Хаос и беспорядок, вызванные переброской войск, постепенно упорядочивались, и в зоне боевых действий были сформированы новые военные соединения. Во время этих приготовлений едва ли какой-нибудь из авиагрупп достались ее собственные авиаподразделения; в некоторые из этих групп попадали три разных, чужих полка. В результате это послужило помехой для проведения совместных действий, причем роль последних явно недооценивалась. В полках, содержащих треть всех сил, были теперь только истребители-бомбардировщики и бомбардировщики, они находились под командованием 2-го авиакорпуса (корпус для прямых боевых действий), а оставшиеся истребительные части находились под командованием 2-го истребительного корпуса. Два этих корпуса должны были работать в тесном взаимодействии.
Очевидно, что с самого начала германское высшее командование потеряло всякое чувство меры, а также ясное представление о том, каким образом несколько немецких частей истребителей будут сражаться против сил вторжения, когда у них едва ли был какой-нибудь шанс на успех при соотношении сил 20:1 в пользу союзников. Столкнувшись с таким множеством задач, снова появилось искушение раздробить наши слабые силы и разбросать их повсюду. Хотя ситуация в целом изменилась, способы ведения боя соответствовали тем принципам, которыми мы руководствовались, и удачно, на востоке и в 1940 году на западе. Проводились эксперименты, но все они вели назад к старым принципам, осуществление которых представлялось в данный момент просто банальным решением, ведь ничего нельзя было сделать ни в воздухе, ни на земле без превосходства в воздухе.
Первоначально программа высшего командования включала в себя дневные бомбовые удары по силам вторжения под прикрытием истребителей, но, к счастью, командование люфтваффе на западе все-таки сочло данную идею самоубийственной и отказалось от нее. Вместо этого истребители и истребители-бомбардировщики должны были постоянно атаковать плацдарм с первого же дня вторжения. В ходе боевых действий они потерпели неудачу, прорываясь сквозь плотный заслон из неприятельских истребителей, которые прикрывали весь заданный участок, как я уже упоминал об этом. Потом прикрытие истребителей-бомбардировщиков усилили, да и к цели теперь они пытались подходить на большой высоте. Однако нам с трудом удавалось собрать силы в воздухе для таких атак, потому что наши аэродромы были пол постоянным наблюдением. В связи с чем истребителям-бомбардировщикам была возвращена их естественная функция, и в будущем они применялись в качестве истребителей. Их силы были в немалой степени истощены, а облегчить ситуацию так и не удалось ни в малейшей степени.
До конца июня на участке вторжения наши потери составили 1000 самолетов, включая потерянные при перегруппировке сил, но к 7 июля, несмотря на чудовищные потери, с помощью созданного резерва из 998 летчиков-истребителей удалось приблизительно поддержать положение дел на фронте.
Между тем сила и численность истребителей союзников значительно возросли, потому что теперь они могли действовать с территории Франции. В жестоких сражениях, под прикрытием огня кораблей союзников небольшой плацдарм понемногу превращался в протянувшуюся на несколько километров вглубь полосу земли. Саперные части были одними из первых среди высадившихся на континенте, именно они расчистили первые вспомогательные полосы для посадки самолетов в первый день операции. Два дня спустя вступил в действие первый прифронтовой аэродром, а уже с 19 июня все американские истребители-бомбардировщики действовали с аэродромов Нормандии. Две искусственные гавани и трубопровод для горючего были переправлены через Ла-Манш, что позволило союзникам выгружать на берег тяжелую боевую технику и непрерывно поставлять горючее. К 24 нюня нами были отмечены 23 аэродрома союзников, большая часть которых располагалась в английском секторе.
Пол прикрытием объединенных сил авиации союзников на берег было высажено и сформировано 25 дивизий, а к 15 июня на континенте уже находилось 427 000 человек, 62 238 технических средств, 105 175 тонн боеприпасов и прочих материалов. Немецкие контратаки, которые отличались особой ожесточенностью в районе Канн, выдохлись под градом бомб бомбардировочной авиации союзников, которая летала в дневное время с первого дня высадки. 15 июня противнику удалось прорваться к западному берегу полуострова Котантен и тем самым отрезать Шербур. Эта крепость пала 29 июня. Так была достигнута одна из первостепенных и важных целей в планах вторжения союзников, в их руках находился глубоководный морской порт.
