- Ой, да что ты такое болтаешь, Тоня? Подумай, какой из Василия враг народа? Ну, ошибся человек, подмахнул не глядя. Да не посадят его за это, оправдают!
- Нет, теперь не оправдают, - печально вздохнула Антонина. - Его из Партии исключили. Выходит - всё уже решено. Что делать, что делать? Куда глаза от стыда прятать? Как мы после всего этого жить-то будем, мама-а-а?..
И она тихо зарыдала, уткнувшись лицом в материнское одеяло.
***
Суд продолжался. Василий сидел на скамье подсудимых рядом со своими бывшими начальниками. Заслушали свидетелей, выступил общественный обвинитель от железнодорожного узла города Молодечно. Заклеймил "преступников" по-рабочему, не выбирая выражений. Даже судья посмотрел на него неодобрительно, но промолчал.
А Василий вдруг вспомнил, как этот обвинитель впервые пришёл к ним на железную дорогу. Молодой, неопытный, зелёный. Много ему предстояло узнать, многому научиться. Как с ним возился главный, сколько терпения и снисходительности понадобилось начальнику, чтобы из молодого специалиста получился специалист настоящий, мастер своего дела! И вот теперь этот едва оперившийся, вставший на ноги выкормыш льёт помои на головы своих учителей! Неисповедимы пути Господни...
Мысли текли своим чередом. Опять наш герой вспомнил родной городок Дебальцево в Донбассе… Сорок первый год. Старший сын Борис только-только окончил десятилетку, как грянула война. И очень быстро, совсем незаметно она подошла вплотную к их городу. Подрывники по предписанию особистов взрывали шахты, заводы, всё, что не успели вывезти, оставляя врагу одну лишь голую выжженную степь.
Железнодорожники работали днём и ночью, стараясь эвакуировать как можно больше станков, машин, оборудования, чтобы на новом месте в кратчайшие сроки наладить производство танков, снарядов, стрелкового вооружения, так необходимого на фронте, на передовой.
Мужчины, особенно молодёжь, рвались туда, где решались судьбы Отечества. На фронт просились все, но специалистам и кадровым рабочим давали бронь и эвакуировали на восток вместе с предприятиями. Василий, главный бухгалтер железнодорожного узла, был направлен в Барнаул. Немец напирал, и главбух сумел взять с собой только старшего сына, семнадцатилетнего Бориса, устроив его на работу в паровозное депо. Эшелон был забит до отказа, и железнодорожники бросали семьи на произвол судьбы: особисты строго следили, чтобы в номерном поезде не было посторонних. Так Антонина с малолетним Валентином остались под немцем.
В мясорубке, продолжавшейся до 1945 года, выжили немногие. Василию повезло – он сумел сохранить свою семью. Борис остался жив, хотя и ранило его на фронте, Тоня с сыном тоже благополучно пережили оккупацию. Надо было думать о будущем. Глава семейства рассудил здраво: возвращаться в Донбасс он не стал. Дело в том, что немцы выгоняли местных жителей на общественные работы, которые худо-бедно оплачивались продовольственным пайком. А это могло быть расценено, как пособничество врагу. И в случае любого доноса Антонину забрали бы без разговоров - примеров было предостаточно. Поэтому пришлось бросить дом, хозяйство и уехать в Белоруссию - от греха подальше...
***
- Что делать? Как поступить, чтобы выйти из сложившейся ситуации с наименьшими потерями? - никак не мог собраться с мыслями Василий. - Меня осудят, это однозначно. Система закусила - не отпустит! Коготок увяз - всей птичке пропасть. От Антонины все отшатнутся, но это полбеды. Валентин учится в Москве, первокурсник. Могут отчислить из института, как сына врага народа. Если узнают, конечно. Шило в мешке не утаишь, но попытаться стоит.
