— Вы давно в Москве? — Алевтина прекрасно говорила по-английски.
— Всего пару дней. Удивительный город…
Все так же жестом, она перебила его:
— Когда здесь живешь, этого, увы, уже не замечаешь. Вы турист?
— Нет, бизнесмен. Пытаюсь купить орловских рысаков для одной коневодческой фермы…
— Лошади…
Девушка запнулась — эта тема была ей мало знакома, но моментально нашлась и посмотрела куда-то вдаль, мимо Мартина, где она уже, кажется, гарцевала на породистой кобыле: — Как это прекрасно… Всегда мечтала научиться кататься на лошадях…
Их завязавшуюся было беседу не к месту прервал пианист. На какое-то время он исчез со сцены и сейчас вынырнул откуда-то из-под кулис. Фривольно присел за столик, нимало не обращая внимания на иностранца, притянул Алевтину вместе со стулом поближе, жарко зашептал, чуть ли не в ухо:
— Слушай, Алька, вот поперло! Есть маза сдать, все оптом. Лавэ чуть поменьше, но зато без головной боли. Вписываемся?
Алевтина, будто извиняясь за бестактность своего друга — лабух, что с него взять?! — улыбнулась Мартину и посмотрела на часы:
— Сдавай, Маркуша, я через полчаса все равно уеду…
— Как уедешь? А обмыть сделку? — недовольно заворчал тот. Потом повернулся к Мартину, посмотрел ему прямо в глаза и сказал уже достаточно громко:
— Заодно и приятель твой новоиспеченный поучаствует, о’кей?
— What? — переспросил Мартин Алевтину. Она махнула рукой: ничего, мол, страшного и раздраженно процедила шкодливому музыканту:
— Вали отсюда, а? Займись делом.
Тот понимающе кивнул, убрался обратно за кулисы. Там его уже поджидали. Но не покупатели, для которых он заготовил приличествующую улыбку, а два дюжих недобрых молодца в пиджаках и при галстуках. К тому же явно чем-то недовольных. Один стоял у зеркала и с вялым интересом изучал гримерные принадлежности, другой сидел в кресле и смотрел в никуда прямо перед собой. Марк-Антон явно не ожидал их тут встретить, и рыпнулся, было, обратно к двери, но тот, что в кресле, молниеносно вскочил и преградил ему дорогу:
— Ишь, какой прыткий лабушок, — начал он тихим монотонным голосом. — Погодь-ка! Ты в школе топчешься, там и маркуй. А не хватит — мы тебе подсыплем…
— Да вы что, мужики, — вся бравада мигом слетела с Марк-Антона, — в школе в два счета заметут!
— Кому ты на фиг нужен, Марк-Антон? Кстати, кто тебе такой звонкий псевдонимчик заман-дячил?
— Марк-Евангелист, библию писал, — от страха на полном серьезе принялся объяснять Марк-Антон. — Антон Павлович Чехов — пьесы…
— Ты нам фуфло не вкручивай, не ты один в школе маялся!
— Я и не думаю, — лебезил пианист, — то и другое в одном флаконе. Для куража песни пишу…
Объяснение вышло совершенно невразумительное, и тот, что стоял у зеркала, решил, что лабух над ними насмехается.
— Что ты тут гонишь? — в руках он вертел коробочку с тональным кремом. — Пьесы… Песни… Здесь тусуешься… Ты нас, похоже, кидаешь! Ты на кого работаешь, сука?..
Крем полетел с такой изуверской силой, что пластиковый тюбик треснул, и его содержимое осталось на стене, сплошь залепленной разномастными афишами и фотографиями, тошнотным мозговым потеком в районе бакенбарда Филиппа Киркорова. Во избежание подобной участи Марк-Антон вздрогнул и отшатнулся.
— Ну, вот что, лабух! Иди, трудись пока, а закончишь — мы с тобой по-другому потрещим… — сказал другой бандит и посторонился, выпуская Марка на сцену.
Стоит ли говорить, как игралось Марку весь оставшийся вечер?..
Медленно и печально переминались на площадке несколько пар. Мартин склонился к Алевтине:
— Леди не желает потанцевать?
Алевтина покачала головой.
— Леди при делах. А джентльмен ее отвлекает, — она тревожно смотрела на Марк-Антона, пытаясь понять, что с ним произошло.
— Неужели леди… обычная проститутка? — разочарованно спросил Мартин и слегка отодвинулся.
Девушка улыбнулась.
