— Отец, глянь, какая интересная статуя…

— Он ступил на клатчскую землю! Кальмарный ворюга!

— О, ПАПА…

Противники внезапно умолкли, главным образом чтобы перевести дух. Крабы бросились врассыпную. Вода на глазах отступала, пробуривая в серой тине меж покрытыми водорослями островками извилистые каналы.

— Отец, ты только посмотри, кое-где даже цветная черепица сохранилась…

— Это мое!

— Нет, мое!

На краткое мгновение взгляды Акхана и Леса встретились. Несмотря на мимолетность мига, юноши успели обменяться друг с другом весьма приличным объемом информации, начиная с галактического размера неловкости за то, что ты не сирота, ну и далее по списку.

— Па, но зачем… — начал было Лес.

— А ты закрой рот! Я ведь о твоем будущем думаю, сынок…

— Понятно, но какой смысл спорить, кто что первым увидел, а, па? Мы за сто миль от дома, и они тоже! Я к тому, все равно никто ничего не узнает!

Ловцы кальмаров обменялись взглядами.

Над их головами вздымались, капая водой, дома. Зияющие дыры вполне могли быть некогда дверьми, а небольшие прямоугольники без стекол — окнами, но сейчас эти здания населяла лишь тьма. Время от времени Лесу казалось, что он слышит, как внутри что-то скользит и шлепает.

Дубина Джексон прочистил горло.

— А ведь парень прав, — пробормотал он. — Что толку спорить? Кроме нас четверых, здесь никого нет.

— И то правда, — согласился Ариф.

Сверля друг друга взглядами, бывшие противники попятились. И почти одновременно раздались сразу два вопля:

— Хватай лодку!

После некоторой суматохи обе лодки, несомые на вытянутых руках, запрыгали над утопающими в грязи улицами.

А потом развернулись и запрыгали обратно. Под гневные вопли: «Так ты еще и детей воруешь, да?!» — хозяева лодок обменялись отпрысками.

Как хорошо известно всякому человеку, когда-либо изучавшему историю открытий, награда достается вовсе не тому, чья нога первой ступит на девственную почву новой земли, но тому, кто первым вернется домой. С ногой или без оной. Наличие всех конечностей — это уже дополнительный приз.

Флюгеры Анк-Морпорка поскрипывали на ветру.

Как ни странно, лишь очень немногие из них принадлежали к виду петуха домашнего, обыкновенного. Предпочтение отдавалось всяким драконам, рыбам и различным диким зверям. Однако были и исключения. На крыше здания Гильдии Убийц зловещий силуэт в плаще и с кинжалом наготове, скрипнув, занял новую позицию. На крыше Гильдии Попрошаек оловянный попрошайка воззвал к ветру о медном грошике. На крыше Гильдии Мясников медная свинья с шумом втянула пятачком воздух. На крыше Гильдии Воров самый настоящий, хоть и не лицензированный, вор тоже повернулся, повинуясь ветру, — не то чтобы Гильдия Воров хотела продемонстрировать, что никакой механизм не сравнится с человеком, скорее это была демонстрация того, как в Гильдии относятся к нелицензированному воровству.

Флюгер, водруженный на куполе библиотеки Незримого Университета, всегда отставал от своих собратьев и должен был отреагировать на перемену не раньше чем через полчаса, но все в городе уже и так знали, что ветер изменился: в Анк-Морпорке запахло морем.

Ну а на Саторской площади вовсю выступали публичные ораторы, хотя, если говорить по-честному, гордое звание «оратор» было, пожалуй, слишком громким для всякого рода краснобаев, любителей разглагольствовать и увещевать, а также для мычащих себе под нос и любовно обсасывающих собственные бесценные размышления особ, что через равномерные перерывы взбирались на дежурный ящик и начинали взывать к толпе. Но такова была традиция: народ должен выражать свое мнение. Чем громе и публичнее, тем лучше. Считалось, что патриций смотрит на этот обычай с одобрением. Так оно и было. А еще он смотрел на него с вниманием. Глазами специально отряженных людей, которые подробно все записывали.

Не обошлось и без Городской Стражи.

«Это не то же, что шпионить, — уговаривал себя командор Ваймс. — Шпионишь — это когда подсматриваешь из-за угла и украдкой заглядываешь в окна. А когда приходится подальше отходить, чтобы не оглохнуть от шума, — какое ж это шпионство?»

