Только слегка дрожала нижняя губа, а в носу подозрительно щекотало.

Девушка, шедшая им навстречу, о детях имела самое слабое представление, особенно о маленьких мальчиках. Она несколько секунд поколебалась, выбирая тактику, а потом прибегнула к самой неверной.

Остановилась, нагнулась и самым приторным голосом, на который была способна, мгновенно напомнив обоим о сиропе от кашля, представилась и пригласила их с собой в машину.

- Меня учили, - выставив вперед ногу, сообщил Джеймс, - с чужими тетями никуда не ходить. Особенно, - подчеркнул он, - если они предлагают конфеты и зовут покататься.

- Я не предлагала конфет, - растерянно произнесла девушка.

- И это, - Макс поднял указательный палец вверх и покачал им перед лицом новой няни, - ваша первая ошибка.

Если ребенку, кошке и Шерлоку каждый переезд стоил исключительно моральных сил, то у Майкрофта уходило колоссальное количество времени и энергии, чтобы, во-первых, найти подходящее место, во-вторых, устроить тщательную проверку всем соседям, родственникам соседей, и даже история хомячка, принадлежащего пятилетней Луизе с первого этажа последнего дома Шерлока, была тщательно изучена. Моррис, так звали хомячка, обладал впечатляющей родословной, голодной юностью и на данный момент – легким ожирением.

Майкрофт все знал и про доктора Ватсона и Джеймса.

Он как раз крутил в руках фотографию Джона, сделанную при зачислении в полк. Смеющиеся глаза, в одной руке – вещевой мешок, в другой – красивая жена, заразительно улыбающаяся в камеру. Через восемь месяцев Джону позвонят, и он, еле живой от усталости, пропахший кровью (чужой) и потом (своим), с новыми морщинками и бронзовым загаром, возьмет трубку и узнает, что у него родился сын.

Пройдет еще полгода, и Джона ранят. И он, падая на землю, чувствуя, как боль выгрызает багровые отметины у него на плече, теряя сознание, будет сожалеть только о том, что в кармане именно с этой стороны лежала единственная фотография сына.

В госпитале ему скажут, что плечевой сустав удалось сохранить. Что его отправляют домой.

Жена плакала на вокзале, прижимаясь, а внутри него была бездонная пустота.

Микро-космос.

Он не смог побороть внутреннее оцепенение и после возвращения в светлую квартиру, глядя на долгожданного сына. Ему казалось, что он видит все на расстоянии нескольких метров, из-под толщи мутной зеленой воды.

Жена плакала почти каждую ночь. Расстояние между ними на небольшой супружеской кровати становилось все больше.

Джон лежал, закинув руки за голову, и ни о чем не думал. Всполохи перед его глазами превращались в чьи-то лица, потом – в марево солнца, потом – в какие-то абстрактные фигуры. Каждую ночь он просыпался от кошмаров, захлебываясь, словно тонул в вязком дурмане.

Жена любила его. Проблема в том, что она любила его недостаточно. И однажды – она его возненавидела.

Они развелись спокойно и дружелюбно. Она – уехала искать себя то ли в Индию, то ли еще куда-то, встретила там мужчину и счастливо зажила с ним в браке, изредка присылая открытки со слонами.

Джон остался с сыном «временно, пока я не обустроюсь». И жена, теперь уже бывшая, целуя ребенка в сладко пахнущую макушку, действительно в это верила. По крайней мере, первый месяц.

А потом однажды, неожиданно для самого себя, Джон ловко кормил сына с ложечки чем-то, что напоминало по виду размоченный картон, на вкус было примерно таким же, но носило гордое название «Печень с ананасами». Ребенок, улыбаясь, набрал полный рот этой пищи богов, задумался о чем-то своем и прицельно выплюнул смесь прямо в склонившееся над ним лицо отца.

Джон моргнул, изумленно посмотрел на Джеймса, сидевшего с видом падшего ангела, не меньше, а затем громко расхохотался, оседая на пол, чувствуя, как на глазах выступают слезы.

Джеймс посмотрел на отца, подумал и присоединился к веселью, протяжно и яростно заревев.

И Джон решил, что он никому не отдаст сына, даже если за ним приедут магараджи на слонах.

Майкрофт отложил фотографию, потер переносицу и прислушался. Вот на гравии у подъездной дорожки тихо прошуршали шины. Хлопнула дверь, послышались чьи-то неразборчивые голоса.

