— Ну ладно-ладно, — пробормотал мальчик и, соскочив с дивана, направился в коридор, МакГонагалл последовала за ним. Том остался сидеть на диване, гипнотизируя Петунью мстительным взглядом, который на фоне невинной улыбки смотрелся весьма красноречиво, и Минерва уже тогда могла с уверенностью сказать, на какой факультет впоследствии попадет этот ребенок.

Когда Гарри остановился посреди коридора и открыл дверь шкафа под лестницей, профессор трансфигурации не сразу поняла, что мальчику там понадобилось, но когда он, с недовольным бормотанием, отступил назад, открывая ей обзор на содержимое чулана, недоумение сменилось глубоким шоком, плавно переходящим в раскаленную ярость. Старая перекошенная кровать, застеленная посеревшим, застиранным бельем, рваный плед, пара старых игрушечных солдатиков и стаканчик с зубной щеткой на самодельной деревянной полке говорили сами за себя.

— Вы… вы здесь живете? — еле выговорила она, разглядывая крошечное, пыльное помещение.

Оторвав взгляд от носков своих ботинок, Гарри взглянул на бледное лицо женщины и, помедлив секунду, кивнул.

— Но это… это же чулан… — Минерва смотрела на него так, словно он у неё на глазах свалился с Луны, — вы… спите в чулане?

— Эм… да… — он неуверенно пожал плечами, насторожено глядя на волшебницу и гадая, что он опять сделал не так, — это… хм… это неправильно?

— Мерлин всемогущий, — выдохнула профессор и, круто развернувшись на каблуках, стремительно направилась в обратно гостиную, Гарри тут же поспешил следом, неуверенный в том, что последует дальше. Всё происходящее начинало его пугать. Почему профессор МакГонагалл так злится? Что происходит? Возможно ли, что он был прав? Может быть, она решила, что он не может учиться в Хогвартсе? От одной этой мысли Гарри стало нехорошо. Что же такого в этом чулане? Да, он маленький и пыльный и темный, но больше ему негде спать, неужели это запрещено? Неужели из-за этого он не сможет стать настоящим волшебником? Поехать в Хогвартс…

До этого Гарри хотя бы понимал, что волшебница была возмущена тем, что тётя Петунья сказала о его родителях, но теперь-то что случилось? И почему с лица Тома не сходит раздражающе самодовольная улыбка? Поттер начинал серьезно подозревать, что его друг появился на свет именно с этой дурацкой ухмылкой, настолько естественно она смотрелась на его лице.

МакГонагалл, остановившись в двух шагах от Петуньи, окинула трясущуюся женщину до крайности презрительным взглядом.

— Чулан? — с трудом сдерживая ярость, процедила профессор. — Он живет в чулане?

— А вы что ждали, что мы будем хвастаться этим маленьким чудовищем перед соседями?! — взвизгнула тётка Гарри, отступая от разгневанной колдуньи.

— Это немыслимо! Он же ваш племянник! Сын вашей сестры! — негодовала Минерва, от её былого хладнокровия не осталось и следа. — Оставляя его у вас, мы думали, что он будет в безопасности, что вы позаботитесь о нём! И что я вижу? Мальчик живет в чулане под лестницей! — она задохнулась от возмущения. — Он такой худой, словно вы его вообще не кормите, а эти обноски?! Вы это называете одеждой? В сиротских приютах дети выглядят лучше! Бога ради, он же ребенок! Неужели вам незнакомо понятие заботы и милосердия? Как у вас язык повернулся говорить мальчику такую гнусную ложь о его родителях? Не такой жизни мы хотели для сына Джеймса и Лили Поттеров, когда оставили его вам, это низко! — глаза МакГонагалл полыхнули гневом. — Вы хоть понимаете, кто этот мальчик? Да если в волшебном мире станет известно, как вы обращались с ним все эти годы, вас просто в порошок сотрут! — заметив испуг в глазах собеседницы, Минерва холодно улыбнулась. — Вы же знали, что он сделал, знали, что он знаменит. В волшебном мире нет ни одного ребенка, который бы не знал имени Гарри Поттера, нет ни одного волшебника, кто не знал бы, что сделал этот мальчик, кто не восхищался бы им, а вы просто заперли ребенка в чулане под лестницей, после всего, что он пережил?

