«Мать твою! Это что же такое!». В полном вселенском афиге я зачем то посмотрел в бинокль на грузовик. Дыры в лобовом, измочаленные борта, пробитый и спустивший передний скат - все это говорило мне, что стреляют тут не пластиковыми шариками! Водитель грузовика тряпичной куклой висел на руле, однако дверь кабины с противоположной от немцев стороны была распахнута…
- Тош, что за херня? - раздалось у меня в ухе.
Вернувшись на групповой канал я ответил:
- Ты все равно не поверишь, Саня. Давай ноги в руки, и на карачках ко мне. Пора сваливать.
Через пару минут кусты чуть ниже по склону зашуршали и оттуда, действительно на четвереньках, выбрался Люк. Бодро шевеля всеми четырьмя конечностями, он взобрался на холмик.
- Что тут у нас?
- Немцы. Стреляют. По-настоящему стреляют. Вон, на полуторку глянь. - сказал я протягивая ему бинокль.
- Это что ж такое то, мля… - шепотом выматерился он.
- У меня две версии - одна хреновей другой.
- Ну?
- Или провал во времени.
- Или? - Саня с недоверием посмотрел на меня.
- Или прибалтийские нацики решили напасть на Белоруссию!
Сомнения в моей психической полноценности явственно отразились на лице Люка. Но, не сказав ничего, он поднял к глазам бинокль, вглядываясь в происходящее на дороге.
- Да, оружие у них настоящее, гильзы в песке блестят, - пробормотал он. - Вот что, Тоха, давай пойдем к нашим.
Незамеченные немцами, мы спустились с холма и, словно лоси в пору гона понеслись к лагерю.
…
В лагере нас встретила обычная предигровая суета, разве что из-за малого количества народу, было непривычно тихо.
- Ну, докладывайте, - встретил нас командир.
- Саш, - глядя ему в глаза, начал я, - собери всех…
Когда ребята, как обычно перешучиваясь и подкалывая друг-друга, расселись вокруг нас, я обвел друзей взглядом, и, глубоко вздохнув, начал:
- Вы, конечно, можете меня положить на вязки и колоть галоперидолом, но, похоже, мы провалились во времени. В сорок первый год.
Все в недоумении уставились на меня, а Док пробормотал:
- Это как в той книжке, что ты мне давал? Как ее - «Пытки и разврат»?
Шутка повисла в воздухе…
- «Попытка возврата», - поправил Дока интеллигентный Тотен.
- Тох, а ты грибов никаких не ел? - участливо поинтересовался Казачина.
- Короче! - я повысил голос, - там, на дороге, причем, прошу отметить, грунтовой, а не асфальтированной, тусуются два отделения немцев. С ног до головы одетых в такой антиквариат, что любой из «22-го полка» продаст за него последнюю почку. И эти самые «реконструкторы» у меня на глазах расстреляли из пулеметов нашу, советскую полуторку. Да, и за лесом я слышал канонаду.
Слово взял Люк:
- Насчет провалов во времени и антиквариата я не уверен. Я в этом не Копенгаген. Но стволы у них не игрушечные, уж можете мне поверить!
В разговор вступил Бродяга:
- Я сканер немного погонял. Ни на одной частоте выше «сотки» ничего нет.
Командир посмотрел на меня и спросил:
- Какие варианты? Ты говорил, что читал про такое…
- Сань, так то - фантастика была…
- Я в жизни с такой фантастикой сталкивался, куда там Стругацким. Так что давай, шевели мозгой!
- Ну, если по аналогии… Док, принеси мне мой рюкзачок, будь другом… Так вот, я бы порекомендовал Бродяге пройтись сканером по длинным волнам, а Тотену послушать немецкий. С оружием у нас голяк полный, если холодняка не считать. - Добавил я, вытаскивая из принесенного Доком рюкзака свой любимый кукри.
- Вот. - Бродяга вытащил из кобуры свой эксклюзивный резинострельный «Стечкин».
- Да уж, против «эмгачей», «эмпэх» и «каров» - самое то! - саркастически усмехнулся Казачина.
-Особенно, если учесть, что мы в районе бывшего Минского Ура, - добавил я.
- Короче, слушай мою команду! Ближайшие полчаса Бродяга и Тотен шерстят эфир. Ты, Тоша, выдавливаешь из мозга все, что нам может пригодиться. Люк с Казаком - в дозор. А Чапай - думать будет. Разойдись!
