Евгений Яровой вышел на крыльцо фамильного дома с ребенком в руках. С момента рождения прошло не больше трех часов. Охранники, бросая боязливые взгляды, суетились во дворе. Пять машин собрали в кортеж, люди Яровых занимали положенные места, проверяли выезд, звонили в администрацию, чтобы согласовать зеленый коридор. Охранники вели себя более или менее сдержано, а вот слуги и работники поместья перепугались не на шутку. В ушах до сих пор стоял гул от звериного рыка отца, а в памяти осталась перевернутая мебель и разбитые вазы.

— Всё будет хорошо, — сказал Евгений и посмотрел на сына.

Дверь за спиной открылась, Николай Яровой вместе со свитой окруживших его охранников вышел из дома, глянул на внука, пошел к машине.

— Поторапливайся!

Отец Евгения был уже не молод, но по-прежнему обладал огромной силой. Всё ещё безоговорочный лидер стаи. Евгений никогда ему не перечил, но сегодняшняя ссора зашла слишком далеко. Отец был в шаге от того, чтобы обратиться в форму.

— В машину!

Начальник охраны поднялся на ступеньки и показал Евгению рукой вниз по лестнице — требование, замаскированное под приглашение.

— Не понимаю, на что ты рассчитываешь, — сказал отец, когда Евгений сел в машину. — Наш сенсор всё прекрасно видел. Ты сомневаешься в его способностях?

— Это мой сын.

— Тебе не повезло.

В окне на втором этаже появилась жена. Слезы лились из глаз, в стекло впечатались побелевшие ладони. Она постояла несколько секунд, а затем рухнула на пол, отказываясь верить в происходящее. Евгений сделал вид, что не заметил её. Он должен показать хладнокровие и силу, по-другому отца не переубедить.

— Неужели он принесет семье так много проблем? — спросил Евгений и посмотрел на отца.

— Его существование уничтожит нашу семью, — ответил отец. — Когда Восьмерка узнает, что в семье Яровых появился еретик, они…

— Не называй его так.

— А как мне его звать? — отец посмотрел на Евгения.

— Его зовут Никита.

— Ты можешь дать ему имя, но не фамилию.

— Тогда я тоже откажусь фамилии.

Николай медленно выдохнул.

— Веди себя как мужчина. Будто ты не понимаешь, между чем стоит выбор. Булатов собрал половину голосов против меня. Я удерживаю шаткое положение, но когда он узнает, что в сердце нашей семьи появился…, — дед посмотрел на внука и нахмурился. — Очень быстро он доберет нужные голоса и выкинет нас из Восьмерки. Рассказать, что будет дальше? Он заберет всё. Наш бизнес, наши активы, наше имущество и… наши жизни… Все до последней. Твоя жена, мать, братья, сестры, племенники и племянницы… Булатов не побрезгует замарать руки кровью женщин и детей.

Малыш всхлипнул, Евгений сильнее прижал его к груди.

— Должен быть выход! В конце концов…

— Хватит! — в голосе Николая послышались нотки волчьего рыка. — Хватит, трепаться! Ты сам согласился поехать к Старцу, чтобы убедиться, что нас сенсор не ошибся. Я организовал встречу, и мы туда едем. К чему продолжать этот бессмысленный разговор? Теперь слово за Старцем.

Неужели всё происходило на самом деле? Десятки тысяч детей рождаются каждый день и проходят процедуру осмотра. С самых первых минут жизни сенсор способен разглядеть отклонения в силовом поле аппера. Но как подобное могло произойти с Яровыми? В семье аристократов с чистейшей родословной родился ребенок, предрасположенный к наложению печатей молчания. Последние пять сотен лет великие дома опираются на индивидуальную культивацию силы по линии своей крови, а в семье Яровых родился тот, кто способен её уничтожать. Травоядный львенок в прайде истинных убийц.

Теперь слово за Старцем. Евгений пошатнул авторитет сенсора семьи Яровых, усомнившись в правильности его оценки, но сейчас это не значило ровным счетом ничего. Он выбирал между тем, чтобы больше никогда не увидеть своего сына и тем, чтобы выиграть немного времени.

… … …

Они стояли в темной прихожей. Потертые обои, скрипучий деревянный пол, накренившийся шкаф. Учитывая, какие люди посещали Старца, он мог залить квартиру золотом и осыпать бриллиантами, но деньги его не интересовали.

