— Что? — Сэнди не могла поверить своим ушам: неужели он назначает ей свидание? После того, как сегодня вел себя? Учитывая, что Моника, роковая женщина, где-то поблизости? А главное, отвергнув ее, Сэнди, во второй раз? — Я никуда с вами не пойду. Даже будь вы единственный мужчина на свете — тоже бы не пошла, — вспыхнула она.

— Немного сильно сказано, но я понял. — Он улыбался, казалось, он даже не обиделся. — Тогда я позабочусь, чтобы нам принесли ужин сюда, и мы поедим здесь.

— Этот вечер — не ваш.

— Он будет моим, моя сладкая льдинка-англичанка, — сказал Жак медовым голосом, и тут же рот его упрямо сжался. — Вы так пылко отвечаете на мои ласки, что нет смысла притворяться злюкой. Уверяю вас: наслаждаться любовью совсем не преступление. Настанет день, когда вы будете любоваться и упиваться моим телом, вслушиваться в мой голос, — и вот тогда уж я не отстану. Понимаете?

Нет, она решительно ничего не понимала и пыталась сообразить, что же ей делать. Уходить он не собирается, это ясно, ей остается только вызвать снизу охранника и вышвырнуть Жака из квартиры. Нет, не получится, подумала она в растерянности. Вряд ли кто-нибудь мог бы заставить Жака Шалье подчиниться — такого случая, очевидно, не было за всю его жизнь. А стареющий охранник, с сутулой спиной и брюшком, конечно же, с ним не совладает.

— Вы свинья. Хулиган, — сказала Сэнди в отчаянии.

— А вы — настоящий ребенок. — Он оглядел ее чуть насмешливо. Видимо, поцелуй немного утихомирил его самолюбие. — Не знаю, что с вами делать: то ли отшлепать, то ли гладить по головке, чтобы успокоить.

— Ни того, ни другого. И не пытайтесь!

— Не раздражайте меня, Сэнди, не бросайте вызов человеку, который вел себя как настоящий рыцарь. Это для меня, во-первых, ново, а во-вторых, добровольное ущемление моей гордости. — Все это было сказано с иронией. — Итак, где телефонный справочник? Я закажу ужин с доставкой на дом. Какую кухню вы предпочитаете — китайскую, итальянскую, индийскую?

— Никакую. — Поскольку он собрался возразить, Сэнди уточнила:

— Я приготовлю что-нибудь сама, если уж вы намерены остаться. Хочу вас отблагодарить за то, что ваша семья заботится об Энн.

— В жизни не слышал приглашения любезнее, — сухо сказал Жак. — Но пусть будет так. И пока вы готовите, я выйду и куплю приличного вина. — Говоря это, он с кислой миной осматривал бутылку, извлеченную Сэнди из холодильника. — Что купить — белое или красное?

— Красное. Или белое. Мне все равно. Сэнди заикалась от смущения, готовая отхлестать себя за то, что Жак привел ее в такое состояние. Ей совсем не нравилось возбуждение, которое он в ней вызывал, но она была бессильна ему противостоять. Каждый нерв был натянут, а спазмы в желудке и удары сердца свидетельствовали о том, что собственный организм ее предавал.

Несмотря на это состояние, а может быть, и благодаря ему Сэнди приготовила изумительное мясное суфле и к нему гарнир из овощей. Вино, купленное Жаком, оказалось выдержанным, ароматным и крепким, а обычный фруктовый салат, поданный ею на десерт, был восхитительным.

Сэнди была счастлива, что догадалась зайти в магазин накануне вечером. Жак, подолгу живущий в одиночестве и по-холостяцки, конечно же, думала она, оценит то, что я смогла приготовить такой ужин буквально за полчаса. Это говорит в мою пользу, отметила она про себя, а может, и дополнит мой образ деловой, преуспевающей женщины. Вряд ли Жак поверит, что вчера вечером в холодильнике не было ничего, кроме двух помидоров и куска засохшего сыра.

— Я и не знал, что вы так прекрасно готовите, — тихо сказал Жак после того, как попросил третью порцию фруктового салата.

— Откуда вам знать? — ответила Сэнди, ставя перед ним чашу с салатом и к ней — кувшинчик со сливками.

— Но теперь знаю. И ведь не зря говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

— В этой поговорке хромает анатомия. Путь к сердцу мужчины… лежит… проходит несколько ниже.

— Сэнди, как не стыдно! Я просто шокирован. — Он засмеялся, не отрываясь глядя на нее.