Он рассеянно чиркнул спичкой о сержанта Детрита.

— Это ж я, сэр, — с упреком отозвался сержант.

— Прости, сержант. — Ваймс прикурил сигару.

— А, ничево.

Оба снова прислушались к ораторам.

«Это все ветер, — думал Ваймс. — Ветер всегда несет что-то новое…»

Раньше ораторы, бродившие по кромке здравого рассудка (а то и углубляясь в мирные аллеи по ту сторону), выбирали для своих разглагольствований самые разные темы. Но сегодня на них как будто что-то нашло: все разом превратились в маньяков, одержимых одной и той же идеей.

— …Пора преподать им урок! — надрывался ближайший. — Почему наши так называемые лорды не прислушиваются к гласу народа? Мы сыты по горло этими распоясавшимися разбойниками! Они воруют нашу рыбу, подрывают торговлю, а теперь принялись и за нашу землю!

«Лучше бы они аплодировали», — подумал Ваймс. Как правило, одобрительных выкриков удостаивался всякий оратор, о чем бы тот ни говорил. Но сейчас люди лишь одобрительно кивали. «Да они ведь в самом деле ОБДУМЫВАЮТ услышанное…»

— Они украли мой товар! — вопил оратор напротив. — Это целая империя пиратов, демоны их побери! Меня взяли на абордаж! В анк-морпоркских-то водах!

Ответом стал общий ропот праведного негодования.

— А что украли-то, господин Дженкинс? — послышалось из толпы.

— Груз тончайшего шелка!

В толпе засвистели.

— Шелк? Неужели?! Насколько я помню, обычно ты торгуешь лишь рыбьими потрохами да тухлым мясом!

Господин Дженкинс поискал взглядом оппонента.

— Тончайший шелк! — твердо сказал он. — Но городу разве есть до этого дело? Никакого!

Послышались возгласы, что, мол, и в самом деле позор.

— А власти-то в курсе? — продолжал любопытный некто.

Силясь увидеть вопрошавшего, люди принялись вытягивать шеи. А потом толпа слегка расступилась, открыв взорам фигуру командора Городской Стражи сэра Сэмюеля Ваймса.

— Ну, я, это… я… — замямлил Дженкинс. — Я того… я ж…

— Не знаю насчет города, а мне до этого дело есть, — спокойным голосом произнес Ваймс. — Впрочем, думаю, будет не слишком трудно выяснить, куда делся и где теперь находится груз тончайшего шелка, если от этого самого шелка за версту несет рыбьими потрохами.

Из толпы послышались смешки. Жители Анк-Морпорка, известные знатоки и ценители уличного театра, приветствовали неожиданный поворот сюжета.

Пригвоздив Дженкинса взглядом, Ваймс, обращаясь к сержанту, процедил:

— Детрит, пойдешь с господином Дженкинсом. Его корабль, кажется, называется «Милка». Он покажет все накладные, декларации, квитанции и прочее, и мы спокойно, не торопясь, во всем разберемся.

Гигантская рука Детрита с лязганьем ударила в шлем.

— Так точно, сэр!

— Э-э… Гм… Но… Но это не получится! — засуетился Дженкинс. — Они… в общем… э-э… бумаги тоже украли…

— Экие негодяи! Это чтобы, если расцветка не подойдет, сдать обратно в лавку?

— Э-э… да и потом, судно-то в плавании. Да! Пришлось срочно отправить! Надо же как-то возмещать потери!

— В плавании? Без капитана? — Ваймс склонил голову набок. — Значит, за главного там сейчас Скоплетт? Твой старший помощник?

— Ну да, он самый…

— Проклятье! — Ваймс театрально щелкнул пальцами. — Как раз вчера вечером мы арестовали одного типа с абсолютно таким же именем. Что ж, раз он — это не он, то к обвинению в злостном перепое добавится еще и попытка оговорить честного парня Скоплетта. Хотя опять начнется писанина, завязнешь в ней по уши…

Господин Дженкинс попытался было отвести глаза, но стальной взгляд Ваймса держал крепко. Губы Дженкинса слегка подрагивали, словно он подыскивал остроумный и язвительный ответ, однако ему все-таки хватило ума придержать язык. Широкая улыбка командора Стражи весьма походила на некую ухмылку, которую беспечный ныряльщик может встретить в открытом море. На спине у этой ухмылки, как правило, красуется острый плавник.