Реакция Квинта Цецилия Метелла на переворот, спровоцированный Марием в Риме, удивила даже его сына. Метелл всегда считался рациональным человеком, способным вполне управлять своими эмоциями. Но когда до него дошла весть о том, что право командования в Африке у него отобрано и передано Марию, он словно помешался — прилюдно рыдал, вопил, рвал на себе волосы, царапал грудь. И происходило все это, к большому удивлению карфагенского населения, не в уединении, а на рынке Утики. Даже после того как первый шквал горя миновал и Метелл удалился в свою резиденцию, одного только упоминания имени Мария было достаточно, чтобы вызвать новый шумный поток слез. И еще множество непонятных слов — о Нуманции, каком-то «трио» и каких-то свиньях.

Однако письмо, полученное от старшего консула Луция Кассия Лонгина, очень воодушевило Метелла. Несколько дней он потратил на демобилизацию своих шести легионов, получив при этом их согласие вновь записаться в армию Луция Кассия сразу по прибытии в Италию. Ибо, как сказал ему в письме Кассий, в Заальпийской Галлии, в кампании против германцев и их союзников вольков-тектосагов, он намерен добиться куда большего, чем выскочка Марий — в Африке, да еще без войска.

Ничего не зная о том, что Марий решил проблему с армией (он не узнает об этом до самого своего возвращения в Рим), Метелл покинул Утику в конце марта, забрав с собой все шесть легионов. Он отправился в порт Гадрумет, расположенный в сотне миль к юго-востоку от Утики, и там сидел и дулся, пока не услышал, что Марий прибыл в провинцию принимать командование. Ждать Мария в Утике Метелл оставил Публия Рутилия Руфа.

Так что, когда Марий приплыл, на пирсе его приветствовал Рутилий Руф, который и передал ему провинцию — официально.

— А где Свинка? — осведомился Марий, когда они отправились в губернаторскую резиденцию.

— В сильнейшем раздражении удалился в Гадрумет со всеми своими легионами, — вздохнул Рутилий. — Он поклялся Юпитером Статором никогда тебя не видеть и с тобой не разговаривать.

— Ну и дурак, — усмехнулся Марий. — Ты получил мои письма о комплектации новых легионов из числа неимущих граждан?

— Конечно. С тех пор как здесь Авл Манлий, у меня уже уши заболели от хвалебных песен в твой адрес. Блестящая идея, Гай Марий! — Но когда Рутилий посмотрел на Мария, он не улыбался. — Они заставят тебя заплатить за эту безрассудную смелость, старина. О, как же дорого заставят они тебя заплатить!

— Они этого не сделают, ты же знаешь. Я добился от них того, чего хотел. И клянусь всеми богами, я буду держать их в руках до самой моей смерти! Я намерен стереть Сенат в порошок!

— Тебе это не удастся. Это Сенат в конце концов сотрет тебя в порошок.

— Никогда!

Рутилий Руф так и не смог его переубедить.

Утика была великолепна. Красивый, чистый город, оштукатуренные дома, заново побеленные после зимних дождей, цветущие деревья, расслабляющее тепло, ярко одетые люди. На рыночных площадях полным-полно лавочек и закусочных, а в центре площадей — тенистые деревья. Камни мостовых выглядят чистыми, подметенными. Как во многих римских, ионийских и карфагенских городах, здесь работала хорошая система стоков. Имелись общественные бани. Вода поступала по акведукам, проложенным по красивым склонам гор, окружающих город и кажущихся на расстоянии голубыми.

— Публий Рутилий, чем ты собираешься заняться? — спросил Марий, когда они устроились в кабинете губернатора. С приятным удивлением Марий смотрел, как прежние слуги Метелла теперь отвешивают почтительные поклоны ему, Гаю Марию. — Не хочешь остаться здесь как мой легат? Я не предлагал высшего поста Авлу Манлию.

Рутилий энергично замотал головой:

— Нет, Гай Марий, я поеду домой. Поскольку Свинка уезжает, мой срок закончился, да и Африка мне надоела. Откровенно говоря, я не мечтаю увидеть Югурту в цепях. А теперь, когда командовать будешь ты, именно так оно и произойдет. Нет, впереди меня ждут Рим и отдых. Наконец-то у меня появится возможность что-нибудь написать, завести друзей.