— В этом я очень сомневаюсь, — ядовито сказала Сэнди, — мне кажется, что в этой жизни мало что может вас шокировать, Жак Шалье. — Видимо, вино развязало мне язык, подумала Сэнди, отводя взгляд и допивая вино.

— Вот здесь вы правы. — Красивое лицо его помрачнело, — Во всяком случае, теперь действительно мало что… Но я думаю, это не так уж весело — быть… как это по-английски — толстокожим?

— Именно так, как вы сказали. — Сэнди улыбнулась, но он остался серьезным. Нагнулся к ней и взял ее руки в свои.

— Хочу вам кое-что рассказать, Сэнди. Возможно, это поможет вам понять, что я за человек. Проникнуть в мою суть.

— Но я…

Он остановил ее, приложив палец к губам.

— Выслушайте меня. Вы — сестра Энн и член моей семьи, хотите вы этого или нет. Не думаю, что наша с вами вражда пойдет на пользу будущему племяннику или племяннице.

Вражда? — подумала Сэнди в растерянности. Какая же это вражда, если я таю от каждого его прикосновения? Хотела бы я с ним враждовать… С этим я бы как-то справилась, а вот с его притягательностью… Во мне просыпается желание при одном взгляде на него, а это гораздо опаснее, чем вражда.

— Когда я был моложе, гораздо моложе, чем сейчас, — начал Жак, грустно улыбнувшись, — я был помолвлен с девушкой, на которой собирался жениться. — Удар, полученный Сэнди в солнечное сплетение, казалось, докатился до кончиков пальцев на ногах. Она слушала не шевелясь. — Девушка была моей ровесницей, — продолжал он. — Мы познакомились на первом курсе университета и с тех пор не расставались ни на минуту.

— Ни на минуту? — эхом отозвалась Сэнди. Он отпустил ее руки, поднялся и встал спиной к ней, у окна. Казалось, его привлекла панорама Нью-Йорка.

— Разумеется, я выражаюсь фигурально. Жаклин была свободолюбива, но по молчаливому договору мы не изменяли друг другу.

— Ясно. — Мне это все равно, конечно же, все равно, лихорадочно убеждала себя Сэнди. Он мне — никто. Я даже не знаю, зачем он все это рассказывает.

— Мы получили дипломы в один и тот же день, потом сняли квартирку в Париже и через какое-то время открыли свое дело — конечно, на деньги, которые одолжили у моих и ее родителей. Наше маленькое бистро сразу стало приносить доход, и неплохой. Прошло месяца два, и мы назначили день свадьбы — на начало ноября, когда спадет поток посетителей. И вдруг, тринадцатого октября, ее нашли мертвой на улице. В районе, где процветал наркобизнес.

— Наркотики? — переспросила Сэнди в ужасе.

— По всей вероятности, она пробовала слабую «травку» еще в университете, — Жак говорил все это совсем спокойно, — полицейский врач выяснил, что она перешла на героин всего за несколько дней до смерти. То, что наше бистро приносило доход, позволило ей попробовать более дорогое «удовольствие».

Родители ее были безутешны: Жаклин — их единственный ребенок. Возможно — и в тех обстоятельствах это понятно, — они считали, что виноват я. Они не могли поверить, что я ничего не знал. Мои родители проявили больше выдержки, но это и понятно: я не умер, я остался жив. Их не ослепило горе.

— Но… — Сэнди помедлила, — разве не было никаких следов у нее на теле? — Вопрос прозвучал беспомощно, Сэнди так хотела, чтобы Жак отвернулся от окна и она могла бы видеть его лицо.

— Я их не замечал. Ирония судьбы заключалась в том, что наркотиками ее снабжал наш лучший друг — мы вместе учились в университете, — и я считал его почти братом. Он занимался этим с самого начала. Потрясенный смертью Жаклин, он признался во всем, когда полиция его задержала. Сам того не зная, он подсунул Жаклин плохую смесь. Тот, кто его снабжал, смешал героин с другими наркотиками, и, насколько мне известно, пять человек погибло от одной партии. Однако дело в том… — наконец-то Жак повернулся к Сэнди, но лицо его было безучастным, — дело в том, что я ничего не знал: ни о Жаклин, ни об этом «приятеле»… совсем ничего. Я был знаком с обоими три года, жил вместе с Жаклин почти полгода, и вот — не знал главного. Ты не представляешь себе, что я чувствовал потом.