Фрекен Розенблюм превыше всего ценила порядок, а ведь это было только справедливо, чтобы те, у кого дома есть малыши, получили бы большой кулек конфет.

И вот начался опрос. Ой, до чего – же дрожали дети! Те, кто не мог ответить на заданные вопросы, должны были становиться в отдельную шеренгу, на виду у всех, – чтобы им было стыдно, а потом их отправляли домой без конфет, и они приходили к своим маленьким братьям и сестрам с пустыми руками.

Томми и Анника учились хорошо, и все же бант Анники трясся, потому что девочка дрожала от волнения, а Томми, который стоял за ней, тем больше бледнел, чем ближе подходил к фрекен Розенблюм. И вот как раз в тот момент, когда настала его очередь отвечать на вопросы, в шеренге детей «без братьев и сестер» возник какой-то беспорядок. Кто-то протискивался вперед, расталкивая ребят. Конечно, это была Пеппи. Она отстранила тех, кто стоял уже у стола, и обратилась к фрекен Розенблюм:

– Извините, но я немного опоздала. Куда мне встать? У нас в семье четырнадцать детей, причем тринадцать мальчишек с дурными наклонностями.

Фрекен Розенблюм неодобрительно взглянула на девочку.

– Стой, где стоишь, – ответила она, – но я боюсь, что вскоре тебе придется перейти к тем ребятам, которым должно быть стыдно.

Секретари записали имя Пеппи, потом ее взвесили, чтобы выяснить, не нуждается ли она в супе. Но оказалось, что у нее на два кило больше нормы.

– Супа ты не получишь, – строго сказала ей фрекен Розенблюм.

– Везет же иногда! – воскликнула Пеппи. – Теперь бы еще как-нибудь справиться с лифчиками и фуфайками, тогда все будет в порядке.

Фрекен Розенблюм не стала ее слушать. Она листала букварь, выискивая слова потрудней, чтобы Пеппи сказала, как они пишутся.

– Послушай-ка, деточка, – сказала она наконец, – скажи мне, пожалуйста, как пишется «морская болезнь»?

– Охотно, – воскликнула Пеппи. – МАРЗСКАЯ БАЛЕСН.

Фрекен Розенблюм кисло улыбнулась.

– В букваре эти слова почему-то написаны иначе, – язвительно заметила она.

– Возможно, – нимало не смутилась Пеппи. – Но я думала, что тебе интересно было узнать, как я пишу это слово. МАРЗСКАЯ БАЛЕСН – так я пишу всегда, и ничего плохого от этого еще не случилось.

– Занесите ее ответ в книгу, – распорядилась фрекен Розенблюм и с мрачным видом поджала губы.

– Да, обязательно запишите, как я это пишу. Надеюсь, нам удастся добиться, чтобы отныне все буквари писали по-моему.

– Ну, девочка, – продолжила фрекен Розенблюм свой опрос, – а теперь скажи мне, когда умер Карл XII?

– Ой, бедняжка, он тоже умер! – воскликнула Пеппи. – Конечно, этого и следовало ожидать, ух очень много он шатался по свету, а это к добру не приводит. Но я уверена, что если бы его ноги всегда были сухими, он и сейчас был бы с нами.

– Запишите этот ответ, – ледяным голосом приказала фрекен Розенблюм.

– Да, да, пожалуйста, запишите, – настаивала Пеппи. – Мне не хочется давать вам лишнюю работу, но все же запишите еще и вот что: после того как ты промочил ноги, лучше всего выпить теплого керосина и лечь в постель – наутро болезни как не бывало.

Фрекен Розенблюм покачала головой.

– Почему у лошади прямые коренные зубы? – спросила она серьезно.

– А ты уверена, что у них прямые коренные зубы? – с сомнением переспросила Пеппи. – Впрочем, ты можешь сама спросить у лошади. Она стоит вон там, у забора, – предложила Пеппи и показала на свою лошадь, которую привязала к дереву.

Потом Пеппи радостно засмеялась.

– Как удачно, что я ее взяла с собой! – воскликнула она. – А то бы ты так никогда и не узнала, какие у нее коренные зубы. Потому что, честно говоря, я не имею об этом никакого понятия. И мне совсем не хочется это узнать.

Фрекен Розенблюм так сжала губы, что рот ее превратился в тоненькую полоску.

– Неслыханно! – бормотала она с возмущением. – Просто неслыханно!

