Автоматоны расступились, образовав путь к примарху. Они выглядели как почётный караул, но Форрикс знал, что это не так. Колебание вызвало бы мгновенное порицание, так что он шагнул вперёд, остановился в нескольких метрах от своего господина и в приветствии ударил кулаком по нагруднику.

— Космический порт, Повелитель Железа. Львиные врата.

— Я достаточно подробно изучил его, — мрачный взгляд примарха зафиксировался на Форриксе, напоминая взгляд хищника, который нашёл свою добычу. — Что увидел ты, чего не увидел я?

— Ошибку, Повелитель Железа. Самоуверенность Дорна обернулась недочётом, которым мы можем воспользоваться.

— Ошибку? — голос Пертурабо опустился до опасного шёпота.

— Оставить космический порт нетронутым так близко к стене — ошибка, — сказал Форрикс. Убеждённость поглотила его, и он бросился вперёд — на беду или на счастье. — Если мы сможем захватить порт достаточно быстро, то у них не останется времени укрепить оборону, отделяющую его от главной стены.

— Это и есть твой план? — презрение примарха было подобно ножам, наносящим раны гордости Форрикса. — Ты думаешь, что это ошибка? Дорн не совершает ошибок! Семь лет он размышлял над каждой деталью. Никаких ошибок нет. Всё именно там, где и должно быть по его замыслу!

Примарх тяжёлой поступью прошёл сквозь гололитическое изображение, подобно атакующему город металлическому гиганту. Он обрушил кулаки на проектор, превратив его в облако осколков и искр.

— Только благодаря моему непревзойдённому интеллекту его планы будут разрушены, а его тщеславие открыто вселенной! — взревел Пертурабо.

Форрикс не пошевелился, сопротивляясь всем инстинктам, которые велели ему отступить. Остатки гололитического проектора заикались, отбрасывая пульсировавший красный и фиолетовый свет по всему залу, словно неисправная ослепительная граната.

— Возможно, его ошибка в том, что он недооценивает вас, Повелитель Железа, — быстро сказал он. — И, может быть, ложь тех, кто сомневается в вас, ослепила и вас и вашу силу. Дорн не подумает, что вы настолько смелы, чтобы нанести такой бесстрашный и решительный удар по месту, которое кажется неприступным.

— Нет, — сказал Пертурабо, но его ярость рассеивалась, пока он обдумывал услышанное. — Нет, он насмехается надо мной этой уязвимостью. Это слишком идеально… Ловушка. Дорн будет наблюдать, как я атакую, а затем использует какой–то дополнительный трюк, чтобы заманить меня и увидеть, как меня казнят.

Взгляд Пертурабо перемещался по Трезубцу, но на самом деле он не смотрел на них.

— Но я вижу тебя, Рогал. Я обращу ловушку против тебя. — Взгляд примарха наконец–то остановился на подчинённых, и мрачная улыбка исказила его лицо. — Я не позволю заманить себя в пасть зверя, но это не значит, что я не могу засунуть кулак ему в глотку и вырвать внутренности.

Фальк быстро шагнул вперёд, ударив кулаком по нагруднику.

— Для меня будет честью возглавить атаку, — произнёс кузнец войны.

— Я уверен, что будет, — ответил Пертурабо с пренебрежительной ухмылкой. — Но не станет.

— Я… — начал Форрикс, но примарх перебил его.

— Кроагер получит боевое командование, — объявил Пертурабо.

Практика позволила Форриксу подавить яростный рёв, который зародился у него внутри — малейший намёк на несогласие означал риск немедленного и фатального наказания. Он оставался пассивным, не выказывая ни малейшей реакции, которую могли бы обнаружить нечеловеческие чувства и паранойя Пертурабо.

— Я польщён, мой примарх. — Лоб Кроагера покрылся пиками и впадинами, как Гималазия. — Удивлён.

— Пришло время даровать тебе возможность показать свою полную ценность.

— Львиные врата падут, клянусь, — продолжил Кроагер, хотя в этом не было никакой необходимости. Как не было и необходимости упоминать о цене неудачи, потому что вина падёт не только на Пертурабо, если Железные Воины не оправдают возложенных на них надежд.

