– Берттол, – сказал магистр, озадаченный гостеприимством Дециллия. Впрочем, похоже, тот был так словоохотлив потому, что отсутствие коллег донельзя иссушило его язык, и он готов был ухватиться за любую возможность поработать им. Маг извлек нужную карточку из ящика и повернулся к Валленту, вновь ослепив его сиянием своей оптики.

– Что-нибудь еще?

– Лаггеус.

Дециллий быстро нашел вторую картонку и сдвинул их вместе, рассматривая числа, затем протянул их магистру со словами:

– Стеллажи три и двадцать восемь.

Но в последний момент он вновь поднес карточки к глазам и неуверенно проговорил:

– Я уверен, что где-то видел эти книги, причем не так давно.

– Они лежали на столе в лаборатории Мегаллина, когда вы искали труд Крисса Кармельского, – отозвался Валлент, с интересом наблюдая за лицом мага.

– Вы уверены? – быстро отозвался Дециллий. – Вполне возможно.

Он схватил том, пристроенный им на тумбочке, бросил на нее карточки, извлеченные им из каталога, и собрался уходить, но магистр осмелился остановить его вопросом:

– Пожалуйста, задержитесь еще ненадолго, это очень важно.

Дециллий резко остановился и снял свои очки, чтобы иметь возможность без помех, прямо взглянуть следователю в глаза.

– Вы полагаете, что мои слова могут на что-нибудь повлиять? Довольно того, что проклятые опыты с аурой жизни свели замечательного, талантливого мага в могилу, превратив его перед этим в чудовище.

Он взялся за медную ручку с намерением потянуть на себя тяжелую дверь.

– И вы не хотите узнать, что именно привело его к такому концу? – поспешно спросил магистр.

– Господин Валлент, – медленно произнес маг, не оборачиваясь, – с самого начала обучения в Ордене, а началось оно без малого четверть века назад, мой учитель Шуттих не раз говорил мне, что опыты с жизнью – неблагодарное занятие. В том смысле, что лишь мирозданию позволено даровать или отнимать жизнь у земных созданий, а всем остальным не стоит и пытаться. Книги и личный опыт убедили меня в том, что заниматься этим могут только безумцы или шарлатаны. Мне очень жаль, что Мегаллин сошел с ума, и все же я считаю такой исход его экспериментов закономерным. Вы можете возразить мне, что законы мироздания – такая же абстракция, как и магия третьего уровня. Но Мегаллин погиб в результате собственной детской ошибки, и ничем иным, кроме как вмешательством высших сил, объяснить его смерть я не могу. – Он повернулся к молчаливо стоявшему Валленту и добавил: – И вы не сможете, даже если прочитаете все книги, лежавшие у него на столе. Хотя, если вам удастся обнаружить труд Крисса… Не знаю, что особенного он почерпнул из этой книги… Заходите при случае.

Дециллий наконец справился с дверью и покинул библиотеку, оставив магистра наедине с пыльными стеллажами. Конечно, Валлент мог бы прокричать вслед магу свой любимый вопрос относительно женщин, посещавших Мегаллина перед смертью, но он отчетливо понимал, что у того неподходящее настроение, чтобы распинаться на подобные темы. Что ж, имея устное приглашение Дециллия, позднее можно нанести ему визит и продолжить беседу, а пока Валлент подхватил картонки с нацарапанными на них выцветшими буковками и пошел к двадцать восьмому стеллажу. Как и предсказывал маг, расположение берттоловского труда не соответствовало заявленному – книга стояла с краю, где ее моментально обнаружил Валлент. Та же история повторилась и с фолиантом Лаггеуса.

Магистр вернулся к шкафу с каталогом и поместил карточки на исходные места, затем поднял взгляд и прямо перед собой увидел уродливую шишковатую голову гигантской жабы. Ее неподвижные, стеклянные глаза-бугорки словно таращились на следователя. Жаба выглядела вполне свежей и злобной, и Валлент невольно отступил от нее на шаг, но быстро справился с собой и покинул помещение.