Гарри удивленно моргнул и переглянулся с Томом. Знаменит? Знаменит чем? Что такого он сделал? Почему это все его знают? И… о-о-о, профессор злится не на него, а на его тётю, возможно, Том был прав, когда говорил, что он не должен спать в чулане? Гарри почувствовал легкое облегчение. Значит, он все ещё может учиться волшебству! Только вот… где же ему теперь спать, раз в чулане нельзя? Впрочем, это сейчас мало его волновало. Он поедет в Хогвартс! Станет настоящим волшебником! Поток мысленных восклицаний, вопросов и общего состояния эйфории прервал истеричный смех Петуньи.

— Оставляя у нас? — она покачала головой. — Да вы бросили его на пороге нашего дома, как беспородного щенка, — она брезгливо скривилась, — что же вы сами не воспитывали своего знаменитого Поттера, если так дорожили им? Почему подбросили к нам под дверь, как старую газету? Оставьте свои возмущения для кого-нибудь поглупее, мне-то прекрасно известно, что мальчишка вам был нужен так же, как и нам, иначе мы бы не нашли его на пороге дома в компании глупого письма с высокопарными восклицаниями о его значимости. За одиннадцать лет никто ни разу не пришел посмотреть, как он живет, вам было плевать на него, никому даже в голову не пришло проверить, не замерз ли на смерть этот сопляк, пролежав всю ночь на улице, жив ли он вообще! И теперь вы приходите сюда и разбрасываетесь обвинениями?

Этими словами Петунья определенно выбила у Минервы почву из-под ног, волшебница потрясенно смотрела на неё со смесью возмущения и неверия. Гарри вдруг показалось, что он только что рухнул с небес на землю, и падение это вышибло из него ощущение сказки, в котором он пребывал с той секунды, как понял, что он волшебник. «Она ведь права, — подумал он, разглядывая свою тётку, — если они знали моих родителей, если так восхищались ими, то почему его никто не навестил? Почему его отдали Дурслям? Неужели никто не захотел взять его к себе? Неужели у его родителей совсем не было друзей, которые могли бы… нет, — он мысленно покачал головой, крепко сцепив дрожащие руки и уставившись на них невидящим взглядом, — всё правильно, я ведь всего лишь сирота».

Мальчик с глубоким чувством вины подавил в себе обиду на волшебников, которые отдали его Дурслям и не захотели взять к себе. Разве можно злиться на профессора МакГонагалл или кого бы то ни было за то, что они не захотели заботиться о нём? Разве не говорили ему Дурсли, что он должен быть благодарен за то, что они кормят его и дают крышу над головой? Разве не говорили они, что он никому не нужен? Что такие бесполезные бездельники только отравляют своим существованием жизнь нормальным людям.

Ощущение своей принадлежности к волшебному миру начало рассыпаться пеплом. Ну конечно. После смерти его родителей, Гарри необходимо было куда-то деть, а кому нужен бесполезный ребенок? Сирота. Чувство одиночества, словно огромная приливная волна, смыло остатки радости в душе мальчика, оставив после себя холодную пустоту. «Я просто сирота, — сказал он себе. — Чужие дети никому не нужны, это же естественно, так почему я расстраиваюсь? Я никому не нужен, кроме своих родителей, никому, кроме них, нет до меня дела, и никто не будет любить меня кроме них. А они мертвы. — Гарри отстраненно посмотрел в окно, — неужели ты и правда подумал, что там, в волшебном мире найдется хоть один человек, которому захочется быть твоей семьей? Любить тебя? Заботиться о тебе? В этом мире такого человека не было, так с чего бы ему взяться там?»

Череду мрачных мыслей прервал тихий голос.

— Эй, ты чего? — кто-то тронул его за руку.

Гарри вздрогнул, обернувшись к стоящему возле него мальчику, в темных глазах лучшего друга явственно читалось беспокойство. Ровно две секунды Поттеру казалось, что он парит в какой-то оглушающей пустоте, он ничего не слышал, не видел, не чувствовал. Пока постепенно мир вокруг не начал обретать цвета и звуки и первое, что увидел Гарри, было лицо Томаса Арчера, его самого лучшего друга, первое, что он почувствовал, было тепло, разливающееся в груди и небывалое спокойствие.