— Я пойду один, — сказал Евгений.

— Нет.

— Да! — Евгений посмотрел отцу в глаза. — Я поговорю с ним наедине, а потом зайдешь ты.

— У тебя будут ещё дети.

— И я их всех защищу!

Евгений откинул шторку, прошел по коридору, оказался в такой же темной и плохо обставленной комнате. Старец сидел в кресле, пальцем показал на стол.

— Ребенка положи сюда!

Евгений повиновался. Положил малыша на столик у правой руки Старца между пепельницей и кружкой с коричневым налетом от чая. Белая плевка почти полностью затянула зрачки старика, оставив лишь черные точки. Почти ослеп. Но ослеп лишь к предметам, но не к людям. Уже долгие годы способность — читать внутреннюю силу апперов — служила ему глазами.

Старец потянул руку к ребенку.

— Он хочет отдать его, — сказал Евгений. — Мальчика увезут в случайную страну, передадут случайной семье, а свидетели исчезнут. Ни я, ни мой отец никогда не сможем его найти.

Старец посмотрел на мальчика, задержал над ним руку.

— Прямо сейчас я не смогу переубедить отца, — сказал Евгений. — Но если вы дадите мне время… Наш сенсор нашел у мальчика отклонения. Навряд ли он ошибся. Я специально приехал к вам, чтобы выиграть время. Я не прошу полностью отвергать эту теорию, а лишь высказать сомнения. Дайте мне крошечную зацепку, благодаря которой я сохраню своего сына.

Старец поднял глаза. За мутной пеленой Евгений рассмотрел движения зрачков. Старец оценил состояние Евгения. В стрессовых ситуациях люди придумывают безумные идеи, в которые сами не верят. Но Евгений мыслил здраво. Гармоничные колебания внутренних сил подтверждали уверенность слов и согласованность действий. Сейчас в нём говорили не эмоции и даже не отцовский инстинкт. Евгений сделался прагматичным, расчетливым, последовательным. Первый шаг его плана предполагал выиграть время, а за ним следовали другие, и Старец не сомневался, что Евгений им последует.

— Назначьте нам повторную встречу через две недели. Наша поездка сюда сыграет нам на руку. Слухи о недуге моего сына уже ползут по городу, а скоро люди узнают и об этой встрече. Если после визита к Старцу, мы не откажемся от ребенка, то у них появятся сомнения. Они не смогут действовать быстро, а я использую каждый дарованный мне день, чтобы защитить малыша, даже если это будет стоить мне жизни.

Старец закрыл глаза, сделал глубокий вдох, открыл. Пелена чуть осветлилась, на миг он сконцентрировал почти ясный взгляд.

Евгений всё понял. Он приехал к нужному человеку. Старец мыслил той правдой, в которую сам верил.

— Хорошо, — Старец откинулся в кресле, а затем снова протянул руку к ребенку. — И всё же я его посмотрю, если ты не против.

— Конечно.

Старец положил ладонь ребенку на живот, закрыл глаза. В следующий миг его тело прогнулось, будто ему в спину вонзили нож, лицо скривилось гримасой боли, а глаза под закрытыми веками стали беспорядочно метаться по сторонам. Старец сжал ладонь, вцепился грязными ногтями в белое одеяльце. Ребенок всплакнул. Затем Старец открыл рот, показывая сжатую челюсть коричневых зубов. Из легких вырвался хрип, он оторвал руку и открыл глаза.

По щекам потекли слёзы, сквозь белую пелену проступали сетки полопавшихся капилляров, Старец часто дышал и продолжал показывать сжатые до скрипа зубы. Обе руки впились в подлокотники, будто он хотел вырвать из них обивку.

— Что?!

— Его…, — процедил старик и посмотрел на ребенка. — Его нужно убить…

Старец снова закрыл глаза. Калейдоскоп увиденного пронёсся в воспоминаниях. Вся страна в крови. Мужчины и женщины. Старики и дети. Аристократы и простолюдины. Одиночки и целые семьи. Виновные и невинные. Бедные и богатые. Вооруженные и безоружные. Все купаются в крови. Тысячи и тысячи смертей прокатываются по стране волной цунами. Никакой жалости, ни капли сострадания. Конвейер несчетного количества смертей, будто забой на скотобойне, после которого остаётся холодящая пустота. Предвещается война таких размахов, которых мир ещё не видывал, и победителей в этой войне нету, лишь трупы.