— Леди не может быть проституткой. Только незаурядной шлюхой…
Она вдруг вскочила со стула, потянула Мартина за руку, увлекая на танцевальный пятачок. Закинула ему руки на шею, прижалась плотно, всем телом.
— Незаурядной шлюхой? Чем же она отличается от заурядных? — подхватил игру Мартин, продолжая муссировать тему.
— Сейчас почувствуешь…
Алевтина увлекла его ближе к эстраде, пианист кивнул ей едва заметно. Мартин взял это на заметку. «Надо бы с ним побеседовать, — решил он, — но это как-нибудь в другой раз…»
Алевтина прижалась к Мартину еще плотнее.
— Кажется, я начинаю чувствовать…
— Вот видишь! Заурядная шлюха имеет мужиков без разбора, а моего класса — выбирает с претензией…
— Значит ты претензионная шлюха…
Она взглянула на него с интересом:
— Ты быстро схватываешь суть…
— У тебя хороший вкус, — теперь уже Мартин прижался к ней всем, чем можно.
— Не возбуждайся, — Алевтина слегка отстранилась. — Я тебя еще не выбрала…
— Я смотрю, вы коварная леди… — они продолжали кружиться в медленном танце.
— Леди живет в коварных джунглях, — прошептала она, вновь придвигаясь ближе некуда.
Мартин демонстративно огляделся по сторонам.
— Но эти люди совсем не похожи на монстров…
— Джентльмен не знает России, он слишком трезв для этого…
Внезапно Алевтина прервала танец и буквально подтащила Мартина обратно к столику, наполнила фужер до краев непонятно откуда взявшимся черносмородиновым «Абсолютом», протянула своему кавалеру:
— Попробуйте, таким образом…
Тот сделал несколько пустопорожних глотательных движений:
— Я должен все это выпить сразу?..
— Да, залпом…
Он отрицательно замотал головой:
— Может, есть другой способ?
— Любовь? — она маняще улыбнулась. — Или кокаин? Что предпочитаете?
— Пожалуй, — Мартин тоже улыбнулся, — начнем с чего попроще…
— Это не ко мне!
— Тогда я выбираю любовь… — он потянулся к девушке, но та выскользнула из его объятий. Протянула ему визитную карточку:
— Да, старик, с чувством юмора у тебя плоховато. Типичный янки. Позвони, ходок…
Она направилась к выходу, кинув прощальный взгляд на Мартина и еще один — на Марк-Антона.
Мартин посмотрел на удаляющуюся девушку, ее плавно покачивающиеся бедра и рассыпавшиеся по плечам светлые волосы, поднял фужер, сделал маленький глоток и поморщился, уткнувшись в счет, любезно предоставленный на серебряном подносике подоспевшим официантом:
— И это они называют чувством юмора…
Он покачал головой, расплатился и тоже направился к выходу.
Успел заметить, как Алевтина садится в машину с неровно посаженой синей мигалкой на крыше. Номер он запомнил автоматически и с чувством выполненного долга отправился в гостиницу. Спать. Разница во времени — самое сильное снотворное…
По ночной Москве мчался уже известный нам старенький БМВ, за рулем которого сидел Маковский. Он был полностью погружен в какие-то непонятные мысли. Пролетел на красный свет, подрезал чей-то черный «Мерседес». То ли вспомнил, что в Москве, если ты смелый и у тебя есть, что предложить ментам, правила дорожного движения соблюдать необязательно, то ли просто очень спешил. Встреча ему предстояла важная, но думал он не о ней — то вспоминал Наташу, то собственную семью. Постепенно воспоминания переносились все дальше, к тому времени, когда умер сын и все в жизни пошло по-другому Лицо Фила становилось все мрачнее, скорость старенького автомобиля — все быстрее. Фил достал телефон:
— Привет, Кот… Я сейчас еду в «Луксор», знаешь, где это?
— Найдем…
— Подстрахуйте меня.
В полном миноре закончил программный вечер Марк-Антон.
«Трещать» с братвой, знамо дело, не хотелось. Он-то что, он человек маленький, ему дали — он продает. А кому сколько — это пусть там между собой разбираются, ему бы себе на «дурь» заработать и всех дел. Так нет же, нашли стрелочника…
А мы эти стрелки возьмем и переведем! Точно — переведем. Вместо того чтобы вернуться в гримерную, Марк спустился в зал и пошел к выходу. Он был почти у крутящейся как нарядный детский волчок двери, вечно дающей под зад коленкой улыбающимся входящим и хохочущим выходящим, когда грозный голос окликнул его:
