– Не люблю я море, – признавался кисло охотник. – Пустое пространство – ни уму, ни сердцу. В груди дохлятина. Да и пираты тут периодически шныряют. В миру они добрые, в общинах обретаются, а как припасы кончаются, выводят из речушек свои баркасы и начинают зверствовать, словно и не люди…
Еще хуже приходилось коротышке. От морской болезни, последствий загула и занятий «художественной проституцией» его совсем развезло. Полежав на одной кровати, коротышка перебирался на другую, наивно полагая, что в том краю благоприятная патогенная зона, но и там начинал стонать, расклинившись между койкой и переборкой. Иногда бегал к питьевому танку – качая из него, как насос…
Поутру обстановка вокруг «Варзария» серьезно изменилась. Верест поднялся раньше прочих, взошел на палубу. Береговая линия резко приблизилась – почтенные горы уже не плавали слепыми очертаниями в сизой дымке, а стояли совсем рядом – суровой монументальной стеной. Слева и справа возвышались рифы. Длинная цепочка скал, крохотных островков, коралловых скоплений уходила в море по траверзу и терялась за горизонтом. Протащиться между этими преградами, вероятно, было нелегким делом, но рулевой уверенно вел каравеллу, вписываясь между двумя надводными скалами, расстояние между которыми казалось не больше пятнадцати морских саженей. Очевидно, здесь и пролегал курс малотоннажных судов, способных славировать между рифами, не обходя понапрасну обширный архипелаг.
Рулевой привычно вертел штурвалом. Неподалеку обретался капитан, внимательно просматривая мятую карту.
– Прошу прощения, капитан, – окликнул его Верест. – Где мы находимся?
Морской волк без удовольствия оторвался от своего занятия. Оглядев наглеца, процедил:
– Проходим мыс Кошмара – самую северную точку материка.
Проплыла колония актиний – морских огурцов, прилепившаяся к подводной части рифа. Натуральные огурцы, упитанные и скользкие. А стоит кораблю проплыть – сразу выпустят присоски, расцветут всеми красками, превратятся в красивейшую клумбу…
– А эти скалы, капитан, они надолго?
Раздражение плеснуло румянцем. Лубрик вскинул глаза.
– Послушайте, как вас там? Вы бы шли куда подальше – не самое удачное время хотеть всё знать.
Пускаться в пререкания он не решился. Хозяин – барин. Спустившись по трапу с полуюта, взошел на шканцы и медленно отправился вдоль борта. Каравелла уже не спала. Шевелились палубные жители, поочередно вылезая, стуча зубами, из-под тряпья. Проскользнула на бак серая мышка – дочка скандалиста. Появились молчуны, свободные от караула – терли зенки, потягивались. Работала команда – по распоряжению капитана четверо молодцов скручивали фок-парус.
– Сегодня прохладно, не находите?
Он с готовностью обернулся. Кто тут не по его душу?
Леди Харита, скромно улыбаясь и придерживая длинное манто, всходила на шканцы. Он подал ей руку.
– Нахожу, леди. С добрым утром. Но чего нам бояться, мы тепло одеты.
Она соблазнительно улыбалась, созерцая его с расстояния каких-то сантиметров. У красавицы были очень умные глаза и пушистые ресницы с налипшими остатками сна. Момент внезапности прошел – Верест тоже широко улыбнулся.
– Вы не против, если я с вами постою? – спросила дама.
Ох, уж эти внезапные женщины…
– Нет, леди Харита, – сказал он. – Я буду против, если вы развернетесь и уйдете. Мое сердце разорвется от тоски.
– Вам знакомо мое имя? – удивилась она не очень убедительно.
Он кивнул.
– Да, леди. Меня просветил один из членов команды – вас очень хорошо знают. Мне понравилось ваше лицо. Надеюсь, в этом нет ничего недозволенного? Мне понравились ваши глаза, леди – эти синие озера, созданные для любования. Ваши руки, ваша чудная улыбка, разгоняющая тучи… Ваша аура, повергающая в трепет и зовущая сердце к высокопарности… Мне одно не понравилось, леди – ваш спутник. Надеюсь, этот спесивый уродец еще спит?
Харита засмеялась. Потянулась к Вересту и машинально взяла его под локоть. Но, опомнившись, убрала руки и покосилась на палубу, где молчуны с интересом наблюдали за процессом «съема».
