— Мне полегчало, — соврал Джаред. — Спасибо.

С этими словами он попытался выдернуть свою руку. Но мадам Ла Фонтен держала его крепко.

— Я еще не закончила! Не вертитесь! — Она вскинула на него свои синие глаза. — Вы никудышный пациент.

Еще несколько прикосновений, и процедура была закончена. Джаред с радостью опустил рукав. Слугу отпустили.

— Спасибо, — сказала мадам Ла Фонтен.

— За что вы меня благодарите? Это я ваш должник.

— Да уж, — со смешком произнесла она, а потом пояснила: — Видите ли, последнее время мне не часто приходится заботиться о мужчинах. А мне это нравится, — и тут же добавила: — Не пройти ли нам в дом?

И она повела гостя в библиотеку. Там его ждал приятный сюрприз. Скрипач и пианист сыграли для Джареда и мадам Ла Фонтен несколько пьес Баха, Генделя и одного редкостно одаренного ребенка по имени Вольфганг Амадей Моцарт. Джаред и мадам Ла Фонтен сидели на диване на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Все детали этого вечера: музыка, беседа, даже мазь — способствовали созданию теплой, живительной атмосферы. Тоска ушла. Джаред впервые чувствовал себя во Франции раскованно. С Розали Ла Фонтен было так же приятно разговаривать, как и смотреть на нее. Джаред даже позабыл о своем желании удрать отсюда.

После ухода музыкантов Джаред и мадам Ла Фонтен проговорили допоздна. Они болтали обо всем на свете: о морских походах Джареда, о французском искусстве, о политике, о Франклине… В два часа ночи мадам Ла Фонтен, прервав болтовню, сказала:

— Уже поздно возвращаться в Пасси. Ночуйте у меня.

— Благодарю вас за столь любезное предложение, но…

Француженка взяла своего гостя под руку.

— Джаред, я не хочу, чтобы этот вечер заканчивался. Вы такая восхитительная компания. К вашим услугам любая комната… Утром мы с вами прогуляемся по лесу. В это время суток он прелестен: первые лучи солнца пробиваются сквозь листву, все усыпано росой, всяческая живность снует в поисках пищи туда-сюда. Ну, пожалуйста, останьтесь. Я буду счастлива.

И Джаред остался. Он не очень ясно сознавал мотивы своего поступка. То ли было слишком поздно, то ли он устал от одиночества, то ли не мог устоять перед этой красивой женщиной…

Мадам Ла Фонтен проводила его на второй этаж в спальню, обитую темным деревом и устланную коврами. Окна и балкон этой комнаты выходили на луг и лес. Ласково поцеловав гостя в щеку, прекрасная француженка затворила за собой дверь.

Едва раздался щелчок замка, Джаред пожалел о своем решении. Он прошел через комнату и остановился у дверей балкона. «Все это неправильно, — думал он, вглядываясь в ночную мглу. — Мне не стоит здесь находиться. Но что я могу поделать? Уехать? И что подумает мадам Ла Фонтен? Она была добра ко мне, не могу же я отплатить ей черной неблагодарностью? Не нужно было мне соглашаться…»

Минут тридцать Джаред ломал голову над тем, что ему делать. В какой-то момент на него нахлынули воспоминания. Он увидел себя безусым юнцом, одним из матросов пиратской шхуны «Голубка». Как-то «Голубка» бросила якорь в бухте Кэт-Айленда — экипажу предстояло очистить корпус корабля от ила, рачков и ракушек. И вот в один из своих свободных дней несколько матросов отправились поразвлечься на остров Нью-Провиденс и прихватили с собой Джареда, которого намеревались посвятить в моряки. К огромному разочарованию старых матросов, их подопечный пил мало и неохотно; тогда они перешли ко второй стадии посвящения — проститутке. Закончилось это прыжком Джареда с восьмифутовой высоты на мостовую. Девица и приятели так ничего и не поняли.

Присев на кровать, Джаред размышлял, почему именно этот эпизод всплыл в его памяти. Нелепо и оскорбительно сравнивать мадам Ла Фонтен с проституткой. «Но что заставило меня вспомнить Нью-Провиденс? Легкое покалывание в животе… Ситуации были разными, а ощущения теми же. Все это неправильно».

И в этот момент он услышал тихий стук в дверь. «Точно ли это стук?» Дверь отворилась.

— Джаред?

Розали Ла Фонтен неуверенно переступила порог комнаты. На ней была летящая, прозрачная ночная рубашка. Каштановые волосы волной ниспадали на плечи. Джаред никогда не видел более чувственного зрелища.

— Я могу войти?

Джаред не ответил; он молился.

— С вами все в порядке? Хотите, чтобы я ушла?

Джаред встал с кровати, пересек комнату и взял руки женщины в свои.

— Нет, я не хочу, — ответил он. — Уйти должен я.

В синих глазах читались боль и разочарование.

— Мне показалось, что сегодня вечером между нами пробежала искра… Или я ошиблась?

— Нет, не ошиблись. Вечер был замечательным, вы восхитительная хозяйка и, надеюсь, друг. Просто я не могу остаться. Это неправильно.

— Что дурного в том, что мужчина и женщина проявили интерес друг к другу?

— Неверно менять наши отношения. Это нечестно по отношению к вам: однажды, возможно, очень скоро, я уеду… Расставание будет мучительным. Это нечестно и по отношению к замечательной женщине, которой я обещал хранить верность.

— Но ваши глаза говорят, что вы хотите быть со мной.

— Вы правы.

— Так почему бы не прислушаться к своим чувствам?

— Мадам Ла Фонтен, Розали, я не могу объяснить себе свои чувства… Знаю лишь, что они противоречат моим понятиям о чести. Большую часть жизни я придерживался принципа: лучший путь — это путь, данный Богом. Полагаю, я не должен ему изменять и сейчас. Простите, если сможете. Мне не следовало заходить так далеко.

Мадам Ла Фонтен поднесла к своим губам руки Джареда и с невыразимой нежностью их поцеловала.

— Нет, это вы простите меня. Доктор Франклин говорил, что вы человек верующий. А я, желая скрасить свое одиночество, пыталась вас совратить, заставить поступиться принципами. Вы должны считать меня злой.

— Но я так не считаю… Розали, верьте мне, до последнего вздоха я буду помнить и этот вечер, и эту ночь.

Когда Джаред вошел к Франклину, тот, сидя за столом, что-то писал. Не поднимая головы, он указал на стул. Джаред сел. Спустя время Франклин, тяжело вздохнув, отложил перо, снял очки, потер глаза.

— Скажите, Джаред, вы хорошо провели время у мадам Ла Фонтен?

Самый обычный вопрос. Догадывается ли Франклин, какую бурю этот вопрос вызвал в душе Джареда?

— Мадам Ла Фонтен, — ответил он просто, — любезная хозяйка. Мы великолепно провели время.

Франклин впился в Джареда глазами — словно бы попытался понять, что кроется за этим незамысловатым ответом. Спустя минуту-другую он то ли сдался, то ли пришел к какому-то выводу.

— Как я уже говорил, — сказал он, положив запечатанный конверт прямо пред собой, — возникло одно деликатное дельце, требующее моего вмешательства. К сожалению, я не могу решить его лично. Джаред, я хочу, чтобы этим занялись вы. За те четыре года, что мы провели вместе, я обнаружил в вас дипломатический дар. Он понадобится вам для исполнения моего поручения.

С этими словами Франклин вручил Джареду письмо.

— Я хочу, чтобы вы лично доставили мое послание по назначению и дождались ответа.

Джаред глянул на конверт. Письмо было адресовано Энн Морган, Бостон, Массачусетс.

— Прошу вас передать, — весело продолжил Франклин, — мою самую искреннюю благодарность этой замечательной женщине за ту великую жертву, которую она принесла нашему общему делу. Она достойна наивысшей похвалы. Жаль, не могу сказать ей это лично.

— Благодарю вас, сэр, — произнес Джаред внезапно осипшим голосом. — Я берусь за выполнение вашего поручения с удовольствием. — А потом, улыбнувшись, добавил: — Признаюсь, я рад, что вы не можете лично доставить это письмо, — прошу прощения, сэр, но вы завзятый донжуан.

Франклин ответил ему долгим раскатистым смехом.

За день до отъезда в Америку Джаред получил несколько писем от жены. Он читал их, сидя у себя в комнате. На душе у него было легко — не сегодня-завтра он обнимет автора этих строк. Энн писала о войне, о жизни Бостона. Но когда Джаред дошел до последнего письма, от его былой веселости не осталось и следа. Энн сообщала, генерал Арнольд известил ее о том, что Исав перешел на сторону врага. Кроме того, исчезла фамильная Библия Морганов.