Я осторожно подошел к кровати, ожидая самого худшего: женщина ни за что не ляжет на кровать в туфлях, если она, конечно, не в самой плохой форме - пьяна или при смерти. Я, конечно, не очень понимал, кому надо убивать ее и подбрасывать мне труп в кровать, но в этом деле вообще много чего было мне решительно непонятно, а потому вряд ли приходится удивляться новому убийству, а то и двум. Френк Уорфел мог вполне счесть, что она сделалась слишком назойливой и ее пора убрать. Он ничего не имел против убийства, если оно совершалось не им самим, но его подручными.

Подойдя к кровати, я обнаружил, что одна свешивающаяся рука крепко сжимала какую-то бумажку. След? Я осторожно завладел клочком. Оказалось, что это влажный комок клинекса. Отправив его в мусорную корзину, я вгляделся в распростертую фигуру и понял, что она вполне нормально дышит.

Ни крови, ни других следов насилия я не заметил, а потому рискнул предположить, что Чарли не только жива, но и не избита, не отравлена, не накачана наркотиками. Туфли туфлями, но она просто крепко спала, а что касается общей растрепанности, то это вполне естественно для женщины, заснувшей в одежде.

Короткая юбка костюма сзади задралась настолько, что мне в глаза бросилась интересная деталь. Чулки, оказавшиеся в таком беспорядке, были строго говоря не чулками, но составными частями единого целого: почти прозрачные внизу и достаточно плотные сверху. Эта новинка, похоже, старалась дискредитировать как устаревшие такие детали женского туалета, как пояс и резинки.

- Мистер Хелм! - услышал я смущенный возглас. Пробудившись, Чарли с упреком смотрела на меня. Затем она сделала классическое движение спящей красавицы, которую поцелуй принца вывел из спячки - она одернула юбку и стала растерянно озираться по сторонам. Поняв, что она хочет, я сходил в ванную, взял оттуда бумажные салфетки и принес ей.

- Спасибо, - сказала Чарли и начала усиленно обрабатывать ими нос. Затем она надела очки и произнесла: - Прошу прощения, мистер Хелм. Я не думала, что усну.

- Дамы, занимающие мою постель, обычно называют меня Мэттом, - поправил ее я. - Как аллергия?

Вопрос был простой, заданный исключительно для разговора, чтоб дать ей время прийти в себя. Но Чарли отнеслась к нему самым серьезным образом и ответила не сразу, но энергично:

- Если вас это так интересует, то просто ужасно! По крайней мере так было сначала. Потом вроде стало легче, но на пути сюда у меня сделался приступ астмы. В какой-то момент я даже подумала, что вообще не доеду. Я просто не могла дышать. Все мои силы ушли на то, чтобы удержать машину на шоссе. Потому-то, когда я оказалась в вашем номере и увидела, что вас нет, я не смогла избавиться от искушения немного прилечь... Господи, у меня такой вид, словно я побывала на помойке. Если вы джентльмен, то, пожалуйста, отвернитесь.

- Господь с вами, Чарли, - сказал я. - Какой я джентльмен! Лихой суперпризрак, убийца...

Она слегка покраснела, встала, повернулась спиной и провела необходимые манипуляции, чтобы поправить свои чулки. Затем, по-прежнему не глядя в мою сторону, она подошла к зеркалу, скорчила сама себе гримасу, окончательно оправила свою одежду и пригладила короткие волосы.

- Мэтт?

- Да, Чарли.

- Вы меня, кажется, недолюбливаете, да?

- С чего вы это взяли?

- Вы с таким удовольствием припоминаете мне мои слова. Господи, я и не подозревала, что человек вашей профессий может быть таким чувствительным. Если вы считаете, что я должна извиниться, то я готова. Прошу прощения, что назвала вас лихим убийцей-суперпризраком.

Я вспомнил Лайонела Макконнетла и его предсмертное извинение за что, что назвал меня белым гадом. Воспоминание было не из приятных, особенно теперь, когда я узнал, то его застрелили исключительно для того, чтобы я поверил, что и Беверли Блейн угрожает опасность.

- Не в этом дело, - сказал я. - Главное не в том, как вы меня называете, но в том, что вы собой представляете - ив этот момент, и также когда говорите о "моей профессии" так, словно она вызывает у вас рвоту.