– Да, я тоже думаю, что это неслыханно, – радостно подхватила Пеппи. – Если я и дальше буду так удачно отвечать, то я наверняка получу шерстяные штаны.

– Запишите и это, – сказала фрекен Розенблюм.

– Нет, вы меня неверно поняли, – сказала Пеппи. – Мне, собственно говоря, вовсе не нужны никакие шерстяные штаны. Я не это хотела сказать. Но вы можете записать, что я хочу получить большущий кулек карамелек.

– Я задам тебе последний вопрос, – сказала фрекен Розенблюм, и голос ее не предвещал ничего хорошего.

– Валяйте, – сказала Пеппи, – мне очень нравится этот новый вид спорта: задавать друг другу вопросы.

– Слушай внимательно и подумай, прежде чем ответить, – сказала фрекен Розенблюм. – Пер и Поль делят между собой торт. Если Пер возьмет себе четверть торта, то что будет у Поля?

– Резь в желудке, – ответила Пеппи. Она обернулась к секретарям. – Запишите это, – сказала она серьезно, – обязательно запишите, что у Поля будет резь в желудке.

Но фрекен Розенблюм уже успела составить себе мнение о Пеппи.

– Никогда еще не видела такой невежественной и противной девочки! – воскликнула она. – Немедленно становись к тем детям, кому должно быть стыдно.

Пеппи послушно направилась к шеренге наказанных, бормоча себе под нос:

– Это несправедливо! Я ведь ответила на все вопросы.

Пройдя несколько шагов, она остановилась и обернулась к фрекен Розенблюм. Было видно, что ее вдруг осенила какая-то новая мысль.

– Извините, – сказала Пеппи, – но я забыла вам сообщить свой рост и объем груди. Не ленитесь это записать, – добавила она, обращаясь к секретарям. – Дело в общем не в том, что я хочу получить суп, совсем наоборот, но просто надо же, чтобы книги, которые вы ведете, были в полном порядке.

– Если ты немедленно не станешь туда, куда я тебе велела, если тебе не будет стыдно, – сказала фрекен Розенблюм, – то, боюсь, одна девочка получит сейчас изрядную трепку.

– Бедная девочка! – воскликнула Пеппи. – Кто она? Покажите мне ее, я сумею ее защитить! Не забудьте это тоже записать.

Пеппи стала в группу тех ребят, которым ведено было стыдиться. Настроение в этой группе было неважное. Многие дети всхлипывали и даже плакали, думая о том, что скажут их родители, когда они вернутся домой с пустыми руками.

Пеппи окинула взглядом стоящих с ней рядом детей, увидела, что почти все плачут, и тоже два раза всхлипнула. Потом она сказала:

– Знаете что! Давайте мы сами займемся этим новым спортом и будем играть в вопросы!

Это предложение несколько взбодрило ребят, но они толком не поняли, что Пеппи имела в виду.

– Давайте разобьемся на две шеренги, – объяснила Пеппи. – В одну станут те, кто знает, что Карл XII умер, а в другую те, которые еще не слышали, что он умер.

Но оказалось, что все дети знали, что Карл XII умер, и поэтому второй шеренги не получилось.

– Нет, так не годится, – заявила Пеппи, – обязательно должно быть по крайней мере две шеренги, иначе у нас ничего не получится. Спросите у фрекен Розенблюм, если мне не верите.

Пеппи задумалась.

– Есть выход! – воскликнула она наконец. – Все отпетые хулиганы станут в одну шеренгу.

– А кто станет в другую? – спросила маленькая девочка, которая не хотела признать, что она отпетый хулиган.

– В другую мы поставим еще неотпетых хулиганов, – объяснила Пеппи.

Тем временем фрекен Розенблюм продолжала рьяно вести свой опрос, и то и дело какой-нибудь мальчик или девочка, с трудом сдерживая слезы, присоединялись к группе Пеппи.

– А теперь вы будете отвечать мне на вопросы, – заявила Пеппи. – Теперь посмотрим, внимательно ли вы читали свой учебник.

Пеппи обратилась к маленькому худому мальчику в синих штанишках.

– Вот ты, назови мне кого-нибудь, кто умер.

– Старая фру Петерсон.

– Неплохо, – ободрила его Пеппи. – А больше ты никого не можешь назвать?

Но мальчик не знал, кого еще можно назвать. Тогда Пеппи сложила руки рупором, поднесла их ко рту и что было сил прокричала: – Карл XII!

Потом Пеппи по очереди спросила у всех ребят, знают ли они кого-нибудь, кто умер, и все отвечали: