– Только не в Гарлем.

– Простите, – Аркадий встал. – Вам здесь, вероятно, со многими надо поговорить, а вы слишком вежливы, чтобы попросить меня уйти.

Покуривая сигарету, Осборн остановил на нем долгий, ничего не выражавший взгляд, но как только Аркадий двинулся к двери, быстро сказал:

– Очень прошу вас остаться. Знаете ли, как правило, мне не приходится общаться со следователями. Мне не хотелось бы упустить представившийся случай. Когда еще доведется расспросить о вашей работе.

– Тогда я к вашим услугам, – Аркадий сел. – Правда, судя по тому, что я читаю о Нью-Йорке, моя работа здесь может показаться скучной. Семейные неурядицы, хулиганство. Случаются убийства, но почти неизменно в пылу ссоры или под влиянием алкоголя, – он виновато пожал плечами и пригубил шампанского. – Очень приятное. Действительно, почему бы вам его не импортировать?

– В таком случае расскажите о себе, – попросил Осборн, добавляя шампанского в бокал Аркадия.

– Уж здесь-то есть о чем рассказать, – с жаром подхватил Аркадий, залпом осушив бокал. – Знали бы вы моих родителей! А дедушки и бабушки! В школе замечательные учителя и надежные товарищи. А теперь… О каждом из моих сослуживцев можно книгу написать.

– Бывает ли, что вы делитесь своими неудачами? – улыбка Осборна соперничала с блеском его мундштука.

– Лично у меня, – ответил Аркадий, – неудач не было.

Он снял с шеи полотенце и бросил его поверх полотенца Осборна. Американец посмотрел на синяк.

– Попал в аварию, – сказал Аркадий. – Что только ни пробовал – и грелки, и кварц, но нет ничего лучше серных ванн – рассасывает моментально. Врачи наговорят с три короба, а старые средства все-таки лучше всего. Кстати, социалистическая криминалистика – это такая область, где величайшие достижения…

– Уж коли вы вернулись к этой теме, – вставил Осборн, – какое дело у вас было самое интересное?

– Наверное, хотите услышать о трупах в Парке Горького? Разрешите? – Аркадий щелчком выбил сигарету из пачки Осборна и прикурил от зажигалки, любуясь голубым камнем. Самый лучший лазурит добывают в Сибири, но Аркадию никогда раньше не доводилось его видеть. – В печати, правда, об этом не было, – выдохнул дым Аркадий, – но я допускаю, что такое необычное дело – хорошая пища для слухов. Особенно, – он шутливо погрозил пальцем, как учитель нашалившему школьнику, – среди иностранцев, не так ли?

Нельзя было понять, произвели ли его слова какое-либо впечатление на собеседника. Осборн невозмутимо откинулся на спинку дивана.

– Я не слыхал об этом деле, – сказал Осборн, когда молчание слишком затянулось.

Влетел Евгений Мендель и сообщил, что звонков не было. Аркадий тотчас поднялся, рассыпался в извинениях, что так долго засиделся, и стал благодарить за гостеприимство и за шампанское. Он подхватил полотенце Осборна и повязал вокруг шеи.

Осборн смотрел отрешенно, будто ничего не слыша, но, когда Аркадий был уже у перегородки, вдруг спросил:

– А кто ваш начальник? Кто у вас старший следователь?

– Старший следователь – я, – на прощание Аркадий одарил Осборна вежливой улыбкой.

Выйдя к бассейну, он почувствовал, что совершенно измотан. Откуда-то вынырнул Ямской.

– Надеюсь, я не ошибся, когда говорил, что Мендель с вашим отцом были друзьями, – сказал он. – И не придавайте большого значения вронскизму. Обещаю вам полную поддержку в проведении расследования.

Аркадий оделся и вышел на улицу. Дождь сменился туманом. В лаборатории у полковника Людина на Петровке было тепло. Он передал Людину мокрое полотенце Осборна.

– Ваши ребята весь день вас разыскивают, – сказал полковник.

Полотенце отправили на экспертизу.

Аркадий позвонил в «Украину». Трубку снял Паша. Он с гордостью объявил, что они с Фетом подключились к телефону Голодкина и слышали, как кто-то назначил ему встречу в Парке Горького. По мнению Паши, собеседником Голодкина был американец или эстонец.

– Кто же все-таки – американец или эстонец?

