— Сядьте, а то они подумают, что мы ссоримся. Это лишнее.

— Андрей. Знаете что? Это все же моя игра и правила здесь придумываю я. Не лезьте поперед батьки в пекло. — С этим я изобразила самый страстный взгляд и поправила ему галстук. Когда я дотронулась до него кончиками пальцев мое сердце запрыгало, как пьяный заяц.

— А почему это вы два дня со мной даже не здороваетесь? — он ничуть не смутился и неожиданно поднявшись, обнял за плечи и коснулся губами щеки. Если до этого я не знала, где у человека поджилки (такой вот пробел в анатомии) то теперь они все до одной задрожали. Век живи, век учись.

— А вы не переигрываете? — мне ничего не оставалось как прижаться к нему всем телом и мне на секунду померещилось, что у него чересчур часто застучало в груди. Ну, может не настолько часто как у меня, и все таки…

— Посмотрите вокруг, Лариса. Смотрите и ликуйте. Они сейчас передавятся всем скопом и нам придется взрезать трахеи по очереди. — Я обернулась и обвела столовую взглядом. Тридцать пар глаз в неподдельном страхе уставились на нас. Ради этого стоило помучиться.

— Я вас простила!

— Ну спасибо, кстати, хотел кое о чем вас спросить, не могли бы вы зайти сейчас ко мне на минутку.

Мы прошли к нему в кабинет и дав указания Ленке на предмет обслуживания меня кофе с коньяком, я уселась напротив Андрея. Ленка с вылупленными глазами притащила мне заказанное, на что я высокомерно указав Ленке, на то что в кофе было мало коньяку, вальяжно попросила оставить нас с Андреем наедине. Тот сидел и откровенно любовался моей наглостью.

— Я начинаю получать от этого определенное удовольствие. — сказал он, когда Ленка вышла. — Нет правда, мне даже забавно, весело даже. Так почему два дня не здороваетесь? — Сеттер застал меня врасплох и хитро глядел в ожидании ответа…

— Кто то говорил вам, что это будет скучно? — проигнорировала я его вопрос. — Так что вы от меня хотели?

— Лариса, не очень удобно об этом говорить и все же нет выбора. У меня есть к вам встречная просьба. И примерно того же характера, что и ваше пари. — Андрей склонил голову на бок, точно так как это делают нашалившие породистые собачки.

— То есть? — я не очень хорошо понимала, на что он намекает. Неужели тоже поспорил с кем — то. Но мои сомнения разрешились очень скоро.

— В общем так. — продолжал он, — у меня, как и у всех нормальных, да и не вполне нормальных (он многозначительно кивнул в мою сторону) людей есть бабушка. И примерно так же как и ваша, она невероятно обеспокоена устройством моей личной жизни. (Как это он за двадцать минут раскусил мою бабулю). Сегодня вечером она устраивает мне свидание с одной из ее «милых и порядочных девушек», что мне право уже надоело. Месяца три назад она притащила домой эдакую «увядшую хризантему» с претензией на интеллект, а неделю назад устроила «случайную» встречу с девицей, у которой развитие затормозилось еще в роддоме. Эта девица умудрилась за весь вечер сказать всего два слова. Первым словом было «ой!» вторым «ой-ой» — причем с первым «ойем» она поставила на стол эклеры собственного производство, а с «ойойем» она выплюнула их обратно на блюдце, откусив крохотный кусочек. А я то из порядочности жевал уже второй эклер и из той же идиотской порядочности нахваливал. Сегодня мне предстоит очередное подстроенное бабушкой свидание, но что-то мне подсказывает, что выдержать этого я не смогу. Поэтому, Лариса, не согласились бы вы сыграть роль моей невесты, что не такая уж неправда, если принять во внимания последние события. Может бабушка, поняв, что я определился с выбором, прекратит наконец сводничать.

— Значит обмануть доверчивую старушку, облапошить бедняжку ни за что ни про что. Никогда! Когда это касается кучки самоуверенных балбесов это одно, но вы поступаете просто непорядочно. — я отрицательно замахала головой, но если уж по — правде, мне светило сегодня похулиганить. А возможности похулиганить я еще никогда не упускала.

— Лариса. Ну я вас очень прошу. Пожалуйста. Пожалуйста! — он знал как модулировать свой, как мы уже выяснили, несказанно сексуальный голос, чтобы убедить и размягчить гранит. Но я-то была крепче стали.

— Нет, нет и нет. Хотя… — я уж намеревалась сдаться, но тут, как всегда нежданно, меня озарила блестящая идея. — Хотя если вас устроит не пятьдесят а тридцать процентов от предполагаемого выигрыша, я могу и подумать. А подумав, могу и согласиться. — я хитро прищурилась и состроила мерзкую гримаску.