– Я тоже на это надеюсь, – пробормотала Харита, отступая на шаг.
– Простите, – печально вымолвил Верест. – Я не хотел вас скомпрометировать.
– Не волнуйтесь, – прошептала дама, зябко кутаясь в боа. – Вы никого не скомпрометировали. Я хозяйка своей судьбы, и если некоторым Ушкарям не нравится мое поведение – они могут утопиться. Как ваше имя, герой?
– Меня зовут, Лексус, леди, – он внезапно заволновался, попятился, на ощупь нашел перила и спрыгнул на верхнюю палубу.
И тут залп картечи хлестнул по борту.
Он поймал ее глаза – испуганные, источающие боль. Словно судорога вонзилась женщине под кожу: отливающее сталью манто загуляло волнами – она села на пол, уронив голову. Изо рта потекло…
Новый залп вывел его из оцепенения. Шрапнель застучала по борту, закричали люди… Верест взлетел на шканцы, пригнув голову, добежал до упавшей Хариты, рухнул на колени. Поздно – синеглазка смотрела широко и неподвижно. Кровь текла и пузырилась. Вот и вся любовь…
Он крутанулся на корточках, оценивая обстановку. Дочь опального чина скорчилась на носу. Легла на настил, поползла к канатам, опутывающим фок-мачту. Рулевой без признаков жизни висел на штурвале, капитан Лубрик злобно ораторствовал, потрясая кулаками, молчуны занимали позиции. Топала команда – кто на шканцы, кто к пушечным портам.
Третий залп прошел значительно ниже – в район ватерлинии. Верест поднял голову.
Рифы ожили! Немудрено, что скопление лихих людей осталось незамеченным: глухие скалы и островки могли укрыть целую флотилию. Узкие лодчонки выскальзывали из проток, замельтешили весла. В каждой – четверо гребцов, на носу – стрелки, потенциальные десантники. Опять ожила коварная картечница, установленная в расщелине ближайшей скалы. Вихрь ударил поверх борта – по людям…
– Опустить якорь! – рычал Лубрик, метаясь между портами. – Не стрелять! Подпустить ближе!
Очевидно, и с другого борта атаковали – этого Верест не мог видеть. Но и там суетились матросы. Матери хватали детей, отцы растерянно лупали глазами. Выскочил Толмак с двумя автоматами, за ним Прух, опухший и ворчащий. Толмак отыскал глазами Вереста, сплющенного на шканцах.
– Держи! – швырнул автомат. Уже веселее.
Задыхаясь, выбежал опальный чин. Завертел головой.
– Арика, доченька! – громогласный вопль вырвался из стареющих легких.
– Отец! Я здесь! – крикнула девица, не решаясь приподняться: сквозило над самой головой.
– Огонь! – рявкнул капитан.
Дружный залп качнул корабль. Загудели лафеты. «Святой Варзарий» заволокло клубами дыма.
– Заряжай! – орал Лубрик. Лязгнули приемники снарядов. Медный звон стреляных гильз прозвучал, как благовест.
– Целься!
Пираты рассчитывали на фактор внезапности. Но на усиленный состав команды (молчуны на месте не стояли), и слаженность действий не рассчитывали. Две лодки по правому борту разнесло в щепки. Трупы плавали среди обломков, мелькали головы живых. Стволы, гребущие руки, орущие глотки… Но два суденышка проскочили обстреливаемый участок и вошли в мертвую зону под бортами. Из-под скалы на подмогу вынеслись еще два.
– Доченька, я иду к тебе! – заголосил старик, дохромал до трапа и, соскальзывая со ступеней, полез на бак.
– Не надо, отец! – завопила девица. – Здесь стреляют!
– Огонь! – зычно рыкнул капитан.
Новый залп потряс корабль. Клубы дыма окончательно окутали палубу. Лодку разнесло, как будто она была трухлявая. Полетели тела с растопыренными конечностями. Обломки рухнули на лодку, следующую в кильватере. Крики боли слились с треском дерева. Уцелевшие прыгали за борт, плыли обратно… Старик вскарабкался на бак, споткнулся о разобранную бухту – поднялся, хромая, побежал к дочери. Но не добежал: лучшей мишени и не выдумать – задергался, как на веревочках, окрасился кровью, рухнул ничком, застряв головой в веревочной лестнице.
