- Это, где я живу. Да.

Интересный ответ, с тайным смыслом, который я пытаюсь расшифровать. – Где ты живешь?

Значит это не дом?

- Игра слов.

- Это ответ, который я допускаю перевести, что ты не хочешь об этом говорить.

- Зачем тебе это?

- Потому что, если я не могу знать себя, я хочу знать тебя.

- Ты имеешь в виду, что до сих пор думаешь, что ты знаешь меня, но не помнишь.

- А должна?

- Не имеет значения, сколько раз ты спрашиваешь меня об этом, ответ будет тот же.

- Отлично, - говорю я, но я не готова сдаться. – Сколько тебе лет?

- Тридцать два. Сколько лет тебе?

- Двадцать пять, - отвечаю я, удивляя себя. – И я правда… не знаю, откуда я это знаю.

- Имя и возраст. Это прогресс. Может, если ты напишешь в своем дневнике, который ты забрала

в больнице, ты узнаешь, что я говорю правду.

- Уверена, он испорчен.

- И легко заменимый.

- В отличие от моей памяти, - говорю я. – И я не называю тебя лжецом, Кейден. Я не могу

бороться с тем, что ты заставляешь меня чувствовать.

Мы останавливаемся у светофора, и он поворачивается ко мне, и даже в темноте волна его

полного внимания, как огонь, растапливающий лед, и я этот лед. – Что я заставляю тебя чувствовать, Элла?

Миллион эмоций проносятся по мне, но я не могу назвать ни одно из них, поэтому я шепчу: - Я

не знаю.

- Хочешь узнать, что ты заставляешь меня чувствовать? – спрашивает он, его голос тихо

соблазняет, что обещает горячие ночи и жаркие поцелуи. Я хочу эти поцелуи. Я хочу большего.

Может, он не монстр, но он до сих пор хранит секреты.

- Еще нет, - говорю я, отворачиваясь от него лицом к крыше машины, когда я должна была

просто сказать: - Нет.

Он смеется, этот его низкий, постыдно сексуальный смех, и я снова в шоке от того, как он может

чувствовать себя хорошо и плохо в одно и тоже самое время. Мы впадаем в тишину, звук радио

смешивается с дождевыми каплями, падающими на крышу. Я начинаю засыпать, когда начинает

играть песня Take Me to Church Хозиера. Мои кишки завязываются узлом, моя грудь сжимается от

каких-то темных эмоций, которые думаю могут бояться. Что смешно. Я сижу в машине с Кейденом.

Это просто песня, но слова проносятся по мне, как лезвие, пытающееся заставить меня истекать

кровью.

Нет ничего невиннее нашего милого греха…

Я закрываю свои глаза, борясь с желанием отпихнуть воспоминание, которое я не хочу видеть, но не могу спрятаться. Я не была трусихой, когда Кейден держал пистолет на мне, и я не хочу быть

ею сейчас. Осторожно, я позволяю себе впасть в прошлое, и это как будто глядеть на себя сверху, стремясь не в полной мере находиться там. Во-первых, это просто я. Я не вижу место, где я нахожусь.

Я одета в облегающее черное платье с прозрачными длинными рукавами. Мои губы намазаны

блеском. Мой макияж отличный. Мои волосы рыжие, живые, и это я. Настоящая я, как сказал Кейден, он надеется узнать. В чем поклялся, что он узнает.

Мое видение расширяется, и я могу видеть, что стою в середине спальни с дорогими

произведениями искусства на стенах, модный пол из твердой древесины под моими туфлями на

ремешке на высоких каблуках. Справа от меня находится большое коричневое кожаное кресло, а около

него деревянная скульптура тигра, и мне она не нравится. Ничуть, но я не знаю почему, или я не

стараюсь вспомнить. Я отвожу свой взгляд от нее, отгораживаясь от любого воспоминания, которое

она воспроизводит.

Я меняю направление на то, где стою, передо мной стоит огромная кровать из красного дерева.

Две роскошные выгравированные деревянные двери передо мной, и я жду, что они откроются. И они

открываются, как будто мое внимание спровоцировало их так сделать, и заходит он, забирая мое

дыхание, резко поднимая у меня частоту сердечных сокращений. Я пытаюсь увидеть его лицо, но моя

память до сих пор защищает меня. Мне не надо знать, кто он, чтобы почувствовать его власть или то, как он завладел комнатой. Нет. То, как он завладел всем, и всеми, вокруг него.

Он идет ко мне, медленно, уверенно, останавливаясь лишь на взмах от касания меня. Он

высокий и выше меня, смотрит на меня, и я могу чувствовать жар его взгляда, но не могу видеть его

глаза или даже во что он одет. И я не хочу, понимаю я. Это проблема. Я прячусь, когда должна

встретиться с этим, и я заставляю себя углубиться в воспоминание. Я больше не смотрю на себя сверху.

Я прямо там в комнате, заново переживая все ощущения.

- Раздевайся, - приказывает он.

Я бледнею. – Что? Я думала, что мы собирались пойти куда-нибудь.

Он подходит ближе, возвышаясь надо мной, его костюм сшит на заказ, дорогое совершенство, как и его тело под ним. – Ты слышала меня. Я сказал тебе раздеться.

- Я…

Он запускает грубые пальцы в мои волосы и тянет мой рот к своему, его дыхание – теплое

поддразнивание на моих губах. – Тебе нравятся наши игры. Делай то, что я говорю. Дай мне трахнуть

тебя новым способом.

- Да, - шепчу я, и несмотря на то, что мне очень нравятся наши игры, сегодня ночью он какой-

то другой, граница, которая пугает меня. Или может это моя заторможенность, мои слабости, желание.

Но он не дает мне прийти к своему соглашению, захват его пальцев в моих волосах

натягивается, его рот опускается на мой, его язык грубо врывается с требованием, что мне следует

получить удовольствие от этого, но я не получаю.

Он отпускает меня и отодвигает от себя, перекрещивая свои руки на груди, чтобы

посмотреть на меня. Я раздеваюсь, а он нет, что никогда такого не было, и моя тревога

увеличивается, вспыхивая в моей груди. Как только я стала голой, чувствуя себя в его власти, его

взгляд осматривает каждую часть моего тела, и я жду, что он подойдет ко мне, или прикажет мне

подойти к нему. Вместо этого он поворачивается и идет к комоду, открывает его и возвращается с

длинной веревкой.

- Подними свои руки.

Этот мужчина должен быть моим героем, и мне следует доверять ему, но я не хочу это

делать. Я хочу схватить свою одежду и убежать. Его взгляд ужесточается, и я чувствую себя в

ловушке, неуверенная, что делать. Он поднимает брови, и я предлагаю ему свои руки. В его глазах

промелькает удовлетворение, когда меня связывает.

- Ложись на кровать с поднятыми над головой руками, - приказывает он.

Я делаю это, говоря себе, что он всегда воспламенял меня. Он всегда относился ко мне хорошо.

Он трахнет меня каким-то поразительным способом, и моя нервная реакция глупая. Он идет к