— Вы отвратительны в вашей жадности, Лариса. Но я согласен. Заеду за вами в восемь.

«Иду знакомиться с родней» — проинформировала я трепещущую аудиторию, выйдя из кабинета начальника.

— Врешь типа! — Серега нехорошо пялился на меня, а Митрич крепко держал его за локоть. Видно опасался мордобоя.

— Наверняка сама напросилась, поэтесса. — в одночасье позеленевшая лошадь Пржевальского все еще держалась за соломинку. (Кстати, вы никогда не задумывались КАК офигенно должна смотреться зеленая лошадь Пржевальского в мини!)

Что меня радовало во всей этой истории, это то, что бабуля ушла в гости к соседскому дедку на чай с кренделями. Бусик у нас все- таки консервативен, и если мои «жинсы» она еще кое-как терпит, то сегодняшний мой «прикид» наверняка заставил бы бусика всю ночь читать надо мной молитвы и крестить мой лобик, в тщетных попытках избавить меня от влияния «врага нечистого». Поскольку мне предстоял бенефис, я тщательно подготовилась к этому визиту и выглядела как ангел, только очень падший. Не тот ангел, которого просто выгнали за «неуд» по поведению в Эдеме, а тот, которого перед тем как бухнуться еще и «бухнул». Моя любимая в студенческие времена кожаная юбка и жилетик с заклепками удачно дополнялся зелено- малиновой гривой начесанных волос. Цветной лак с блестками, между прочим, обошелся в копеечку, так же как и черная помада. На лак для ногтей денег не хватило, но я мудро обошлась канцелярской «замазкой».

— Вот это, мать, COOL!. Подохнуть можно. — только это и смог сказать мой братец, отдавая мне свои высокие рыжие «гриндера» и красные носки, — Слышь, сунь в нос серьгу. Пирсинг нынче в моде.

Я послушалась братца и в добавок отчаянно перевела себе на плечико татуировку с детской жевачки «Бумер». Татуировка изображала крутого мускулистого парня с какой-то штучкой в руках. При наличии воображения, можно было додуматься до чего угодно. К восьми вечера я являла собой нечто абсолютно авангардное и среднему уму недоступное.

Стоило мне появиться у подъезда, бабулины подруги шепотом крякнули и забыли обо всем, что их, еще не совсем разрушенный склерозом разум, мог помнить.

— Это гламур, модерн, кич, абстракция? Это что, самый пищащий «писк» у тинэйджеров? — Андрей неумело прикрывал меня спиной, чтобы бабушки не дай бог не бросились на защиту целомудрия и на уничтожение воплощения зла в моем размалеванном лице.

— Уж и не знаю, Андрей. Мой братец сказал, что «пищит» на кучу децибел. Не уверена, но мне понравились краски. Очень нестандартно.

— Что-то сомневаюсь, что моя бабушка это выдержит. Хотя… — он обошел меня раза три, и вдруг спокойно заявил. — Лариса, вы, конечно, как всегда оригинальны, но вы прелесть! Это то, что нужно. После вас она уже точно никого не будет предлагать. Не найдет этому альтернативы.

— А не помрет невзначай? — забеспокоилась я, подумав, что за своего «бусика» я бы ни за что не поручилась.

— У нее железное здоровье и крепкая психика, не бойтесь. — Андрей расхохотался и распахнув передо мной дверцу машины.

Мы сидели за круглым столом в типичной профессорской квартире с книжными стеллажами, портретами и фотографиями в рамках на стенах. Беленькая сухощавая старушка с букольками, оказавшаяся той самой бабушкой, меня совершенно очаровала. Она оказалась потрясающей рассказчицей и, отойдя после первого, и, кстати, недолгого шока от моего прикида, показывала пожелтевшие старые черно-белые фотографии, снабжая их интереснейшими комментариями. Было страшно интересно, но я старалась держаться. Я время от времени шебуршила ладонью малиновую челку и, дабы не отойти от типа Эллочки-Людоедки, вставляла «Мрак» или «Жуть!». Конечно, хотелось бы быть пооригинальнее, но на тот момент, кроме Эллочки ни один типаж не подходил к случаю. Порой я заливалась бодрым ржанием и шмякала кулаком по столу, покрытому накрахмаленной белоснежной скатертью. Еще я пихала в рот пальцы, грызла на них ногти (эх и противная на вкус эта ваша канцелярская замазка) и пошмыгивала носом. Андрей, взирая на все мои потуги, задыхался от то и дело подступавших приступов смеха.