Я хочу отметить, что за последние несколько десятков лет в физике были созданы теория относительности, квантовая механика, которые коренным образом изменили самые основы научного мировоззрения. В биологии, вероятно, одним из наиболее крупных достижений XX века является создание хромосомной теории наследственности. С точки зрения буквально принимаемых приведенных выше слов материализм должен был три раза изменить свой облик под влиянием этих великих открытий. Что же произошло в действительности? В действительности ничего не было сделано нашими философами.
Почему так получилось? В данном случае я буду, естественно, критиковать философов, а не физиков. Мне кажется, что это произошло главным образом потому, что у наших философов в их так сказать философском реквизите имеются, если можно так выразиться, давно заготовленные философские костюмы для каждой отрасли науки, причем сшитые по одной и той же мерке, из одних и тех же цитат. По этой причине, когда на какую-нибудь отрасль науки этот костюм почему-то не лезет, то появляется тенденция подогнать путем хирургической операции эту отрасль науки под заготовленное для нее философское одеяние.
Второй недостаток, мне кажется, заключается в том, что, если выразиться на языке механики, нашим философам была свойственна некоторая безотрывная обтекаемость. Иными словами, они слишком часто, слишком точно соответствовали настроениям момента. Это одна из причин, в силу которой нам не удавалось установить тесную связь между философами и физиками.
Мы с сожалением наблюдали некоторые печальные факты. Известно всем, что Ксеркс в свое время высек Геллеспонт за то, что шторм помешал его войскам переправиться в Грецию. Наши философы приняли некоторое участие в аналогичной акции, когда представители естественных наук высекли законы наследственности за то, что они мешали им по произволу управлять совершенствованием живых организмов.
Эта группа печальных событий и создала отчуждение между представителями точного естествознания, с одной стороны, и представителями философии в нашей Академии, с другой.
Если мы хотим, чтобы такой контакт между нами существовал, то необходимо учесть специфику наших исследований в области естественных наук. Для этого необходимо полностью избавиться от всяких элементов догматизма.
Надо учесть, что новое научное содержание расширяет саму философию, а раз расширяет, следовательно, и изменяет. Нужно во многих случаях пересмотреть целый ряд привычных представлений и не бояться этого. Нужно создавать и новые понятия, и новые философские концепции, скажем, применительно к физике, и совершенно по-новому подойти к проблеме причинности, к проблеме случайности, к проблеме предельных возможностей физических экспериментов, к вопросу о связи между законами природы и логической конструкцией теорий и т. д. И не нужно бояться ясного движения вперед, во многих случаях сопровождающегося существенным изменением привычных философских конструкций. Если основная идея диалектического материализма, в которой мы все сходимся, нами всеми признается, то не нужно бояться этой новизны. На основе любого сочетания имеющихся цитат невозможно ничего сделать в современной науке, и деятельность философии в отношении философии естествознания окажется бесполезной.
Вот мои замечания по некоторым вопросам, связанным с докладом Александра Николаевича.
Теперь несколько слов об организационных вопросах. В докладе Александра Николаевича сказано, что наша наука достигла колоссального размаха. Это видно хотя бы по резкому возрастанию числа научных кадров. Поэтому часто научно-организационные вопросы приобретают существенное значение. И как, может быть, для многих из нас, научных работников, ни кажется неприятным, но проблема планирования науки есть действительно реально существующая проблема, которая с каждым днем становится для нас все более и более сложной.
Мне трудно говорить об институтах других отделений, но я могу сказать, что Физико-математическое отделение находится сейчас в очень тяжелом положении, потому что основные институты отделения, особенно расположенные в Москве, достигли своего предельного размера. Дальнейшее увеличение числа сотрудников невозможно, поскольку количество ассигнований остается постоянным, даже наоборот, как показал статистический анализ, на протяжении последних пяти лет по ряду наших крупнейших институтов количество денег на экспериментальные работы на одного научного сотрудника не увеличилось, а уменьшилось более чем вдвое, что означает, в конечном счете, практически затормаживание дальнейшего развития работы в этих институтах. Поэтому центральной проблемой для нас является найти выход из создавшегося положения. Причем таких выходов может быть много.