Она медленно повернулась ко мне и, нахмурившись, сказала:

- Это что-то очень сложное, Мэтт. Боюсь, вам придется немного объяснить, что вы имеете в виду.

- Просто у меня небольшая аллергия на полицию, вот и все. Особенно на тех ее высокоморальных представителей, кто фанатически верит в свою святую миссию и презирает и меня и мою работу.

- Но я вовсе не...

- Черта с два вы "вовсе не"! Значит, я не имею права пошутить по поводу вашей деятельности, но вы можете сколько душе угодно фыркать насчет моей. - Я улыбнулся и продолжил: - Поймите, я вовсе не жалуюсь. Мы уже привыкли к такому отношению от вас, носителей жетонов. Просто я обращаю ваше внимание: если вы желаете добиться моего уважения и признательности, вы избрали странный способ их заполучить.

Она не улыбнулась и резко возразила:

- По-моему, вы говорите глупости. Вы сами, в общем-то, мало чем отличаетесь от полицейского.

- Вы заблуждаетесь, Чарли, - сказал я. - Моя задача - защищать людей наперекор всем писаным законам. Ваша задача защищать законы наперекор живым людям.

- Это нечестно. Я... мы... - Она осеклась и судорожно вздохнула. - Не знаю уж, зачем мы затеяли этот разговор, но, по-моему, лучше нам его прекратить. Тем более что я собиралась попросить у вас одолжения.

- Одолжения? - переспросил я. - О чем речь! В нашей мерзкой секретной деятельности мы не имеем обыкновения долго дуться. Мой дом - ваш дом, как принято говорить в этих краях.

Некоторое время она молча смотрела на меня, потом спросила:

- Почему вам доставляет такое удовольствие издеваться надо мной? Только потому, что у меня нет чувства юмора? Неужели вы бы издевались над моим плохим зрением, если бы я лишилась глаза? Или над моим увечьем, случись мне потерять ногу?

Эти слова дались ей нелегко. Она вдруг превратилась в живое существо из похожего на женщину робота, умеющего забавно реагировать на мои остроумные провокации. Некоторое время я смотрел на нее, утратив агрессивность и самоуверенность.

- Ладно, Чарли, - сказал я. - Извините. Осадите меня, если я опять зарвусь. В чем же одолжение?

- Вы не... расскажете там, в Бюро?..

- О чем же?

- Об этом, - она смущенно повела рукой. - О том, как нашли меня здесь. У меня со школы не было такого приступа. Я-то надеялась, что излечилась раз и навсегда. Понятия не имею, что вызвало приступ, может, перенапряжение. Я очень много работала с делом Уорфела. Говорят, астма связана с эмоциональным состоянием. - Она замолчала. Я тоже молчал, и она заговорила опять. - Понимаете, Мэтт, если в Бюро узнают о том, как я тут вырубилась, хотя должна была контролировать себя... Предполагается, что у нас отлично со здоровьем...

Я замялся не потому, что все это имело ко мне какое-то отношение, но просто услышанное не вязалось с ее обликом, с ее образом, который я создал у себя в голове. Я был поражен, что она доверяет мне свою слабость, пыталась обойти строжайшие предписания своей фирмы насчет физического состояния. И это при том, что она поборница соблюдения всех правил и предписаний!

- Ваш секрет умрет во мне, Чарли, - сказал я. - Ваши люди не услышат от меня ни полслова.

- Спасибо, - сказала она. - Огромное спасибо. Я вам очень признательна.

- Всегда готов, - отозвался я.

- Мэтт!

- Да?

- Вы были несправедливы. Мы заботимся и о людях, и о законах.

- В таком случае, - ухмыльнулся я, - вам будет интересно узнать, что некоторые люди собираются нарушить некоторые законы, а именно о наркотиках, то есть по вашей как раз специальности, в поселке на побережье под названием Бернардо. Время действия - сегодня вечером. Ваш друг Уорфел собирается появиться там и забрать первый груз продукции лаборатории. Он будет хранить его в сортире своей яхты "Ураган" с тем, чтобы при первых признаках опасности отправить его в воду. Он тихо вернется в свой родной порт к северу от границы и будет ждать развития событий. Если все пойдет нормально, то он через день-другой выгрузит товар на берег и отправит его на рынок.