Я поднялся, собираясь отойти в кусты поразмыслить, но голос командира остановил меня.
- Тош, погоди.
Я опустился на корточки.
- Что предложишь?
- Ну, пока со временем не определимся, я не знаю. Хотя, по моим ощущениям, это - 41-й!
- С чего ты решил?
- Немец больно наглый, но и не пуганый. И по местности. Здесь до сорок четвертого больше боев не было. Сорок первый и сорок четвертый - без вариантов.
- Допустим.
- Надо до позиций прогуляться - оружие поискать. Флажки с комка немецкие спороть…
- О! Погодь… Слушай мою команду! Флажки бундесовские и нашлепки спороть и сдать мне.
Он опять посмотрел на меня. Кивком предложил продолжить…
- Надо решить, что делать будем.
- А мы что делаем?
- Нет, я в глобальном смысле. Через фронт нам нельзя - за шпионов на раз сойдем. Если только партизанить до подхода наших.
- Так это надолго все.
- Сань, тож я бы знал, - с некоторой обреченностью ответил я. - Кстати, может, мосты заминируем?
- Чем? Калом что ли?
- Снаряды на позициях поищем, а взрыватели у нас есть.
- Тош, ты что, воевать решил?
- А что, как вариант… Мы же ничего пока не знаем.
Саша отвел глаза, а потом достал из кармана фляжку:
- Глотни, и успокойся. Это приказ!
- Кстати, Сань, у нас еды на трое суток, ну на пять, если экономить…
- Тош, я вот чего думаю, давай выясним, где мы и когда мы, а уж потом фибрами души трепетать будем… А то, сейчас, себе мозг выносить бессмысленно.
- Мужики, сюда давайте! - раздался негромкий крик от тента, под которым колдовал со своей электроникой Бродяга. Он щелкнул каким-то тумблером, и из крохотного динамика отчетливо донеслось:
- «В течение ночи с девятого на десятое июля существенных изменений на фронте не произошло. Наша авиация в течение дня сосредоточенными ударами уничтожала мотомеханизированные части противника, атаковала авиацию противника на его аэродромах и бомбила Плоешти. По уточненным данным нашей авиацией в течение 9 и 10 июля уничтожено 179 самолетов противника»
- Пипец, приплыли - сказал кто-то, из стоящих за спиной, а меня пробил холодный пот.
- Саш, приглуши эту бодягу, - сказал командир.
- Ну, что делать будем, дорогие? - продолжил он, обводя взглядом поникших друзей.
- Тоха предлагает воевать до сорок четвертого… Да он сам обрисует ситуацию. Давай, историк!
У меня внезапно запершило в горле. Я попытался вздохнуть и зашелся в приступе странного кашля. Добрый Док немедленно «похлопал» меня по спине.
- Мужики, - начал я, - вариантов, у нас, в принципе, не много… Я к немцам служить не пойду, а через фронт пробиваться - шансов мало, да и на той стороне нам стопроцентный каюк. Мы же здесь - как дети малые. Я Сане предложил партизанить… - в этот момент я наткнулся на остановившийся взгляд Тотена.
- Алик, ты чего? - я легонько тронул его за плечо.
- А? Что? - встрепенулся он. - Я про Мишку и Маринку задумался. Как они там без меня будут?
И все замерли. Каждый думал о своих. У командира сын уже взрослый, в институте учится, потому и не поехал с нами. У Бродяги - три дочки и сын. У Дока дочка маленькая. У Люка - тоже. А моему Пашке - только два годика исполнится… Екарный бабай! Вот они стоят - мои друзья, без дураков друзья. Надежные взрослые мужики. Кормильцы. Надежа и опора своих семей, которые остались где-то там - шесть десятков лет тому вперед! И глухая тоска пробивается через сведенные судорогой скулы Дока, кривую полугримасу-полуухмылку Люка, светится в печальных аидских глазах Бродяги, и тяжелыми каплями собирается в уголках глаз Тотена. Я понял, что горло мое опять свела непонятная судорога. Очень захотелось броситься под тент, зарыться с головой в спальник, и заплакать от подступившей из ниоткуда тоски.
Вдруг, всплывшие в голове воспоминания, заставили меня встряхнуться
-Какое число сегодня? Одиннадцатое, так они сказали?
- Да, верно - ответил мне Казак.
