Так странно думать, дорогой неизвестный читатель, что, открыв этот манускрипт, ты увидишь слова, написанные человеком, который, так же как и ты, был когда-то живым, а теперь покоится в могиле… или, что более соответствует истине, скоро в нее попадет. Если боги будут добры — а я очень на это надеюсь, — то пройдут многие годы, прежде чем эти страницы будут открыты. Опасно быть живым и знать слишком много секретов, особенно если дело касается секретов, составляющих королевскую тайну. Еще более безрассудно позволять кому-либо быть свидетелем безумств королей, и полное безумие заключается в том, чтобы увековечивать эти сумасбродные поступки на бумаге.

Поэтому я заберу этот манускрипт с собой в могилу, и только когда моя гробница будет вскрыта, если, конечно, это когда-либо случится, эти слова снова увидят солнечный свет. Подобные меры предосторожности необходимы. Да вы и сами убедитесь в этом, ибо по воле судьбы я сопровождал высокопоставленных особ при одном из самых развращенных и декадентских дворов, известных миру. И именно там я оказался свидетелем, а также летописцем этих удивительных происшествий — событий, приведших к непоправимому и окончательному падению одной из самых прекрасных и порочных женщин, которые когда-либо носили корону.

Я не знаю, переживет ли века слава короля Рана, поэтому, возможно, будет лучше, если я расскажу вам историю самого прославленного и самого постыдного царствования с самого начала.

Народ Двух Земель, который жил в почтении и страхе перед ним, воспевал Рана, как величайшего из королей-воителей. Хотя он и не был отпрыском короля. Нет, Рану пришлось с боем пробивать себе дорогу к самой вершине, безжалостно уничтожая всех врагов. Не пощадил он и собственного брата, пока наконец не провозгласил самого себя королем Двух Земель.

Высокий, могучего телосложения мужчина с железной волей, жестокой красотой, орлиным носом, яростными глазами и суровым, повелительным лицом, Ран был человеком необузданного нрава, человеком, призванным быть лидером, несмотря на то что он не был рожден в королевской семье. Одно время некоторые представители старой аристократии, что были посмелей, шептались, что новоявленный король был всего лишь разбойником, незаконнорожденным сыном в семье воров, но в наши дни редко произносились подобные речи.

Я знал Рана до того, как он получил корону. Прославленный воин, не ведающий сомнений вождь, со свирепым напором вел он свое войско в битву, прорубаясь сквозь врагов, круша и уничтожая их без тени жалости, с жестокостью, которой позавидовал бы даже самый злобный и кровожадный зверь. Он был могучим человеком, чья ненасытность в еде, употреблении вин, жажда наживы и славы могли сравниться лишь с его же неуемным аппетитом, когда речь заходила о плотских наслаждениях.

О его безудержном, поистине необычайном сексуальном темпераменте ходили легенды. Никто не был в безопасности: будь то мужчина или женщина, мальчик или девочка — такие мелочи нисколько не волновали Рана, когда в его жилах вскипала кровь. Ходили слухи, что он развлекался даже со своим ближайшим соратником и любимым генералом, которого звали Жэн, в те давние времена, когда оба были еще совсем молодыми солдатами.

Однако, несмотря на то что Ран мог спокойно развлечься с солдатом, охранявшим его, или, быть может, со случайным рабом, предпочтение он, безусловно, отдавал женщинам. Впрочем, и тут король не отличался особой разборчивостью, ибо всегда мог получить любую, пришедшуюся ему по вкусу. А если она принадлежала другому, что ж, для нашего короля это не имело решительно никакого значения. Ожидалось, что мужья и любовники сами раболепно предложат ему своих женщин, если, конечно, хотят… остаться в живых.

Так было не всегда, но я помню, когда король начал совершать первые беспутные поступки. У меня есть все основания предполагать, что за некоторые из них часть вины несу я сам. Ран был вульгарен, груб и начисто лишен воображения. Но он был хитер и быстро обучался искусству быть королем. Как-то раз я упомянул при нем, что при некоторых прославленных дворах существовал обычай держать мальчиков и девочек в качестве пажей. Он был удивлен, узнав, что для этой цели было принято приглашать отпрысков аристократических домов.