— Сейчас не время для тонкостей. — Железный Круг вернулся на прежнее место, когда Пертурабо прошёл сквозь пульсировавшее гололитическое изображение, его проколотый кабелями скальп блестел от мерцавших капелек пота. С невысказанным намерением Форрикс и Фальк отступили на несколько шагов, чтобы оставить Кроагера одного напротив примарха. — Ты самый кровожадный из моего Трезубца, Кроагер. Я знаю, что ты не уступишь ни на минуту. Я вижу в тебе желание жестокой войны, и Львиные врата дадут тебе больше жестокости, чем любой конфликт, который ты видел раньше.

— Форрикс, останься со мной.

Команда Пертурабо остановила кузнеца войны на полпути, когда он выходил из покоев примарха с двумя другими членами Трезубца. Повелитель Железа казался достаточно спокойным, его голос был ровным, но Форрикс прекрасно знал, что бурлившая под внешним лоском страсть может вырваться наружу в разрушительной ярости. Он резко повернулся и вернулся, чтобы встать по стойке смирно перед своим господином.

Пертурабо больше ничего не сказал, пока по залу не разнёсся лязг закрывшихся дверей.

— Выключить гололит. Включить свет. — Полосы люменов под потолком замерцали тускло-жёлтым светом, изгоняя окутавшие примарха тени. На несколько секунд Форрикс вспомнил своего командующего таким, каким он был на пике силы и проницательности; до того, как магистр войны испортил его, превратив амбиции в высокомерие, а любопытство в одержимость.

Момент прошёл, когда лицо Пертурабо исказила презрительная гримаса. Он поднял закованные в доспехи руки, беспокойно сжимая пальцы. Кузнец войны задался вопросом, были ли дело в том, что его опасения оказались очевидными, или, может быть, это какое–то другое действие или бездействие оскорбило лорда его легиона. Форрикс сохранял спокойствие и старался не позволить паранойе Пертурабо заразить его, что уже произошло со многими окружавшими примарха.

— Ты считаешь, что с моей стороны неправильно назначить Кроагера командовать этой атакой?

Вопрос стал зияющей пропастью, которая открылась перед Форриксом, но ложь могла увлечь его в свои глубины так же легко, как и правда. Пусть лучше он будет проклят в храбрости, чем в трусости.

— Он неопытен и не обладает большим стратегическим опытом, — ответил Форрикс, сосредоточив критику на Кроагере, а не на примархе. Немного лести никогда не повредит. — Только у вас есть широта знаний и глубина концентрации, чтобы открыть установленный Дорном замок.

— Хотя ты и сам собирался вызваться командовать легионом, не так ли? Это та роль, которую ты видишь для себя, Форрикс? Мой наследник? — Пертурабо наклонил голову и прищурился. — Мой преемник?

— Я счастлив оставаться в вашей длинной тени, Повелитель Железа.

— И в самом деле счастлив, — Пертурабо отвернулся, Форрикс выдохнул сквозь стиснутые зубы, пытаясь расслабить каждый мускул, который напрягся под пристальным взором примарха. Он чуть не вздрогнул, когда Пертурабо снова повернулся к нему, но взгляд его лорда быстро скользнул мимо и остановился на дверном проёме, словно глядя на ушедших кузнецов войны.

— Кроагер хорошо знает себя и своё место. Он будет сражаться в этой битве за победу, а не как за ступеньку к дальнейшей славе за мой счёт.

Форрикс стиснул зубы, борясь с инстинктивным желанием доказать свою невиновность. Скрытое обвинение пронзило его гордость, но пусть лучше будет ранено самомнение, чем искалечено тело. Пертурабо поглаживал подбородок бронированным пальцем, словно напильник металл. Его молчание нависало над Форриксом, требуя, чтобы он что–то сказал.

— Кроагер целеустремлённый, это я могу с уверенностью сказать.

— Целеустремлённый. Не так легко отвлекающийся. — Пертурабо улыбнулся, но в его улыбке было мало доброты. — Надёжный. Простой.

— Всё это так, — согласился Форрикс, недоумевая, почему Пертурабо предложил ему остаться. Очевидно, примарх также понял, что ещё не объяснил своё решение.

— Дорн расставил для меня ловушку, и я намерен использовать Кроагера, чтобы её захлопнуть. Преторианец Императора создавал свои планы с коварством и терпением, несомненно, пытаясь предугадать каждый мой шаг, заранее противодействуя каждой моей стратагеме, хитрому ходу и тактике, которые он почерпнул из моих предыдущих работ. Будь уверен, Форрикс, что каждый камень, заложенный в этом дворце, учитывал моё появление. Также как наши враги были уверены, что Гор однажды достигнет Терры, мой брат также был уверен, что именно мой разум, моё искусство осады станет испытанием его обороны.