***

Я решил не задерживаться в Персиле. Мысленно уже был далеко отсюда – в столице Крельского царства. Никакой робости перед столичным обществом не испытывал. А теперь, когда со мной была не только память профессора некромантии, но и призрак старого пекаря, чувствовал себя истинным мастером-кулинаром. Мой второй поход к Норвичу обещал стать не таким, как прежний. Теперь к столице царства будет добираться не голозадый селянин, а уважаемый пекарь – гордость поварской гильдии (жаль, что гильдия о моём статусе пока не догадывалась).

Однако прежде чем затевать поход в Норвич, я хотел расплатиться с долгами. Со всеми. И с материальными, и с моральными. Начать решил с уплаты налогов. В этот раз пробежался по инстанциям лично. Первым делом заглянул в поварскую гильдию – отсчитал там монеты. Пусть амбарная книга и обратилась в пепел, но гильдия и профессор Рогов помнили сумму моего долга вплоть до медяка. Выслушал слова сочувствия от секретаря, поделился с ним своими планами на будущее, получил советы, к кому и куда следовало обратиться в столице.

Побывал я и в городской канцелярии. Сообщил, что не продолжу работу в Персиле, чем поверг там всех в уныние (как оказалось, мою продукцию полюбили и городские чиновники). Расплатился с княжеским управляющим – ему тоже рассказал о желании перебраться в столицу. Представитель клана Збруйских отговаривать меня не стал. Но потребовал сообщить в столичную резиденцию князей, по какому адресу открою в Норвиче пекарню. Расплатился и со стражниками.

К бандитскому атаману наведался в последнюю очередь.

***

Дом Рела Музила размером походил на жилище Мамаши Норы. Да и располагался он недалеко от резиденции Бельской – на соседней улице, ближе к княжескому терему. Но не прятался за высоким забором. Наоборот: ограда вокруг участка бандитского атамана выглядела декоративной. Владелец словно показывал горожанам, что бояться ему нечего и некого.

Клифам не пришлось прыгать, они без труда перешагнули низенький забор. Я не последовал их примеру – прошёл на придомовую территорию через распахнутые ворота. Навстречу мне из облицованной кирпичом сторожки тут же выбежал хмурый здоровяк, в тёмных одеждах, напомнивший мне таракана (щеголял чёрными густыми усами и гладковыбритым подбородком).

Объяснять, кто я такой, не пришлось: мужчина поздоровался со мной, назвал меня по имени (я снова ощутил себя первым парнем на деревне). Сообщил усатому, что желаю встретиться с господином Музилом. Клифы пробежались по двору – ну точно как телохранители, проверившие окружающее пространство на наличие опасности для клиента; выстроились в шеренгу за моей спиной.

Здоровяк обошёлся без лишних вопросов. Попросил меня подождать. Поспешил в дом. Лишь только он скрылся за дверью, я позволил себе отыскать взглядом светящуюся фигуру старого пекаря. Мастер Потус сегодня сопровождал меня повсюду. Явился вслед за мной (точнее: вслед за моим кольцом) и к дому Крюка. На месте он не стоял – сновал по двору, исследовал территорию.

«Неплохо этот негодник, етить его, обустроился, - бубнил в моей голове скрипучий голос. – Гляди ж ты, и хоромы себе прикупил, и заморских деревьев насажал. За домом и конюшню отгрохал. Чуешь, парень, как конским дерьмом несёт? Неплохо бандиты живут! Обирать честных тружеников – это тебе не собственным трудом на жизнь зарабатывать! Вот, значит, куда деваются наши денежки».

«Не бухти, старый, - сказал я. – Неужто ты никогда не видел дом князя? Вот то – хоромы, пусть и весьма скромные. А это – так, небольшая хатка. В столице мы с тобой ещё насмотримся на настоящие дворцы. Мэтр говорил, что раньше их там было – не сосчитать. Мы с тобой в них обязательно побываем. И поглядим, чем там занимается аристократия. А может, с симпатичной аристократкой я и сам в тех дворцах… чем-нибудь займусь».

«Всё ещё мечтаешь жениться на знатной дурочке, етить её?»