— А что, если когда-нибудь, не в очень далеком будущем, я попрошу тебя выставить свою кандидатуру на должность консула — в качестве моего коллеги?

Недоумевая, Рутилий пристально посмотрел на него:

— А теперь что ты задумал?

— Мне было предсказано, что я стану консулом Рима семь раз.

Любой другой засмеялся бы, ну, хотя бы ухмыльнулся. Или просто не поверил. Но только не Публий Рутилий Руф. Он знал своего Мария.

— Великая судьба. Она ставит тебя выше тебе равных, а я слишком римлянин, чтобы это одобрить. Но если такое предназначено тебе судьбой, ты не можешь ничего изменить. Хотел бы я быть консулом? Да, конечно! Я считаю своим долгом прославить фамилию. Только пусть это случится тогда, когда я буду тебе нужен, Гай Марий.

— Согласен, — ответил Марий, удовлетворенный.

Когда новость о назначении командующим Мария достигла двух африканских царей, Бокх испугался. Он немедленно кинулся домой, в Мавретанию, оставив Югурту против Мария без поддержки. Бегство тестя не обескуражило Югурту. Не страшило его и новое положение Мария. Он навербовал себе солдат из гетулов и теперь выжидал подходящего момента, предоставив Марию сделать первый шаг.

К концу июня четыре из шести легионов уже находились в римской провинции Африка. Участвуя в небольших стычках, попутно грабя города и земли, новые солдаты прошли боевое крещение, и в конце концов Марию удалось объединить их в сильную маленькую армию. Югурта оценил размер римской армии, просчитал последствия того обстоятельства, что она сформирована из неимущих, и решил рискнуть — дать сражение и отвоевать Цирту.

Но Марий пришел прежде, чем город мог пасть, и не оставил Югурте иного выхода, как сражаться. Наконец-то солдаты Мария получили возможность поставить в тупик своих римских критиков. Ликующий Марий написал впоследствии в Сенат, что его войска из бедняков вели себя великолепно. Отсутствие недвижимости в Риме ничуть не повредило их боевому духу. Фактически армия Мария разгромила Югурту, так что тот сам вынужден был бросить щит и копье и бежать, пока его не схватили.

Едва только прослышав об этом, царь Бокх направил к Марию посольство, умоляя того дозволить ему снова стать клиентом Рима. Но Марий ничего не ответил. А Бокх все продолжал слать послов. Наконец Марий согласился принять депутацию, которая тотчас по возвращении доложила царю: мол, Марий ни на каком уровне не желает иметь с ним никакого дела. Бокх остался грызть ногти и терзаться — зачем он только поддался на уговоры Югурты!..

Марий постепенно, милю за милей, забирал у Югурты нумидийскую территорию, заселенную оседлыми племенами. Отрезая Югурту от богатых речных долин и побережья, он добивался того, чтобы царю негде стало набирать войска и пополнять запасы. Кроме того, Марий стремился не дать противнику получать дополнительные источники дохода. Только среди гетулов и гарамантов, берберских племен, кочевавших во внутренней Нумидии, мог Югурта теперь найти поддержку и спасти свои сокровища от алчных римлян.

В июне Юлилла родила семимесячную болезненную девочку, а в конце квинктилия ее сестра Юлия произвела на свет крупного, здорового, хорошо выношенного мальчика — братика младшему Марию. Но так получилось, что несчастный ребенок Юлиллы выжил, а сильный сынишка Юлии умер, когда в секстилии, на исходе лета, зловонные испарения протянули свои щупальца по холмам Рима и разразилась эпидемия брюшного тифа.

— Я думаю, девочка в полном порядке, — сказал Сулла жене. — Но прежде чем я отправлюсь в Африку, ты должна снова забеременеть и на этот раз родить мальчика.

Юлиллу очень огорчало, что она родила Сулле эту жалкую дочь — вечно скулящую, постоянно срыгивающую. Она с энтузиазмом приступила к выполнению поставленной задачи. Странно, но Юлилла перенесла свою первую беременность и рождение ребенка намного легче, чем ее сестра Юлия, хотя сама была нездорова и постоянно раздражалась. А Юлия, куда более устойчивая — и физически, и эмоционально, — вторую беременность перенесла очень тяжело.