показывает, что сигнала нет, а новый телефон остался на заднем сидении в машине.

Нажимаю на двери.

– София, что ты хочешь?

– Попробовать открыть двери кабины, – отвечаю, пытаясь разжать плотные створки.

– София, зачем? Сейчас придёт мастер, и нас выпустят, – Дмитрий притягивает меня к себе.

– Дима, пока мастер придёт, мы в мумии успеем превратиться.

– Да-а? Тогда у нас есть время, – мурлычет Дима и проводит руками по моим бёдрам, притягивая к себе.

– Дима, это в любовных романах считается романтичным, если герои занимаются сексом в лифте, – отвечаю, пожалуй, слишком резко.

– Да-а?

– Не знаю, – полностью сосредотачиваюсь на расшатывании дверей.

– София, ты их сейчас сломаешь.

– Именно этим я и занимаюсь. Это старый лифт ещё советских времён. И там есть механизм, похожий на палец, который находится в сердцевине провода на водиле привода дверей. Если он выскочит, то двери легко откроются.

– Откуда такие познания?

– Мама одно время работала лифтёром – отвечаю, пытаясь сильнее расшатать двери. Кабина ещё раз дёргается.

– Ты ей помогала? – звучит вопрос.

– Да. Я работала за неё, если можно так выразиться, когда она… не могла выйти. – Признаться, что мать отсыпалась после пьянки, почему-то не могу. –  Это сейчас лифты включены круглосуточно, потому что есть сотовые телефоны и можно вызвать лифтёра.

– Так почему ты просто не позвонишь?

– Сигнала нет, – отвечаю.

– И что ты делала? – продолжает спрашивать Дима.

– Раньше лифты включали в шесть утра и выключали в одиннадцать вечера. Когда мама была не в состоянии его включить, или выключить, это приходилось делать мне.

– И ты сама справлялась? Сколько тебе было?

– Двенадцать или тринадцать.

– Серьёзно? Тринадцать лет?

– Дим, ничего сложного в этом нет: открыть машинное помещение, опустить, или наоборот поднять рычаг, и закрыть машинное помещение.

Кабина опять дёргается, вызывая у меня чувство тревоги. Двери, наконец, поддаются, и, как я и сказала, открываются очень легко.

– Может позвать на помощь? Это жилой дом, должен же хоть кто-то пройти мимо?

Конечно, должен, только сейчас все на работе, и подъезд похож на мёртвый, что можно смело снимать картину постапокалипсиса.

– Дима, мне нужно твоё колено.

– Что?

– Мне нужно подняться выше, – объясняю.

– Не совсем понимаю, что ты хочешь, но, – Дима опускается на одно колено. Снимаю туфли и встаю на его ногу.

– Господи, София, что ты задумала?

– Открыть дверь шахты и выпустить нас отсюда. Я солгала – у меня клаустрофобия!

Поскольку специального ключа у меня нет, придётся обходиться тем, что есть. Прощай, маникюр.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дима придерживает меня за ноги, не столько для того, чтобы я не упала, сколько «путешествуя» руками вверх-вниз, нагло пробираясь всё выше под юбку. Он настолько увлечён этим занятием, что перестаёт задавать вопросы, на которые мне отвечать некогда: отводной ролик, расположенный в верхней части двери лифта, никак не хочет уходить вверх. За то шаловливые ручки Димы добрались уже до попы. Наконец, ролик смещается со своего места, и двери шахты открываются, кабина дёргается, и мы опускаемся вниз, сведя мои старания практически к нулю, так как теперь мы стоим ниже этажа, на котором я открыла двери шахты.

– София, давай я тебя приподниму, ты выберешься и позовёшь на помощь, – предлагает Дима.

– Нет.

– Нет?

– Дима, я тебя не вытащу, а помощь может не успеть, – произношу то, что было уже ясно. – Кабина в любой момент может упасть вниз, а я без понятия, есть ли здесь хоть какие-то уловители.

Дмитрий

Смотрю на Софию, не в силах поверить в то, что слышу.

– Ты это знала?

– Предполагала. – Она упирается спиной в одну стенку кабины, а ногами в другую. – Лезь!

Хочу снять обувь, чтобы не причинить ей боль, но она командует: «Живо!», и мне ничего не остаётся, как подчиниться. Подтягиваюсь на руках, чувствую, как София подталкивает меня за ноги, чтобы я быстрее выбрался на этаж. Протягиваю руки вниз, чтобы вытащить Софию. Она тут же их хватает, и я вытаскиваю её из кабины, прижимая к себе.

– София, ты… – не успеваю договорить, как кабина летит вниз.

– Мои туфли, – шепчет София, глядя на меня огромными глазами.

Она серьёзно сейчас думает о туфлях?!

– София! – зову, но чувствую, как её начинает колотить крупная дрожь. Беру её на руки. – Какая квартира?

– Дима, я боюсь, что туда не стоит идти, – еле слышно шепчет, утыкаясь мне в грудь.

Что за чертовщина?!

Несу её вниз.

– Пусти. Я сама выйду.

– Ты босиком.

– Это неважно.

Усаживаю Софию в машину. Всю дорогу она молчит, её потряхивает. Вижу, как дрожат её руки.

– Ты умница. – Беру её руку в свою.

Она поднимает испуганный взгляд, но я вынужден смотреть на дорогу.

– Лифт не упал. Видно, всё-таки задержался, – произносит она.

– Думаешь, это специально?

– Не знаю. Вряд ли эксперты найдут повреждения, всё, как обычно, спишется на старое оборудование.

– А если бы пострадали люди? – Я не могу передать то, что сейчас чувствую!

– По статистике в год происходит около сорока аварий падения лифтов. По разным причинам. Иногда бывают и летальные случаи.

– Получается, что и автомобильная авария, в которую попал твой коллега, тоже не случайность?

– Теперь я точно уверена, что да.

– София, но ведь так нельзя! Нужно вызвать полицию!

– Дима, это ничего, что я сама отношусь пусть не совсем к полиции, но к близкой структуре?

– Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось! – Признание вырывается само собой.

– Не думаю, что планировали убрать. Только запугать. Сначала букет, теперь лифт.

– Какой букет? – хмурюсь ещё больше.

– Какой-то придурок кинул букет мне на капот, когда я проезжала мимо.

Ни за что больше не оставлю её одну!

Как бы она не протестовала, домой заношу её на руках. София снимает с себя чулки прямо в коридоре. Не уверен, что она сейчас понимает, что делает. Идёт в душ и включает воду. Через некоторое время захожу в ванную: София сидит под душем, обхватив колени руками, и, судя по вздрагивающим плечам, плачет.

Выключаю воду.

– Иди ко мне, – зову.

София послушно встаёт, закутываю её в полотенце и несу в комнату. Она настолько сжата, что отпустить не хватает сил. Маленькая, беззащитная, напуганная. Даже не верится, что некоторое время назад эта женщина вытащила нас обоих. Баюкаю её на руках, глажу по мокрым волосам, пока она не затихает, но даже во сне она продолжает всхлипывать.

Выхожу на кухню, прикрывая за собой дверь, и набираю номер Николь, своей бывшей жены. Хотя сейчас её зовут Вероника Щегельская.

– Дмитрий? – в трубке раздаётся женский голос.

– Здравствуй, Нико… Ника, – называю сокращённым именем, чтобы не напоминать о том, что в своё время вёл себя с ней по-свински. – Мне нужен телефон твоего адвоката.