Радость Талиты словно улетучилась, и она резко села.

— Туземцы продолжают умирать от голода. Что ты хотел узнать?

Хорт встал и помог ей подняться.

— Здесь есть тайная тропа. Я хотел бы узнать, куда она ведет.

Он прошел к выходу с лужайки, осторожно выглянул, чтобы увидеть, что творится на тропе. Потом вернулся к Талите.

— Они ушли. Ты очень убедительно сыграла этот акт.

Она, смеясь, обняла его, а когда они отпустили друг друга, шепнула:

— Ты и сам сыграл первый сорт. Но разве была необходимость забираться на такую верхотуру, чтобы разыграть эту сценку?

Хорт улыбнулся:

— Ты и в самом деле не знаешь, где мы находимся?

Она отрицательно покачала головой.

— Это Холм Приюта. У каждых двух-трех деревень есть такой холм. Это место, где молодые пары, собирающиеся жениться, могут без помех флиртовать и ухаживать друг за другом. Это единственное место в Лэнгри, где действует закон охраны частной жизни. Пошли. Ребятишки будут ждать нас у подножия Холма, а мы должны свернуть в сторону, для чего нужно вернуться немного назад.

Узкая тропинка, по которой явно ходили очень редко, повела их вниз в направлении, противоположном тому, откуда они пришли. Убедившись, что за ними никто не следит, Талита и Хорт бегом пересекли поляну, углубились в лес и пошли по кругу, пока не вышли на одну из главных троп. Хорт шел впереди, показывая дорогу. Нужная ему перпендикулярная тропка была столь мало заметна, что он пропустил ее, и они долго искали в кустах этот потайной поворот, пока наконец не наткнулись на него почти случайно. Начало тропки было замаскировано лианами, которые следовало осторожно раздвигать, чтобы проникнуть в образовавшееся отверстие.

Теперь они стояли на широкой тропе. Она оказалась не только гораздо шире прочих лесных троп, насколько могла судить Талита, но было видно, что кустарники по обеим сторонам тщательно подрезаются. Получилось что-то вроде очаровательной дорожки для катания верхом. Дорожка стала еще загадочней, когда выяснилось, что она совершенно прямая.

Другие лесные тропы петляют, обходят деревья, огибают болота и чащобы, следуют течению ручьев, а эта шла прямо — совсем как триангуляционная просека. Ничего не требовалось обходить, а от срубленных деревьев не осталось даже пеньков, хотя совершенно ясно, что когда-то они тут были.

Нужно было вернуться на Холм Приюта прежде, чем дети заподозрят обман, а поэтому они ускорили шаги. Широкая просека создавала кое-какие удобства — они теперь шли рядом, а Хорт мог даже обнимать Талиту одной рукой за плечи.

— Ты когда-нибудь видел здесь такие прямые лесные тропы?

— Нет, и столь широких тоже не видел, — ответил Хорт.

— Что же такое может находиться в конце пути, что притягивает к себе столь оживленное движение?

— Вот это мы и пытаемся узнать.

Единственным препятствием, которое им пришлось преодолевать, была небольшая речка. Они перешли ее вброд и вскоре увидели, что дорога впереди кончается в сиянии ярких солнечных лучей. Перед ними открылась обширная лесная поляна, грубо овальной формы, покрытая высокой густой травой и цветами. На минуту они остановились, чтобы оглядеться, а потом почти одновременно увидели ЕГО — огромный заржавленный и раздавленный корпус старого корабля-разведчика. За прошедшие десятилетия лесные заросли настолько скрыли его первоначальную форму, что если бы не открытый люк и не ржавый трап, они бы не узнали, что это такое.

Они кинулись к кораблю. У подножия трапа Хорт остановился и присвистнул.

— У кого-то вышла крутая посадка. Случилось это много-много лет назад, носато объясняет множество вещей.

По шаткому трапу они вскарабкались наверх и вошли внутрь корабля. Осторожно ощупью прошли по узкому коридору и оказались в капитанской рубке, куда сквозь трещины в обшивке проникали узкие полоски солнечного света. Там, на столике для курсовых карт, в крошеве пыли валялись странные предметы: судовой журнал, несколько книг, ржавый перочинный нож, испорченный компас, четки.