В коридоре по-прежнему было тихо, и только откуда-то снизу время от времени раздавались резкие, на грани слышимости вскрики, но они смолкли так быстро, что Валлент усомнился в собственном слухе. Затем они вновь возобновились, и магистр спустился на второй этаж, где звуки обрели отчетливость. Покрутив головой, он выяснил, что крики доносятся из левого крыла здания. Труды древних авторов не слишком отягощали его, но тем не менее он решил не афишировать своего интереса к магии воздуха и сложил их стопкой на ступеньке лестницы, а сам налегке двинулся в конец коридора. Из дневника Мегаллина он знал, что там располагается лаборатория Шуггера, и приготовился увидеть реки крови и горы препарированных животных.

Постучав в дверь с покрытой темными пятнами медной ручкой, он дождался приглашения и вошел в кабинет. Действительно, изрядную часть его занимали протянутые на высоте вытянутых рук веревки, и на них с помощью деревянных прищепок были развешаны самые разнообразные внутренние и внешние органы убитых магом зверей. В основном, конечно, летучих мышей и крыс, как наиболее ходового поставщика живого материала. Тут имелись кожистые крылья, хвосты, сушеные уши и тому подобное. На фоне открытого настежь окна виднелась неожиданно пухлая фигура вивисектора, застывшегося над своим рабочим столом.

С появление Валлента писк прекратился.

– Чем обязан вашему визиту, магистр? – фальцетом спросил Шуггер.

Перед ним, притороченная к плоской металлической пластине с желобками по краям – видимо, для стока крови – неподвижно лежала летучая собака, исполосованная длинными продольными разрезами.

– Кровавые, однако, вы опыты ставите, – холодно произнес Валлент.

– Магия требует жертв, – осклабился Шуггер, склоняясь над тельцем зверька и проводя по нему скальпелем. Оно дернулось, и из зубастой пасти летучей собаки вылетел едва слышный писк.

– Зачем вы это делаете? – возмутился магистр.

– Видите ли, – охотно пояснил хирург, – летучие мыши, как известно, обмениваются звуковыми сигналами настолько высокими, что нормальное человеческое ухо не в состоянии уловить их. Я разработал мазь, которая при втирании в ушную раковину усиливает слух человека, но ее состав пока несовершенен, и необходимо продолжение опытов. В состав моей мази входят толченые когти препарируемого мной вида, экстракт из его голосовых связок, отвар из молодых крысиных хвостиков, желудочный сок жабы пупырчатой и некоторые другие, более редкие компоненты. Вот сейчас, например, что вы слышите? – Он вновь сделал неглубокий надрез на животе летучей собаки и заинтересованно воззрился на гостя. Зверек не издал ни звука.

– Ничего, – сказал Валлент, содрогаясь.

– А между тем, этот экземпляр только что исторг настолько высокую ноту, что вы ее просто не уловили, – удовлетворенно заметил Шуггер. – Я же, благодаря разработанному мною зелью, вполне отчетливо расслышал ее.

– И зачем это нужно? Вам что, мало обычных звуков, вы хотите еще и мышей слышать?

– Это всего лишь начало! Представьте себе, в дальнейшем я планирую усовершенствовать и голос человека, придав ему необходимую и высокохудожественную высоту. Я когда-то уже работал в этом направлении, – не слишком удачно, надо признать, – но потом увлекся проблемой слуха и на время отложил эксперименты. Как возрастет мастерство певцов, которые смогут употребить напиток, неизмеримо расширяющий их голосовой диапазон!

– Пока я заметил только то, что ваш собственный голос несколько тоньше обычного, – холодно высказался Валлент.

– Да, есть такой эффект, – спокойно согласился маг. – Но он, опять же, вызван тем, что раствор, полученный мной, как я уже говорил, оказался несовершенен. Именно с целью устранения подобных недочетов я и экспериментирую с данной летучей собакой. Кроме того, прошу заметить, что эти животные плодятся с устрашающей скоростью, следовательно, я в меру сил способствую оздоровлению санитарной обстановки в городе. Во всяком случае, в своих опытах я не имею дело с людьми, в отличие от покойного Мегаллина. – Он визгливо хохотнул и прищурился, изучая реакцию собеседника, при этом его голое пухлое лицо искривилось недоброй усмешкой.