Внизу под ними был крутой обрыв, и до земли довольно далеко.

– Летать вниз, верно, можно научиться, – продолжала она. – Летать вверх куда легче. Но ведь можно начать с более легкого. Пожалуй, я попробую!

– Нет, Пиппи! – в один голос закричали Томми и Анника. – О, Пиппи, милая, пожалуйста, не надо, не делай этого!

Но Пиппи уже стояла на краю крутого откоса.

– Злая муха, улетай, крыльями сильней махай! – сказала она. И в тот миг, когда Пиппи произнесла слово «махай», она подняла руки и буквально взлетела в воздух. Через полсекунды послышался глухой звук, какой бывает при неловком падении. Это Пиппи шлепнулась на землю. Томми и Анника, лежа на животе, испуганно смотрели на нее сверху вниз. Пиппи поднялась на ноги и отряхнула коленки.

– Я забыла помахать крыльями, – радостно сказала она. – А к тому же, должно быть, мой живот слишком набит блинами.

И тут дети обнаружили, что господин Нильссон исчез. Он явно отправился на свою абсолютно личную небольшую прогулку. Они вспомнили, что совсем недавно видели, как он сидит очень довольный и жует корзинку для провизии. Но во время летательных маневров Пиппи они забыли о нем. А теперь он исчез.

Пиппи так рассердилась, что швырнула одну туфлю в большую, глубокую лужу.

– Когда идешь куда-нибудь, никогда не надо брать с собой никаких обезьян, – заявила она. – Господину Нильссону надо было сидеть дома и ловить блох у лошади. Это было бы только справедливо. Так ему и надо! – продолжала она, залезая в лужу, чтобы вытащить оттуда туфлю. Вода доходила ей до пояса.

– Вообще-то воспользоваться бы случаем и вымыть еще и волосы, – заявила Пиппи и тут же окунула голову в воду, и держала ее там так долго, что на поверхности воды появились пузыри.

– Ладно, на этот раз можно будет обойтись без парикмахерской, – удовлетворенно продолжала Пиппи, когда голова ее снова вынырнула на свет.

Пиппи вылезла из лужи и надела на ногу туфлю. А потом все они отправились в поход – искать господина Нильссона.

– Слышите, как вокруг меня булькает вода, когда я иду? – Пиппи захохотала. – «Бульк, бульк» – булькает платье, «чмок, чмок» – чмокают туфли. Ну и умора! Тебе тоже надо попробовать влезть в лужу, – сказала она Аннике с ее светлыми шелковыми локонами и такой изысканно нарядной в розовом платьице и маленьких белых кожаных туфельках.

– В другой раз, – сказала Анника.

Они пошли дальше.

– Ну как не сердиться на господина Нильссона! – возмущалась Пиппи. – Он вечно проделывает такие штучки. Один раз в Сурабае [1] он смылся от меня и нанялся в прислуги к одной старой вдове. Но насчет прислуги – это, понятно, враки, – добавила она после небольшой паузы.

Томми предложил отправиться на поиски в разные стороны. Анника сначала немножко боялась и не хотела, но Томми сказал:

– Ты что, трусиха?

Такого подозрения Анника, само собой, ни за что бы не допустила. И тогда все трое отправились на поиски – каждый в другую сторону.

Томми выбрал тропку, ведущую через лес. Никакого господина Нильссона он не нашел, зато нашел кое-кого другого. Он нашел быка! Или, вернее, бык нашел Томми, и Томми ему не понравился. Потому что это был злой и совершенно не любивший детей бык. Он примчался, опустив голову, с жутким ревом, а Томми издал страшный вопль, который разнесся по всему лесу. Пиппи и Анника тоже услыхали его вопль и поспешно прибежали, чтобы посмотреть, почему Томми так вопит. Но бык уже успел поддеть Томми на рога и подбросил его высоко в воздух.

– Какой глупый бык, – сказала Пиппи Аннике, которая рыдала в полном отчаянии. – Разве можно так себя вести? Ведь он испачкает беленькую матроску Томми. Надо пойти и проучить этого глупого быка.

Так она и сделала. Подбежав к быку, Пиппи дернула его за хвост.

– Извините, что помешала! – сказала она.

И поскольку она больно дернула его за хвост, бык обернулся и увидел еще одного, новенького детеныша, которого ему тоже страшно захотелось поднять на рога.

