— Вы очень хороши, Сэнди.
Этот голос, слегка чувственный, подействовал обжигающе на ее натянутые нервы. Она поняла, что заморгала, как испуганный кролик, потом выдавила из себя улыбку, а мысленным взором она видела перед собой другого Жака: почти совсем голое тело, со стекающими с него каплями воды. Прекрати это, прекрати, приказала она себе. Единственный способ достойно провести вечер — быть не хуже Шалье.
— Спасибо. — Сэнди взглянула на свои золотые часики, все еще пряча от него глаза. — Вы тоже выглядите довольно мило.
— «Довольно мило»? — Его тон показался ей насмешливым, а глаза, как она и ожидала, засветились веселым ехидством. — Выражение английское, если я не ошибаюсь? «Довольно мило». Гм.
— Что делать, я ведь англичанка. — Сэнди обиделась, когда он в ответ тихо засмеялся, а глаза его задержались на ее груди под прозрачной тканью платья.
— Но вы не такая отстраненная и холодная, какой пытаетесь выглядеть. Я видел вас наедине с вашей сестрой и с детьми у пруда. Даже молодая тигрица не могла бы защитить своих детенышей лучше вас. В те минуты вы не были ни холодной англичанкой, ни светской дамой.
— Дети есть дети. — Ей хотелось произнести это легко и чуть насмешливо, но голос едва слушался ее. Такая досада.
— А что их отличает от взрослых, как вы думаете? — спросил Жак. Ехидство погасло в его глазах, он очень серьезно смотрел на Сэнди, у которой лицо вспыхнуло от смущения. — То, что они малы и беспомощны? Что ради них не нужно надевать на себя броню?
— Не валяйте дурака.
Его лицо стало жестким, в черных, как ночь, глазах вспыхнула злость.
— Я никогда не валяю дурака. — Это было сказано так безапелляционно, так по-мужски твердо, что в другом случае она бы рассмеялась. Но не сейчас, не с этим человеком. — Вы прячетесь от жизни. Это знаю не только я, но и вы сами. Вы все время стараетесь казаться недоступной.
— Вы потому и пригласили меня на вечеринку? — вспыхнула Сэнди: в ее голосе была горечь. — Чтобы меня разоблачить?
— Вы правы отчасти, — ответил он с холодной улыбкой. — Но только отчасти. Хочу признаться вам, мисс Гоздон, что вы меня заинтриговали. Не могу понять, как такая необычная женщина уцелела в этом мире, до отказа забитом мужчинами. Почему не нашлось храбреца, не побоявшегося приручить ее, надеть колечко на безымянный палец?
— Такой храбрец нашелся. — Ее голос стал невыразительным, зато в голубых с сиреневым отливом глазах вспыхнула немыслимая боль, так что Жак не решился ее перебить. — Но этот храбрец уже мертв… Мы едем или нет? — Не дожидаясь ответа, Сэнди направилась к двери.
Не меньше десяти секунд понадобилось Жаку Шалье на то, чтобы прийти в себя; он двинулся по инерции вперед, а ум его был занят все той же мыслью.
— Сэнди, — он поймал ее руку, пока они шли по подъездной аллее к серебристому «феррари», стоявшему невдалеке, — пожалуйста, взгляните на меня.
Она повернулась к нему — у него в глазах была мольба. Сэнди смотрела в его красивое, смуглое лицо, а ее собственное, с плотно сжатыми губами, не выражало ничего.
— Я не мог этого знать, вы мне верите?
— Теперь это уже не важно. — Она шевельнулась, пытаясь высвободить руку. — Этим событиям уже три года, они принадлежат истории.
Истории?.. Жака Шалье захлестнули неведомые чувства: безумное любопытство, сожаление, жгучий гнев и еще сотня других. Похоже, она была замужем. Неужели? И все еще любит мужа, уже покойного, — об этом говорит ее лицо. Но почему меня это так волнует? — удивился Жак. Было, однако, ясно, что обнаруженное ему не по нутру.
— Простите, я не хотел причинить вам боль, — сказал Жак, склонив голову. — Сэнди, вы принимаете мои извинения?
— Принимаю. — Она ответила автоматически и лишь потом подняла на него глаза.
Эта совершенно неподвижная фигура, это смятение на его лице заставили ее моментально позабыть про боль, вызванную его прежними словами. Если бы Сэнди знала его чуть хуже, ей могло бы показаться, что в его облике открылась даже какая-то беззащитность, но это ей явно показалось.