На пороге комнаты появилась ассистентка, которую отправили с почетной миссией. Она была растрепана, босиком (левую туфлю держал Макс, правую – Джеймс, каблуков не было ни на одной), измазана в шоколаде (пыталась подкупить. Неудачно) и совершенно точно убеждена, что никогда, за все богатства мира, она не захочет заводить детей. По крайней мере, мальчиков.

- Смотрю, вы весело провели время? - Майкрофт постарался добавить в голос как можно больше холода, и Макс, почувствовав это, виновато потупился.

Джеймс ничего не почувствовал, он смело пересек комнату, покачался с носка на пятку, разглядывая нового взрослого, и, словно сочтя его достойным доверия, протянул, как и учил его папа, правую руку: - Джеймс.

Майкрофт, сохраняя серьезное выражение лица, осторожно, чуть брезгливо, пожал два пальчика, перемазанные в чем-то липком, сладком и не поддающемся определению: - Майкрофт.

- Мне кажется, мистер Майкрофт, - сказал Джеймс, разглядывая комнату, наполненную темной деревянной мебелью, - компьютерные игрушки у вас вряд ли есть.

Шерлок, приехавший к брату после дела, выглядел не лучшим образом. На скуле разливалась синева, воротник пальто был надорван, он прихрамывал, но выглядел совершенно довольным собой. Пропустив мимо ушей критические замечания брата, он бегло осмотрел кабинет, усмехаясь, видя несомненные следы пребывания в нем либо двух любознательных детей, либо тайфуна среднего значения. Бесценная ваза была использована в качестве мишени для теннисных мячиков, валявшихся тут же. В футбол они играли бархатной подушкой, остались ей недовольны, и перешли на волейбол. С репродукцией Ребрандта играли в прятки (репродукция проиграла). С помощью толстенного труда по философии вызывали духов. И, судя по охрипшему голосу Майкрофта – он пытался это остановить. За что поплатился его любимый костюм. Судя по отпечаткам ладоней, он не сразу догадался заставить их умыться.

Двое ребят крепко спали, держа друг друга за руки, словно боясь потерять.

- В следующий раз я арендую ангар и буду держать их там, - донесся до Шерлока свистящий шепот. Похоже, больше всего на свете Майкрофт опасался их разбудить.

- Не думал, что тебя могут испугать двое безобидных и послушных мальчиков.

- Я начинаю понимать, почему наша мама набирала гувернеров и нянь. Я бы нанял армию, чтобы она держала их подальше от меня.

- Ты уже нанял, - обжег презрением Шерлок, - меня.

Наверно, Джону бы следовало возмутиться, когда Шерлок внес Джеймса домой. Ребенок был невозможно грязен, измазан в шоколаде и вымотан так, что не проснулся, когда его занесли домой и уложили в кровать. Но счастливая улыбка, не сходившая с лица, позволяла предположить, что он очень хорошо провел день, и Джона хватило только на строгий взгляд, которым он одарил Шерлока.

- Что у тебя с ногой? – Шерлок, теперь уже заметно хромавший, только пожал плечами. – Я осмотрю.

Джон усадил его на стул, осторожно, стараясь не задеть поврежденную лодыжку, задрал штанину и принялся водить, надавливая, сжимая, поглаживая, кончиками пальцев по пострадавшей ноге. Шерлок, как зачарованный, наблюдал за по-профессиональному скупыми движениями и резко вздрогнул, когда пальцы коснулись болезненно пульсирующего места.

- Растяжение. Я бы рекомендовал полный покой, - сухо сообщил Джон, - но, я так понимаю, покой – не по твоей части?

Шерлок встряхнул головой, словно отгоняя наваждение, поднялся во весь свой впечатляющий рост, окончательно смутив Джона, все еще сидящего на корточках.

- Покой – это скучно, - обронил Шерлок и, умудряясь сохранять достоинство, похромал в сторону выхода.

- Подожди, невозможный ты человек, дай я перевяжу.

Джон, почувствовав себя в своей стихии, снова усадил Шерлока на место и пошел в соседнюю комнату за всем необходимым. Сел напротив, хмуро рассматривая распухшую ногу, достал бинт и неторопливо, сильными, точно выверенными движениями, стал создавать своеобразный тугой кокон. Закончив, он лукаво посмотрел на Шерлока и, подавляя улыбку, сообщил: - Готово. Медицина сделала все, что могла. Хотя, конечно, я еще могу поцеловать раненую конечность, Джеймсу обычно помогает…