Что-то пауза затянулась… Похоже, сержант до этого не рассмотрел, кто же это в подведомственном имуществе копается. Думал, уголовники или дезертиры какие.

«А может, прессануть его? – мелькнула мысль. – Как там в «веселые девяностые» говорили? «На базаре съехать». Тем более что Люк прикрывает».

Набравшись наглости, но не забывая, что «наган» в руке у сержанта – настоящий, я собрался с духом и командным голосом гаркнул:

– Сержант! Ко мне!

Тот машинально сделал два шага ко мне. Я решил развить успех:

– Старший лейтенант госбезопасности Садовский! Спецгруппа Особого отдела! Ваши документы! – А в голове пульсировало: «О боже! Что за херь я несу!»

Сержант в замешательстве слегка опустил ствол «нагана». Потом, видимо, сомневаясь, посмотрел на меня и, запинаясь, произнес:

– Сержант госбезопасности Дымов. Ваши документы! – Но прозвучало это совсем неубедительно, а наоборот – испуганно.

Левой рукой демонстративно потянувшись к нагрудному карману (там и вправду я ношу паспорт, удостоверение и права), я качнулся влево и, взяв на контроль «наган» правой, завернулся гэбэшнику за спину. Подбив коленей, левой захват за шею – и «наган» у меня в руке, а сержант повис на ослабевших ногах, удерживаемый от падения моими пальцами на кадыке и стволом «нагана» у своего правого глаза.

– Старший лейтенант Серов, – позвал я Люка, – доложите обстановку!

– Все путем, он один, – донеслось откуда-то из травы.

– Ну что, сержант, поговорим?

Ответ сержанта получился несколько неуверенный:

– Д-да.

Хотя не знаю, как бы я отвечал с дулом «нагана» у виска.

– Давай, садись у заднего борта. На колени! Ноги скрести сзади… Так, а теперь задницей на них садись!

По лицу этого сопляка было видно, что он ничего не понимает.

– Ну что ж, начнем, помолясь. – Услышав последнее слово, сержант вздрогнул.

– Сидеть! – зарычал я на него. – Откуда же ты, глупый, улепетывал с бумажками своими?

Лицо его закаменело, и он ожег меня взглядом:

– Ничего не скажу тебе, гадина фашистская!

– Сержант, ты не понял? Мы – свои! А уж за меры предосторожности я у тебя прощения потом попрошу. Якши?

– Что? – переспросил он.

– Это – «хорошо» по-татарски. Но мы отвлеклись… Так откуда и куда вы следовали, товарищ сержант?

– И… из Заславля выехал, еще неделю назад… А тут немцы прорвались… Все время по лесам прятались… Щелоков, шофер наш, предложил пальбу переждать, а уж потом, как стихнет, до своих добираться…

– А откуда вы выскочили и почему немцев не видели?

– Там дорога лесная на смолокурню ведет… Мы на ней прятались… А как на поле выехали – нам солнце в глаза… – Я посмотрел на дорогу, действительно, хотя прошло около двух часов, солнце еще низко висело над «нашим» лесом, отчего, смотря на дорогу, приходилось щуриться. Между тем сержант продолжал:

– Ну а как стрелять начали, так в Щелокова сразу и попали, а я успел выскочить с другой стороны… Потом немцы зачем-то по лесу с другой стороны дороги стрелять начали, а я и спрятался в кустах… А как стихло, так я и к машине пошел… Я сумку свою с документами забыл… – И он покосился на командирскую сумку, висевшую у меня на шее.

– Тебя как звать-то? – Я начал испытывать уважение к этому пацану – ему было страшно, его единственного попутчика убили, но он все равно вернулся…

– Але… Алексей, товарищ старший лейтенант.

– Что в машине? Ну, кроме картотеки и дел? – поинтересовался я.

Он начал было отвечать, но закашлялся…

Я достал из чехла, висевшего сзади на поясе, флягу и бросил ему. «Черт, она же пластиковая!» – подумал я, но было поздно пить боржоми. Непривычная легкость фляги не смутила Алексея. Торопливо отвернув крышку, он начал жадно пить. Выхлебав примерно половину содержимого, он с сожалением завернул крышку.

– А у вас курить нету, товарищ старший лейтенант? А то я пять дней ничего не курил… – И он просительно уставился на меня.

– Конечно, минутку. – Я машинально полез в карман, но на полпути остановил руку. «Там же у меня «Данхилл» лежит!» Подумав еще пару мгновений, я достал одну сигарету и, быстрым движением оторвав фильтр и спрятав его между пальцами, протянул сигарету сержанту. Потом как будто что-то щелкнуло у меня в голове, я взял сигарету в рот, прикурил ее, спрятав зажигалку в ладонях, и снова протянул Алексею. Тот торопливо взял ее, с наслаждением затянулся и блаженно прикрыл глаза. «Эк его повело!» – подумал я, но что-то мне подсказывало, что бдительность снижать рановато.