– Знаете, он очень хорошо говорил по-русски, но как-то не так.

– Во всяком случае, Паша, за вами нарушение тайны телефонных разговоров, статьи 12 и 134.

– Так мы же слушали пленки…

– Это пленки КГБ! – на другом конце провода обиженно замолчали, и Аркадий примирительно бросил:

– Ладно уж!

– Я же не теоретик вроде вас, – ответил Паша. – Чтобы знать, что законно, а что незаконно, нужна большая голова.

– Ладно. Значит, ты остался в номере, а Фет отправился следить за встречей. Фотоаппарат он взял? – спросил Аркадий.

– Из-за него он и опоздал, долго искал. Упустил он их. Обегал весь парк, но нигде их не нашел.

– Ну, ничего, у нас хотя бы есть возможность по вашей пленке сопоставить…

– Какая пленка?

– Паша, как же так? Нарушил закон, подключившись к телефону Голодкина, и не подумал о том, чтобы записать разговор?

– Так уж вышло…

Аркадий бросил трубку.

Людин в другом конце лаборатории щелкнул языком.

– Подите-ка сюда, следователь. Я обнаружил на полотенце десять волос. Один из них я сравнил с волосом из шапки, что вы передали мне раньше. Вот он, под другим микроскопом. Волос из шапки совершенно седой, овальный в поперечнике, что характерно для вьющихся волос. Волос с полотенца довольно красивого металлического оттенка, имеет совершенно круглый срез, характерный для прямых волос. Я проведу анализ белка, но уже сейчас могу утверждать, что волосы не принадлежат одному человеку. Взгляните.

Аркадий посмотрел. Выходит, Осборн не тот, кто обозвал его «сукиным сыном».

– Хорошая вещь, – Людин помял в пальцах полотенце. – Вам оно не нужно?

Водка и кодеин подействовали. Аркадий пошел в управление милиции на Петровку выпить чашку кофе. Сидя в одиночестве за столиком, он еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Ну и сыщики! Занимаются поиска-ми фотоаппарата, оставляя таинственную личность (то ли эстонца, то ли американца) без присмотра разгуливать по Парку Горького. Да и сам хорош: ворует полотенце, которое снимает подозрение с его единственного подозреваемого. Он бы пошел домой, если бы у него был дом.

– Старший следователь Ренко? – обратился к нему офицер. – Вас вызывает Сибирь.

– Так быстро?

Звонил сотрудник угрозыска Якутский из Усть-Кута, что в четырех тысячах километров к востоку от Москвы. В ответ на всесоюзный запрос Якутский докладывал, что за хищение государственной собственности в розыске находятся жительница Усть-Кута Валерия Семеновна Давидова, девятнадцати лет, и ее сообщник Константин Ильич Бородин, двадцати четырех лет.

Аркадий поискал глазами по карте – где этот чертов Усть-Кут?

Сыщик Якутский сообщал, что Бородин – отпетый хулиган, браконьер, спекулирует радиодеталями, на которые большой спрос, подозревается в незаконной добыче золота. С началом строительства Байкало-Амурской магистрали систематически воровал никем не охраняемые запчасти к грузовикам. Когда милиция пришла за ним и Давидовой, они просто сбежали. Якутский считает, что они или затаились в охотничьей избушке далеко в тайге, или погибли.

Усть-Кут. Аркадий покачал головой. Где бы он ни находился, никто оттуда не доберется до Москвы. Он хотел тактично охладить пыл сибирского следователя. Якутский – такую фамилию при переписи населения давали каждому второму якуту. Аркадий мысленно представил на далеком конце провода хитрое восточное лицо.

– Где и когда их видели в последний раз? – спросил он.

– В Иркутске, в октябре.

– Учились ли они реставрировать иконы?

– Все, кто здесь вырос, умеют резать по дереву.

Связь становилась хуже.

– Хорошо, – поспешно произнес Аркадий, – пришлите мне все снимки и все сведения, которыми вы располагаете.

– Надеюсь, это они.

– Возможно.

– Константин Бородин – это Костя-бандит, – голос пропадал.

– Не слышал о таком.

– В Сибири он хорошо известен…

Цыпин ждал Аркадия в камере в Лефортове. На нем не было рубахи, все тело до самой шеи и руки по запястья были покрыты татуировками. Он подтягивал брюки.