Во-первых, может быть просто закрыт прием молодых сотрудников. При этом условии средний возраст научного сотрудника в этих институтах будет определен так: около 60 лет. Молодое поколение пускай идет в среднюю школу. Но это явно не выход.
Второй выход заключается в следующем: нужно, чтобы создавались новые научные центры в провинции. Кроме того, возможно, чтобы часть работников, занятых техническими проблемами, переходила бы в заводские лаборатории, которые у нас за последнее время находятся, как известно, в очень неблагополучном положении. Было бы хорошо часть технических проблем, не имеющих глубокого научного значения, передавать в эти лаборатории.
Кроме того, нужно было бы добиться текучести научных кадров, чтобы их «продуло свежим ветром». Это можно будет сделать в том случае, если у нас будет просто контрактация, когда человек поступает в данный институт не навечно, а для выполнения определенной работы на несколько лет.
Может быть, надо установить для заведующих лабораториями и отделами, а также старших научных работников предельный возраст. Это не обязательное требование, но об этом стоит подумать.
Есть целый ряд других проблем, но одна из наиболее печальных — это проблема снабжения. Мы предлагали на протяжении ряда лет обратиться с просьбой в правительство создавать нечто вроде центральной базы снабжения научно-технических институтов Академии наук, которая, без всяких заранее определенных фондов, без той системы фондов, которая у нас есть сейчас, выделяла, бы в нужном для науки количестве то оборудование и те материалы, которые все равно в конечном счете наука получает, где можно было бы получить по чеку со счета ту сумму, которая вам выделена, получить тогда, когда нужно, а не идти по пути затоваривания, что у нас сейчас практикуется. Это предложение может быть сделано.
Кроме того, у нас есть группа вопросов, которые должны решаться быстро, это текущие, очень острые и важные вопросы. И есть вопросы, касающиеся принципиальных проблем развития науки, которые должны разрешаться медленно, не спеша. Необходимо, чтобы деятельность Академии наук была бы существенно перестроена, чтобы в Президиуме Академии наук существовало как бы две группы. Одна группа, которая занималась бы перспективным планированием и разрешала бы эти вопросы не спеша. А с другой стороны, существовал бы такой распорядительный центр, который быстро разрешал бы все отдельные конкретные проблемы. Сейчас заседания Президиума производят крайне странное впечатление и, по-моему, не выполняют ни той, ни другой задачи.
У нас за последнее время сильно увеличились международные связи. Вместе с тем нигде нет такой путаницы, как в этих вопросах. По-видимому, необходимо было бы найти соответствующее организационное решение. Я слышал, что есть такое предложение: чтобы один вице-президент специально и только занимался бы вопросами международной политики в Академии. Во всяком случае, сейчас это до такой степени сложная, запутанная и бессмысленная во многих случаях работа, которая ни к чему хорошему очень часто не приводит.
Вот такие отдельные замечания я хотел сделать.
Академик И.Е. Тамм:
Мне кажется, что в докладе Александра Николаевича было высказано много правильных положений о различных отделах науки, и некоторые из этих положений я постараюсь несколько развить, но, с другой стороны, мне кажется, многого явно не хватало в докладе Александра Николаевича. Во-первых, в докладе одинаково перечислены первоочередные, кардинальные, узловые вопросы и вопросы, по существу, второстепенного характера. Во-вторых, я не видел никакой конкретной действенной программы устранения очень серьезных недостатков, которые имеются в работе Академии, и исправления в ряде случаев явного неблагополучия. О некоторых такого рода пунктах я имел возможность говорить на прошлом Общем собрании, может быть, если останется время, я коснусь этого в конце. Сейчас я бы хотел говорить, поскольку все собрание пошло по вопросам новых общих научных проблем, именно об общих научных проблемах в первую очередь.