Алексей открыл глаза и сказал:

– Какой табак у вас хороший, товарищ старший лейтенант. Мягкий и ароматный. Я такого никогда не пробовал. Фабрики Урицкого?

В этот момент в ухе у меня заголосило:

– Тоха, это Тотен, справа немцы. Мотоциклы!

Мы сидели в тени полуторки, так что сразу заметить с дороги нас было трудновато.

– Так, сержант, мухой в кузов и замри там. На дороге немцы! – прошипел я, откатываясь в сторону. На мгновение Алексей замер, но, довольно быстро сообразив, что к чему, с трудом встал (ага, не зря я его так сажал – через пять минут ноги у непривычного человека затекают так, что только держись) и полез в кузов.

– Тотен, Арт в канале.

– На связи.

– Докладывай обо всех перемещениях. Мне солнце в глаза бьет.

– Колонна идет. Впереди – мотоциклисты, за ними – броневик, дальше – грузовики. Много.

– Понял тебя. Отбой. Люк, ты где?

– От машины метров тридцать левее и полста – тебе за спину. Под кустом.

– Понял тебя. Без команды не стреляй.

Интересно, если сержант меня слышит, какие мысли у него в голове бродят?

А колонна все шла и шла… Я насчитал уже пятнадцать грузовиков с пехотой… А учитывая, что это были трехтонки, в каждую из которых влезает по два отделения немцев, то мимо нас проезжал как минимум батальон…

На солнышке нам пришлось проваляться почти два часа. Я лежал и зачем-то считал: восемьдесят четыре грузовика с пехотой, две батареи противотанковых «колотушек», минометчики, какие-то части обеспечения. Ну точно, полк. Потрепанный только. А может, и нет, штаты немецкой пехоты я помнил, честно говоря, не очень. Когда вдалеке показался хвост колонны, я с облегчением вздохнул. Как оказалось – напрасно. Внезапно один из мотоциклов арьергарда притормозил на обочине.

– Тотен, Арт в канале. Что там?

– Здесь Тотен. Гадят, сволочи.

В бинокль я разглядел мотоцикл с коляской, у которого скучал рослый унтер. Тут я заметил, что два его кореша, видимо, сделав то, для чего они спустились в придорожную канаву, вылезли не обратно на дорогу, а на поле. По их жестикуляции мне стало понятно, что один предлагает посмотреть нашу машинку. Вот весело-то! Я нажал тангенту:

– Люк, здесь Арт. Сможешь, если что, снять дятла на дороге?

– Не вопрос. Тут всего-то метров двести пятьдесят.

– Чудненько, но давай решать – ноги сделаем или попробуем стволами разжиться?

– Я бы рискнул.

– Я тоже. Попробую накоротке из «нагана» их пострелять. Как начну – снимай унтера.

Черт, чуть не забыл этого Дымова предупредить. Я трагически зашептал:

– Алексей, к грузовику идут немцы. Двое. Мы будем их брать. Сиди тихо. – А в ответ ничего. Ну и ладно, есть дела поважнее. На всякий случай я потянулся проверить, как вытаскивается нож из ножен, но вспомнил, что «сог» я оставил под машиной. Пришлось лезть за спину за «камилуссом». Зачем, спросите вы? А я считаю, что нож и пистолет лучше, чем просто пистолет или просто нож. Минуты, прошедшие до того момента, как немцы подошли на полсотни метров, показались мне часами. Внезапно вспотели ладони. Двигаясь очень медленно, я положил нож и пистолет на землю и так же медленно вытер ладони о штаны. Колени ходили ходуном. Тонкая противная струйка пота проползла вдоль позвоночника. «Ну же, гады, ну же…» Потом пришла другая мысль: «Ну зачем ТЕБЕ это? Героем себя почувствовал? Пусть этим профи занимались бы – Фермер, Бродяга или тот же Люк».

Веселые голоса немцев приближались… Вот они остановились у левого переднего колеса – точно с противоположной стороны машины от меня. Глубокий быстрый вдох. Медленный выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Так. Один полез в кабину, а другой, я вижу со своей позиции, пинает тело несчастного Щелокова. Выдох. И я быстро перекатываюсь под машиной. Выпускаю из руки «наган» и хватаю «сог»… Вдох… Еще один перекат… Выдоооох… Я, вставая, бью немца правой рукой в живот… Сто двадцать миллиметров нержавеющей стали, практически без сопротивления, входят в тело. Дернув его на себя, так, чтобы он пролетел к кузову, всаживаю второй нож в почку тому, кто ковыряется в кабине… Его выгибает, и я вижу широко раскрытый в беззвучном крике рот… Выстрел… Где-то на периферии моего поля зрения падает на дороге немецкий унтер.