Рану показалось несколько невероятным, что этих заложников можно использовать для того, чтобы заставить их отцов идти на уступки, так как по своему усмотрению, без колебаний, он может пожертвовать ребенком или двумя, супругой или даже матерью, если посчитает, что таким образом сможет быстрее достичь своих гнусных целей. Кроме того, я уверил его, что одного лишь присутствия детей при дворе достаточно, чтобы гарантировать лояльность их отцов и кланов, находящихся под их властью.

Почему-то эта идея захватила воображение короля, и вскоре баронов оповестили о том, что каждый из них должен отдать двоих детей, чтобы те стали прислугой при дворе Тролкилда. Поскольку к тому времени, когда это произошло, двор Рана уже имел достаточно сомнительную репутацию, по вполне понятным причинам часть баронов отказалась отдавать свое потомство королю. Когда Ран узнал об этом, он разъярился, что можно было легко предсказать заранее, и поклялся наказать одного из баронов в назидание прочим, не повинившимся королевской воле.

В те времена в большинстве своем бароны были людьми своевольными и непокорными, не терпящими никакого принуждения, уподобляясь тем самым своему господину. Гордые, надменные, безжалостные и жадные, они не признавали над собой никакой власти. Одним из самых мятежных был некий барон Эндер, который стал источником постоянного раздражения короля. Во время войны Эндер был ненадежным союзником, а когда царил мир — от него можно было ожидать любых коварных и вероломных поступков. Сомнительной была также и его лояльность по отношению к суверену. Упорно ходили слухи, что у него имеются свои «уши» при дворе короля Двух Земель.

Грудь свирепого как зверь, широкоплечего барона походила на бочонок, а манеры и внешность были грубы и вульгарны. Алеа, его супруга, столь сильно отличалась от него, что контраст был просто удивительным! Она была высокой, полногрудой блондинкой, женщиной холмов, рожденной гордым северным народом. По милости богов, ее дитя, к счастью, пошло в мать во всем, что касалось внешности. Отец души не чаял в дочери — очаровательной девушке, стоящей на пороге женской зрелости. Ее звали Гвин.

Эндер, как коршун, ревниво оберегал своих женщин и крайне редко оставлял их без присмотра. Но однажды Рану удалось мельком увидеть их на сельской ярмарке. Его взгляд, брезгливо скользнув по массивному, уродливому телу барона, с большим интересом задержался на высокой, длинноногой блондинке, чья пышная фигура была туго затянута в корсет, линии которого подчеркивали узко стянутую талию. Он невольно залюбовался густыми золотистыми волосами, завораживающим изгибом бюста совершенной формы, роскошными, полными грудями, так небрежно полуобнаженными декольте модного платья, корсаж которого приподнимал их для всеобщего обозрения. А следом за ней, как жеребенок за кобылицей, шествовала Гвин. Ее стройная, расцветающая фигурка была облачена в платье, почти такое же, как у ее матери, только несколько короче. Вызывающе торчали бутончики грудей, такие маленькие и бесконечно трогательные. Светло-русые волосы были заплетены в косы и убраны назад, оттеняя невинность чистого юного личика. Женщины Эндера приглянулись королю, а король был из тех, кто никогда не забывает хорошеньких лиц.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что высокомерный Эндер стал первым, кто бросил перчатку к ногам своего суверена. Ран с удовольствием принял вызов. В глазах его сверкал дьявольский блеск. Все началось после того, как королевские гонцы, посланные доставить официальное распоряжение, были грубо приняты в мрачном замке барона, расположенном на вершине холма. После того как им без церемоний указали на дверь, они уехали прочь с пустыми руками, а затем подверглись нападению «разбойников с большой дороги». Гонцам и их эскорту удалось с боем проложить себе дорогу, но они едва спасли свои жизни. Вызов был брошен.