«Никакой женитьбы, старый. Больше я в это болото ни ногой. Дурочки хороши лишь пока они чужие. Пока не считают тебя своей собственностью. Тогда они кажутся милыми и забавными. Почти как те вдовушки, что наведывались по вечерам в пекарню. А своя дурочка у меня уже была. Спасибо. Наигрался. Не нужны мне на постоянной основе ни глупые, ни умные. Идеал: преходяще-уходящие».

«Ты ещё помечтай, что к тебе помиловаться царевна будет бегать».

Я усмехнулся.

«Никогда не говори «никогда», старик. Если царевна симпатичная, то пусть побегает. Разве я похож на того, кто способен отказать красивой даме? Слишком часто я их игнорил в прошлом. Больше не допущу подобных ошибок. Посмотрим, чем сумеет меня удивить царевна. Ну а если серьёзно, старый… то по ночам все кошки серые».

«Только не у каждой из этих серых кошек папаша, етить его, царь», - сказал мастер Потус.

«А зачем мне её папаша?» - сказал я.

Помотал головой.

«Нет, мне её папаша не нужен».

***

Атаман Крюк согласился выделить часть своего ценного дневного времени для общения со мной. Об этом мне поведал тот самый усатый здоровяк, что ходил к хозяину дома докладывать о моём появлении. Я помнил, что Музил говорил о любви к ночному образу жизни. Поэтому подгадал поход к нему на вторую половину дня – уже после того, как выплатил прочие задолженности по налогам.

Бандитский атаман не заставил меня долго прогуливаться по двору. Но и не вышел мне навстречу: показал, что с пониманием относился к моему желанию пообщаться, но не считал меня важным гостем, перед которым стоило изгаляться в ритуалах гостеприимства. Я не обиделся: как говорится, если гора не идёт к тебе, то иди к ней сам. Рел Музил вполне годился на роль горы. В чём я и убедился, когда увидел его сидящим за столом.

Комната, куда меня привели (одного: собаки остались на улице), походила размерами на спальню Мамаши Норы. Вот только тут я не увидел зеркал и кровати. Да и вообще мало что увидел. Потому что горела лишь одна слабенькая лампа, установленная на большом, подстать владельцу, столе. Только её свет и силился разогнать тьму в просторной лишённой окон комнате. У него это плохо получалось.

Я разглядел очертания расставленных вдоль стен диванов и кресел, высоких шкафов; приметил едва заметный блеск стеклянных дверок и драгоценных камней на эфесах и рукоятях железок, разложенных на полках шкафов. Со слов мастера Потуса, в этой комнате Крюк собрал большую коллекцию холодного оружия. Вот только хозяин не пожелал хвастаться экспонатами своего музея – прятал их от меня в полумраке.

- Присаживайся, пекарь, - сказал Рел Музил.

Он указал рукой на деревянный табурет. Махнул рукой усатому.

- А ты свободен. Да.

Предложенный мне стул выглядел в комнате чужеродным предметом (излишне скромным, в сравнении со столом и креслом, в котором восседал бандитский атаман). Такой табурет нормально смотрелся бы в моей пекарне. И в моей гостиной – до того, как та сгорела. Но не в обставленном дорогой мебелью доме Рела Музила. Я не стал отказываться от предложения хозяина дома – присел.

- Слышал, что случилось с твоей пекарней, - сказал Крюк. – Да. Ты поэтому ко мне пришёл?

При плохом освещении лысая голова бандитского атамана вновь показалась мне разительно похожей на изображение колобка, которое в прошлом не раз встречал в детских книжках. Те же мясистые губы и румяные щёки. Скрытый складками кожи подбородок. Кулаки Рела Музила тоже походили на колобки – поменьше (но каждый – с мою голову); на руках бандитского атамана блестели массивные золотые перстни.

Я снял с пояса кошель, приподнял его – показал Крюку.

- Я пришёл, чтобы расплатиться с вами, господин Музил.

- Что это?

- Десятая часть прибыли моей пекарни за последние дни.

Атаман протянул руку. Я отметил, что та похожа на лопату, при помощи которой пекари отправляли заготовки для караваев в печь. Привстал, вложил в ладонь Крюка кошелёк. В окружении толстых растопыренных пальцев мешочек с деньгами выглядел крохотным. Рел Музил не развязал его, а лишь поднёс к лицу, встряхнул – прислушался к звону монет.