В портовый город Трибуц, на западном побережье Империи Суран, ранним утром вошли три корабля, привлекая внимание местных жителей своей экзотичностью. Достаточно крупный портовый город, известный своей многолюдностью и шумом, словно застыл на мгновение, когда на горизонте появились эти незнакомые суда, выделяясь среди привычных западных кораблей. Их облик, сразу бросающийся в глаза, явно отличался от привычных суранских торговых и военных судов. Эти корабли были длинными и изящными, с высоко поднятыми носами, украшенными резными драконами и какими-то другими фантастическими существами. Корпуса из светлого дерева казались отполированными до блеска, а их паруса были выкрашены в ярко-красные и золотистые тона с узорами, напоминающими шелковые узлы и знаки Восточной Империи Шань. Даже порывы ветра, казалось, играли с парусами этих кораблей как-то иначе, заставляя их свистеть и трепетать особым мелодичным ритмом, что было непривычным для западного уха.

Когда эти достаточно необычные корабли достигли пристани, изящные, почти сказочные фигуры в светлых одеждах начали спускаться по трапам. Это были люди, совершенно не похожие на суровых и крепких суранцев. Их восточная внешность, чёрные волосы и стройные фигуры, буквально бросались в глаза. Мастера Дао, которых было четверо, отличались особым обликом. Их одежда – легкие, свободные халаты, сшитые из тончайшего шелка, струились при каждом движении, словно вода. Один был в светло-голубом, другой в бледно-зелёном, третий в нежно-сиреневом, а четвёртый – в чисто-белом, что символизировало разные аспекты их искусства. На их одеждах были вышиты символы гармонии и равновесия, характерные для Дао, с драконами и журавлями, переплетающимися в сложных узорах. Лица мастеров были спокойны, почти непроницаемы, с тонкими чертами, высоким лбом и заострёнными скулами – черты, более типичные для корейцев или японцев. Их волосы были собраны в высокие пучки, закреплённые тонкими деревянными шпильками с резными узорами и камнями, а движения столь плавны и изысканны, что казалось, будто они текут по земле, не касаясь её. В руках они несли странные деревянные посохи с заострёнными концами, хотя их движения и поведение не оставляли сомнений – это были мастера, чья сила простиралась далеко за пределы обычного человеческого понимания. Их аура была мощной и загадочной, а глаза блестели особым светом, указывая на глубокую связь с их внутренним «путём».

Местные жители, собравшиеся у причала, разглядывали их с явным любопытством, ведь в Империи Суран такие люди были просто невероятной редкостью. Одежды восточных гостей казались лёгкими и невесомыми по сравнению с плотной суранской шерстью и льном. Мастера Дао ступали легко, их лица оставались безмятежными, словно они находились в гармонии с миром. В их облике не было и намека на суету или волнение, которые царили вокруг, когда матросы суранцы грузили товары или кричали друг другу о прибытии корабля. Но самым интересным был объект их охраны. Из центрального корабля по изящному трапу спустилась молодая девушка – юная принцесса из Империи Шань. Её сопровождали несколько женщин, одетых в традиционные длинные платья, расшитые драконами и фениксами. Волосы принцессы были чёрные как смоль, уложенные в сложную причёску, украшенную золотыми шпильками и жемчугом. Её платье – длинное, из тончайшего шёлка, было оттенков утренней зари: розовые, лиловые и золотые переливы играли на солнце, когда она ступила на берег. Лицо её было невозмутимым, скрытым под тонкой вуалью, но её глаза, тёмные и глубокие, как ночное небо, окинули суранцев быстрым взглядом.

Принцессу окружали слуги и придворные дамы, каждое их движение было плавным и грациозным, как будто они все были единым целым, представляющим двор Империи Шань. Весь этот караван выглядел чужеродным в портовом городе Суран, где царили громкие торговцы, моряки, и суета повседневной жизни. Восточные гости словно привнесли с собой частицу своей Империи, что ощущалось в каждом их шаге, взгляде и жесте. Для жителей Трибуца, более привыкших к западным традициям и суровому быту, всё, начиная от одежды и заканчивая поведением этих гостей, казалось странным и почти магическим. Караван, состоящий из трех изысканных кораблей и сопровождающий молодых знатных дам, принёс с собой что-то мистическое, что-то, что напоминало сказания о дальних землях, о которых они лишь слышали от путешественников.