– Извините еще раз, что помешала, – повторила Пиппи. – Извините, что я вынуждена лишить вас рогов, – добавила она, отломив один бычий рог. – Два рога теперь не в моде. В этом году все самые лучшие, самые модные быки носят только один рог. А некоторые не носят вовсе, – сказала она, отломив и второй рог.

Поскольку рога у быков нечувствительны к боли, бык не знал, что остался без рогов. Он все равно продолжал бодаться, и будь на месте Пиппи какая-нибудь другая малышка, от нее бы мокрого места не осталось.

– Ха-ха-ха, перестаньте меня щекотать! – орала Пиппи. – Вы даже представить себе не можете, как я боюсь щекотки. Ха-ха, кончайте это дело, кончайте, говорю, а не то я умру со смеху!

Но бык не прекращал бодаться, и в конце концов Пиппи вскочила ему на спину, чтобы хоть немного отдохнуть. Но ни о каком отдыхе не могло быть и речи: ведь быку совершенно не понравилось, что Пиппи сидит у него на спине. Он делал самые невероятные кульбиты, чтобы сбросить Пиппи на землю, но она только крепче сжимала ногами его бока. Бык бесновался, бегая взад-вперед по лугу, и ревел так, что казалось, будто из ноздрей его валит дым. Пиппи хохотала, и вопила, и махала рукой Томми и Аннике, которые стояли на почтительном расстоянии, дрожа как осиновый листок. Бык вертелся волчком, пытаясь избавиться от Пиппи.

– "Здесь танцую я с моим милым дружком..." – напевала вполголоса Пиппи, продолжая сидеть на спине быка.

В конце концов бык так устал, что улегся на землю; его одолевало безумное желание, чтобы на свете не осталось ни единого ребенка. Да и вообще он всегда считал, что малявки не так уж необходимы.

– Вы собираетесь отдохнуть после обеда? – вежливо спросила Пиппи. – Не буду мешать!

Сойдя со спины быка, она подошла к Томми и Аннике. Томми уже чуточку поплакал. Бык повредил ему руку, но Анника перевязала ее своим носовым платком, так что она больше не болела.

– О, Пиппи! – воскликнула возбужденно Анника, когда Пиппи подошла к ней и к Томми.

– Тс-с-с! – прошептала Пиппи. – Не разбуди быка! Он спит, и если мы разбудим его, он опять начнет психовать.

– Господин Нильссон, господин Нильссон, где ты? – тут же заорала она громким голосом, ничуть не заботясь о послеобеденном сне быка. – Нам пора домой!

И правда, неподалеку на сосне сидел скрючившись господин Нильссон. Он с печальным видом сосал свой хвост. Ведь такой маленькой обезьянке вовсе не весело, когда ее одну бросают в лесу. Но он тут же спрыгнул с сосны прямо на плечо Пиппи и замахал своей соломенной шляпкой, как всегда, когда у него бывало радостно на душе.

– Вот как, значит, на сей раз ты не нанялся в прислуги? – сказала Пиппи, погладив его по спинке. – Тьфу! Ведь это же враки, истинная правда, – добавила она. – Да, но ведь истинная правда не может быть враньем,

– продолжала она свои рассуждения. – Вот увидите, в конце концов может статься, что господин Нильссон и в самом деле был прислугой в Сурабае! И тогда я уж точно знаю, кто потом будет жарить нам котлетки.

И они отправились домой. Платье Пиппи попрежнему булькало «бульк, бульк», а туфля чмокала «чмок, чмок». Томми же и Анника думали, что, несмотря на встречу с быком, у них был замечательный день, и пели песню, которую выучили в школе. Собственно говоря, это была летняя песня, а ведь осень уже была на носу. Но они думали, что все-таки песня была очень к месту.

Нам летнее солнце сияет,

Леса и луга освещает,

Наш класс по дороге шагает.

Мы весело поем. Халло! Халло!

Ты молодой,

Бодрись, не ной,

Иди и с нами вместе пой,

А наша песня улетай

В зеленый, светлый

Горный край.

Нам летнее солнце сияет,

Мы с песней идем. Халло! Халло!

Пиппи тоже пела, но слова ее песни были не совсем такие, как у Томми с Анникой. А пела она вот что:

Нам летнее солнце сияет,

А я по дороге шагаю,

И делаю все, что желаю,

И туфлями стучу: стук, стук!