А в самом центре столика лежал букет совсем свежих цветов.

— Святилище! — вскричала Талита.

Хорт взял в руки судовой журнал.

— Этот судовой журнал, — сказал он, — может ответить на вопросы, которые я задаю себе с самого прибытия на Лэнгри. Давай возьмем его наружу и посмотрим что к чему.

Они сели рядышком на верхней ступеньке трапа, держа журнал так, чтобы можно было читать вместе.

— Написано с использованием старинного алфавита, — сказал Хорт, листая журнал. — Ты разбираешь текст?

— Плоховато.

— После того как корабль потерпел крушение, журнал, по-видимому, превратился в дневник и еще… — Он молча рассматривал свою находку. — И еще не знаю во что. Давай читать с самого начала и посмотрим, что нам удастся узнать.

Они стали вместе читать страницу за страницей.

Его звали Керн О’Брайен. Был он мелким свободным торговцем, который ухитрился украсть или купить устарелый корабль-разведчик и стал мотаться по всей галактике, извлекая из этого массу удовольствия в дополнение к небольшой прибыли и получая уйму свежих впечатлений. Занимался он и нелегальным поиском полезных ископаемых, но только когда хотел. Потом случилось чудо, и он наткнулся на богатейшее месторождение, но, видимо, особой радости не ощутил. На пути к цивилизации он потерпел крушение и вынужден был остаться среди туземцев планеты. Он путешествовал, искал металлы, добавил балансир к охотничьим лодкам, чтобы увеличить их остойчивость во время страшных схваток с колуфами.

В конце концов прирожденный бродяга Керн О’Брайен осел на одном месте. Да и куда бы он мог уехать? Он женился, стал одним из самых уважаемых членов Совета, а потом и лидером всей планеты. И пока шли описания скромных событий этих лет, Хорт и Талита увидели постепенное, но заметное изменение в мыслях и чувствах О’Брайена. Он сам превратился в туземца, стал одним из них, и к нему пришли опасения за их будущее. В судовом журнале он изложил тонкий анализ главного потенциала развития планеты, возможность ее превращения в планету-курорт. Такому анализу позавидовал бы сам Уэмблинг. Более того, О’Брайен проанализировал и вероятную судьбу самих туземцев. Он записал: «Если я доживу, этого не случится. Если я умру, то оставлю им План, которому они должны неуклонно следовать».

— Так! — воскликнул Хорт. — Но это же невозможно! Такое одному человеку не под силу. Он учил туземцев теории государства и права, экономике, истории, наукам, языку, политике, колониальному управлению, его программа напоминала университетскую. Он обучал их даже военному искусству. Как мог один человек, к тому же не слишком образованный, как мог он свершить такое?

— Он сделал больше, — ответила Талита. — Он обучил их Плану. «Первое приземление, скорее всего исследовательского корабля (государственного или частного). Шаги подготовки к захвату команды корабля. Последующее прибытие новых кораблей, разыскивающих первый. Как относиться к кораблям Космического Флота? Переговоры. Список нарушений и штрафов. Достижение статуса независимости. Шаги, которые необходимо предпринять, если суверенитет будет нарушен. Шаги, необходимые для достижения членства в Федерации».

Здесь были все детали. И все, что делали туземцы с того времени, как корабль Уэмблинга коснулся почвы Лэнгри, было изложено тут в виде подробнейших инструкций, которым надлежало следовать неукоснительно. Взрывающиеся тыквы, испугавшие Флот. Хитроумные трюки и препятствия для работ Уэмблинга. Директивы для юристов.

Все без исключения. Хорт и Талита рассматривали загадочный План туземцев, изложенный с потрясающим знанием дела, подробный до последней точки, задуманный необразованным человеком, обладавшим даром предвидения, мудростью и терпением. Великим человеком. Это был блистательный пример прогнозирования, где было все, кроме имени дядюшки Талиты, но у Талиты осталось впечатление, что Керн О’Брайен был в свое время лично знаком с несколькими Х.Харлоу Уэмблингами.

— Один человек! — восклицал Хорт. — Невообразимо! И все-таки это состоялось!