Союзники рассчитывали, что у немцев в распоряжении от 25 до 30 дивизий, а встретили едва ли не половину от этого числа. А между тем у немцев в наличии были очень значительные силы. Слишком поздно Гитлер решил бросить их в сражение, потому что еще долго после 6 июня он ожидал следующей высадки союзников в других местах. Прибытие армейских резервов слишком запоздало. Из-за превосходства в воздухе неприятеля армейские части во время своего перемещения наталкивались на такие же трудности, с которыми столкнулось люфтваффе.
Переброска 26-й пехотной дивизии на фронт в Нормандию из Кемпера в Бретани отняла целую неделю. Получив приказ о марше на фронт, танковая дивизия СС покинула свое месторасположение в Лиможе 11 июня. В Луар дивизия прибыла между 14 и 16 июня. С огромными трудностями из-за поврежденных железнодорожных мостов в Ле-Ман добрались отдельные части. Отсюда перемещаться было возможно только собственным ходом. Ее первые соединения, сильно ослабленные атаками с низкой высоты и диверсиями партизан, приняли участие в боевых действиях только в конце июня. В 9-ю и 10-ю бронетанковые дивизии приказ о марше на запад поступил в день начала вторжения. Спустя несколько дней они прибыли в Мец, но вследствие безнадежной ситуации на железной дороге только танковые соединения были доставлены в Париж за этот период времени. Отсюда последние 300 километров до фронта было просто невозможно проделать по железной дороге, единственный способ транспортировки тяжелых танков. В передвижениях туда-сюда по стране прошли недели, вместо 500 километров было пройдено более 2000 километров Эти столь необходимые танковые дивизии смогли вступить в сражение только в конце июля.
Английские и американские тактические военно-воздушные силы успешно применялись с целью воспрепятствовать продвижению немецких резервов из глубины Франции, причем любые перемещения в дневное время становились невозможными. Только в июне они уничтожили 551 локомотив. В докладе командира 2-й танковой дивизии говорится: "Союзники имеют подавляющее превосходство в воздухе. Они бомбят и обстреливают все, что передвигается, даже отдельные машины и группы людей. Наша территория находится под постоянным наблюдением... Чувство беспомощности против неприятельской авиации... обладает парализующим эффектом".
Немецкая истребительная авиация, несмотря на все огромные усилия, была неспособна внести какие-либо изменения в это безвыходное положение. Мы сами несли необычно высокие потери в безнадежных попытках защитить себя против превосходящих сил противника. Общее количество истребителей, которое мы в силах были высылать ежедневно на боевые задания, никогда не превышало 250 машин. Пополнения в летчиках и в самолетах, которые поступили в авиаполки всего несколько недель назад, под натиском врага растаяли как весенний снег. Кроме прямых потерь в воздушных боях, все наши действия на земле были скованы непрерывными налетами на наши аэродромы, следствием чего явились перерывы в поступлении резервов, перегрузка в работе служб технического обслуживания и ремонта, а также в целом всего сложного оборудования, столь необходимого для технически высокоразвитого и поэтому очень уязвимого рода войск.
Инспектор по истребительной авиации Траутлофт вместе с офицерами связи был послан во 2-й истребительный корпус для того, чтобы держать его под непрестанным наблюдением. Он установил тесный личный контакт в боевых эскадрильях и сумел обеспечить корпус полезной информацией, предложениями и новыми идеями. Еще до сдачи Парижа я провел несколько дней в соединениях на западе. У меня сложилось удручающее впечатление. Помимо ужасных условий, наблюдался сильно выраженный упадок духа. Чувство окончательной неполноценности, тяжелые потери, обреченность — никогда все это столь ярко не проявлялось среди нас. Упреки сверху, дурная слава, которая прилипла к люфтваффе среди других родов войск без всякой вины со стороны ее отдельных членов, вместе со всеми другими тяжестями, которые принесла война в этот момент каждому немцу, были наиболее суровым испытанием, когда-либо выпадавшим на долю люфтваффе.