Теперь Борис. Он будущий горный инженер, фронтовик, коммунист. Перед ним все дороги открыты. Совсем недавно ему предложили работу по партийной линии в ЦК КПСС. Это большая, очень большая перспектива. Но она была возможна только с чистой анкетой. Судимость отца перечеркнёт всё. Придётся отказаться. И ещё, у Бориса в Молодечно есть девушка. Невестой назвать её трудно - просто зазноба. Если они поженятся, то с Молодечно порвать не удастся, а сделать это крайне необходимо. И Антонине, и детям придётся всё бросить и срочно уезжать отсюда, пока не раскопали, что жена врага народа была в оккупации. Один донос - и сделают из неё немецкую шпионку, потом вовек не отмоешься. Ведь органы никогда не ошибаются. В противном случае пришлось бы сажать следователей, допустивших ошибки.
И ещё: куда им ехать, куда бежать? Можно, наверное, возвращаться в Донбасс. Восемь лет после войны прошло, кампания по проверке тех, кто был на захваченной врагом территории, давно закончилась, и опасности с этой стороны, кажется, нет. Тем более, что в родном Дебальцево и домик сохранился - будет где жить.
На том Василий и порешил. В перерыве заседания он нашёл обрывок бумаги. Карандаш у него был заначен. Стараясь, чтобы не заметила охрана, написал жене записку, в которой изложил все свои соображения. Спрятал и стал ждать удобного случая, чтобы передать письмо своей верной подруге.
Антонина сидела тут же, в зале заседаний, а из головы у неё не шёл этот проклятый сон. Время от времени возвращалось чувство страха и абсолютной беспомощности, которое она испытала, пытаясь смести паутину с последней четверти потолка. Бедная женщина смотрела на Василия, на охрану за его спиной, и по щекам её текли горькие, с трудом сдерживаемые слёзы. Василий делал ей какие-то знаки, время от времени сильно расширяя глаза, но Антонина не понимала, что он хочет сказать, и от этого ей становилось больно и одиноко.
Никто не подошёл к несчастной женщине, пытаясь выразить сочувствие, не сказал тёплых ободряющих слов. Страх прикоснуться, испачкаться, приклеиться к липкой паутине, носителем которой она стала, гнал всех прочь. За несколько дней из обычной, ничем не примечательной женщины Тоня превратилась в изгоя, жену врага народа. Люди вдруг с ужасом отшатнулись от неё, и оттого, что случилось это именно сейчас, когда пришла в их дом беда, ей было невыносимо больно и одиноко…
В перерыве заседания, в коридоре, так, чтобы не было заметно, к ней подошла соседка по дому и тихо, почти шёпотом, сказала:
- Тоня, матери твоей стало плохо, её увезли в больницу. Я собрала всё, что нужно. Фельдшер сказал, что у неё что-то серьёзное.
Первым порывом Антонины было - бежать к матери. Метнулась к выходу, но в голове пронеслось:
- А как же Василий?
И со слезами на глазах она стала просить соседку, чтобы та подежурила в больнице, пока не закончится заседание. Женщина с опаской посмотрела по сторонам, затем, решившись наконец, сказала прямо:
- Тоня, ты знаешь, мы с тобой подруги, но муж у меня - человек партийный. Дети - все комсомольцы, старший - комсорг курса в техникуме. Я, конечно, схожу в больницу и сделаю всё, что смогу, но ты больше к нам не ходи, не надо. Если что-то будет нужно, постучи незаметно в окошко, я сама к тебе приду, когда стемнеет.
Антонина не удивилась словам подруги. Всё правильно: городишко у них маленький, все друг друга знают, и рисковать никто не хочет. Тем более, что все рисковые люди давно лес валят и каналы для страны роют...
Суд тем временем продолжался. Василий думал и никак не мог понять:
- Как же так, вот они сидят здесь втроём - знающие опытные руководители железной дороги. Ну, оступились, ну, неправильно сделали, ну и что? Заставьте покрыть убытки и дайте людям спокойно работать. Ведь на своём месте мы, специалисты, принесём пользы намного больше, чем там, в лагере, ручным неквалифицированным трудом. Государство нас выучило, потратило время и средства, а теперь? Зачем же вместо молотка - микроскопом гвозди заколачивать?.. И, наконец, самое главное: кто настрочил донос?
Василий по опыту знал, что без письменного заявления, как правило, ни одно дело не возбуждается.