— Да, разумеется, принимаю, — повторила Сэнди мягче, чем раньше, потому что сердце ее забилось ровнее. — Забудем это, договорились?
Он кивнул и указал рукой на машину, потом открыл дверцу для Сэнди, избегая глядеть на нее.
Проникнув в роскошное нутро дорогого автомобиля, Сэнди почувствовала, что начинает узнавать Жака Шалье с неизвестной ей стороны. Сегодня перед ужином, когда Жак вызвался показать ей усадьбу и водил по не правдоподобно чистым дорожкам и лужайкам, он был гостеприимным хозяином — любезным и внимательным. Теперь же, сидя рядом с ней, он держался с подчеркнутой вежливостью. Сэнди ждала чего-то другого, хотя и не знала толком, чего именно.
Будь он таким, как Айан, он еще при осмотре усадьбы попытался бы приставать к ней. Но Жак проводил ее, поддерживая под локоть, назад в замок. А теперь. Теперь, в машине, которая сразу рванула с места, лишь только заурчал ее мощный мотор, Жак снова стал другим: холодным, замкнутым, с почти что видимой аурой отстраненности, окутавшей его словно мантия. Совсем не похож на того смуглого, полуголого распутника, который дразнил ее возле пруда!
Они ехали на вечеринку к семье Лемэр в напряженном молчании. И только в самом конце пути Сэнди заметила красоту пейзажа: они проносились мимо очаровательных деревушек, дремавших в неге теплого вечера, мимо нагретых за день холмов, покрытых источавшими аромат садами, мимо виноградников, возникавших буквально за каждым поворотом извилистой дороги. И только миновав огромный виноградник, тянувшийся на многие мили, Сэнди осмелилась нарушить молчание, которое еще чуть-чуть и вынудило бы ее завопить в истерике.
— Я слышала от сестры, что семья Шалье занимается виноделием уже несколько веков, — проговорила Сэнди, взглянув на строгий профиль Жака.
— Это так.
Езда в шикарной машине, прекрасный вечер и сидящий рядом смуглый красавец действуют на меня опьяняюще, подумала Сэнди. В голове возникают всякие глупые фантазии. Следует поддерживать разговор в спокойном, нейтральном тоне. Она только что произнесла весьма уместную фразу. Вот так и продолжай, приказала себе Сэнди. Если присмотреться, ничего особенного нет в этом Шалье. Она может читать его, как открытую книгу, он прекрасно знает этот тип мужчин. То, что Жак любит женщин, она слышала еще от Эмиля, а то, что у Жака шашни с Моникой, манекенщица не скрывала. Значит, и думать о нем больше нечего.
— А ваши виноградники где? — осторожно спросила Сэнди.
— Здесь, недалеко. — Он взглянул ей в глаза, и в этот момент сердце ее забилось. — Могу вам показать их перед отъездом, если захотите.
— Это было бы интересно. Думаю, что Энн тоже захочет узнать, как делают вино.
— Не сомневаюсь, — ответил он сухо. И однако Сэнди услышала знакомую смешинку в его голосе. Явно догадался, что она побоится вновь остаться с ним наедине. Сэнди забавлялась. Вот и хорошо. Неважно, каким образом он понял ее мысль, главное, что понял.
Пока они скользили по длинному заасфальтированному въезду в усадьбу Лемэров, сумерки сменились бархатной темнотой ночи, однако луна осветила ярким серебряным светом величественный замок и стоянку для машин перед ним. Боже, какие роскошные машины теснятся здесь, и сколько их! Какие же деньги тратят эти люди!
Жак открыл дверцу для Сэнди, она вышла и огляделась вокруг. К своей досаде, она опять подумала об Айане: здесь собрались люди, в общество которых он всегда мечтал проникнуть, чтобы жить в обстановке такой же роскоши и изысканных развлечений. Сэнди чуть заметно покачала головой, сама того не замечая.
— Вас что-то смущает? — Жак спросил это спокойным голосом, но какая-то жесткая нотка заставила Сэнди быстро на него взглянуть.
— Нет, нет, ничего.
— В самом деле — ничего? — Он отступил на шаг назад, скрестил руки на мускулистой груди и оглядел Сэнди холодным взглядом. — Мне показалось, у вас на лице неодобрение, даже недовольство. Может, я ошибаюсь?