Величественная процессия Империи Суран, состоящая из группы дворян и сотни императорских гвардейцев, двигалась по улицам портового города Трибуц к месту встречи с принцессой из далёкой Империи Шань. Местные жители высыпали на улицы, наблюдая за этим грандиозным событием. Дворяне, одетые в блестящие мундиры, украшенные золотыми и серебряными узорами, гордо шли впереди. Их накидки были из бархата и шёлка, расшитые гербами древних домов. Один из них, граф Дитмар Геббельштейн, имел большое и роскошное перо в своей шляпе – символ его высокого положения в имперской иерархии. За дворянами следовали сотня Императорских гвардейцев. Это были, с виду, могучие воины, каждый из которых носил полные доспехи, отполированные до блеска, с грозными шлемами, увенчанными плюмажем. Их алые накидки с золотыми гербами Императора Адальберта развевались на ветру, и каждый шаг их подкованных сапог отдавался эхом в каменных улочках города. В руках они держали длинные копья и мечи, их суровые лица отражали полную сосредоточенность.

Принцесса из Империи Шань, молоденькая девушка всего шестнадцати лет, стояла в окружении своих охранников – четырёх мастеров Дао, которые выделялись своей спокойной уверенностью и экзотичностью. Её наряд из тончайшего шёлка был расшит золотыми драконами и облаками, символизирующими её высокий статус. Лицо её было слегка прикрыто вуалью, но даже под ней было видно её невероятную красоту – юную, невинную, но с ноткой величия, которую можно ожидать от принцессы. Сопровождавшие её мастера Дао, облачённые в свободные, длинные одеяния из лёгких тканей, выглядели необычно для жителей Трибуца. Их лица были безмятежны, глаза слегка прикрыты, а движения наполнены грацией, как у хищников. Эти охранники, с мечами, закреплёнными за спиной, не выглядели обычными солдатами – в них ощущалась внутренняя сила и абсолютная уверенность в своих силах. И когда процессия имперских дворян и гвардейцев приблизилась к принцессе, её свита с уважением поклонилась. Один из дворян, глава этой делегации, граф Геббельштейн, подошёл к принцессе, опустившись на одно колено и приветствовав её от имени Императора Адальберта. Гвардейцы выстроились в ровный строй, их копья поднялись вверх, как знак почтения и приветствия важной гостье.

Принцесса, сдержанно и с величественным достоинством, склонила голову в ответ, давая понять, что принимает это торжественное приветствие. Когда два мастера Дао, оба достаточно молодые, по сравнению с более опытными защитниками принцессы, сделали несколько шагов вперёд, их взгляды задержались на императорских гвардейцах и магистрах, прибывших для встречи. Лица мастеров озарила лёгкая усмешка, словно то, что они видели, было им привычно и не представляло никакой угрозы. Гвардейцы, хоть и мощные и внушительные, были для них чем-то обыденным и не вызывали никакого трепета. Магистры, с их строгими мантиями и символами власти, казались им не более чем забавной попыткой продемонстрировать силу.

Один из мастеров Дао, по имени Ли Вэнь, с лёгкостью вынул свой длинный меч из ножен за спиной. Движение было настолько быстрым, что стоявшие поблизости гвардейцы едва уловили момент, когда клинок оказался в руках мастера. Меч сверкнул под утренним солнцем, и в следующий миг Ли Вэнь лёгким прыжком взлетел вверх, в мгновение ока оказавшись в воздухе. Но он не просто парил – он стоял на своём собственном мече, словно не признавая земной гравитации.

Его товарищ, Чэнь Бао, повторил это движение, высвобождая свой меч и также возносясь в воздух. Их движения были такими точными и быстрыми, что казалось, будто воздух подчиняется их воле. Они парили над кавалькадой, делая грациозные круги вокруг гвардейцев и магистров, как два дракона, играющие в небе. Ли Вэнь и Чэнь Бао, облачённые в свои длинные лёгкие одеяния, двигались с такой грацией и скоростью, что гвардейцы только с удивлением и недоумением наблюдали за происходящим.