Я посмотрел на Лахлэна:

– Нам нужно провести обмен.

Он поднялся и взял свою арфу. Но перед тем, как выйти из шатра, я еще раз взглянул на Финна. Он уже спал.

– Лейхаана ту-сай, – тихо сказал я, – за то, что ты жив. За то, что – не умер.

Когда я вышел из палатки, ноги у меня подкашивались от напряжения и усталости. Я остановился прямо около входа, позволив дверному пологу упасть за моей спиной. Несколько мгновений я бессмысленно глядел на разбросанные неподалеку в беспорядке шатры. Наш лагерь был разбит по примеру лагерей Чэйсули, хотя тут и не было деревьев, чтобы скрыть лагерь – мы стояли на луговой равнине. Леса остались позади по мере нашего продвижения к Мухааре – к Беллэму и моему трону. На первый взгляд, просто скопление людей, да кое-где на кострах готовится пища – однако план свой мы осуществляли пока что успешно.

Я набрал полную грудь воздуха, вдохнул так глубоко, как только мог, не чувствуя ни запаха военного лагеря, ни волнения перед предстоящими действиями ничего, кроме запоздалого страха: я мог потерять Финна. Я прекрасно знал, что если ему отняли бы ногу, он просто нашел бы другой способ умереть. Он сказал мне однажды, что воин-калека бесполезен для клана. Для Финна это было бы еще страшнее: он чувствовал бы себя, в придачу к этому, еще и бесполезным для своего Мухаара – это сломало бы его толмоору и отняло бы смысл жизни.

Лахлэн выскользнул следом за мной. Я услышал шорох ткани – выходя, он задел ее рукой Немногие из нас имели шатры или палатки – хоть какую-то крышу над головой, у меня, как Мухаара, был самый большой шатер – в сравнении с другими, конечно. Этот служил временным госпиталем: целители выставили оттуда всех, когда я привез Финна. За ним нужен особый уход.

В руках Лахлэна не было арфы – непривычное зрелище:

– Финн будет жить. Можете не бояться за него.

– Ты что, говорил с Лодхи? Даже если мое замечание каким-то образом и задело его, он не подал вида:

– В этом не было необходимости. Перед этим я просил Его помощи, но ничего не мог сделать для Финна. Он ушел из мира слишком далеко, а тут еще боль от раны, одиночество, страх потерять Сторра… Но когда Дункан и Аликс взялись лечить их обоих своей магией… – он остановился и еле заметно улыбнулся. – Я многого не понимаю. И пока не узнаю Чэйсули лучше, не могу даже надеяться на то, чтобы слагать о них песни.

– Большинство людей не понимает Чэйсули, – сказал я, – Что до песен… не думаю, чтобы они этого хотели или что им это нужно.

Я посмотрел на самый маленький шатер, стоявший в отдалении. Его охраняли шесть солдат.

– Сколько человек приедет с моей сестрой?

– Беллэм послал с ней пятьдесят человек охраны, – лицо Лахлэна было серьезно. – Мой господин… вы ведь не собираетесь лично ехать…

– Она – моя сестра, – я пошел к шатру охряного цвета, Лахлэн следовал за мной. – Турмилайн должны быть оказаны все возможные почести, а сейчас их и без того не может быть слишком много. Я никого не стану посылать вместо себя

– Но, конечно же, вы возьмете с собой часть армии.

Я улыбнулся, размышляя, только ли любопытство заставляет его задавать такие вопросы:

– Нет.

– Кэриллон…

– Если это ловушка, зубы капкана щелкнут в воздухе, – я махнул солдатам, охраняющим шатер Электры. Они тут же отошли в сторону, позволяя мне говорить наедине и без свидетелей, но оставались все же в пределах досягаемости. Может, ты знаешь, какой сюрприз решил приготовить мне Беллэм?

Я остановился у шатра. Лахлэн смотрел на меня с улыбкой:

– К сожалению, он не поделился со мной своими планами. Я был принят у него как арфист и менестрель, не как доверенное лицо. Не думаю, что он посылает людей схватить вас, но такая возможность не исключена, – он оглядел лагерь. Вам было бы лучше взять с собой достаточно большой отряд. В качестве свиты, если угодно.

– Несомненно, – равнодушно ответил я. Я отвернулся и поднял дверной полог, но не вошел сразу. Не мог. Солнечный свет ворвался в шатер, озарив фигуру сидящей внутри женщины. На ней было темно-коричневое платье, отделанное угольно-черным шелком на запястьях и по горловине, тонкая талия была перехвачена поясом из хорошо выделанной светло-желтой кожи, застегнутым медной пряжкой. Платье досталось ей от Аликс вместо ее серого бархатного, запачканного и рваного того, что было на ней в день, когда Финн взял ее в плен. Новое платье было ей точно по фигуре – они были одного роста и сложения с Аликс, хотя и разнились в цвете волос и глаз и в оттенке кожи.

Электра, тихо и терпеливо ждала, сидя на трехногом табурете, складки платья вокруг ее ног чуть заметно колыхались, как набегающие на берег волны.

Она сидела очень прямо, расправив плечи – чистые линии тонкой шеи напоминали о благородстве ее происхождения. Она заплела волосы в косу, переброшенную через плечо и извивавшуюся по темной ткани платья серебристой змеей. Гладкий бледный лоб просто требовал узкого венца – золотого, а лучше

– серебряного, чтобы сделать еще ярче колдовские светлые глаза.

Я знал, что Роуэн уже приходил сюда, чтобы сообщить ей новости. Она ждала, сложив узкие руки, пряча их в кольцах сверкающих кос. Тихо, неподвижно сидела она, и солнечный свет, пробивавшийся сквозь шафрановую ткань шатра, окрашивал ее лицо в пастельный оттенок охры. Обвивавшее ее шею золото сияло.

Клянусь богами, она сияла тоже! И мне так хотелось раствориться в этом сиянии – в ней… Боги, что может сделать женщина с мужчиной…

Даже с врагом.

Эта женщина говорила, что ей сорок лет. И я, как всегда, не верил в это.

Так и не мог поверить.

Я протянул ей руку, чтобы поднять ее с табурета. Ее пальцы были прохладно-неподвижны – они ничего не обещали, а ведь бывало и такое…

– Ты был в бою, – голос ее был как всегда ровным и прохладным, все тот же мягкий выговор Солинды.

Я не снял окровавленных доспехов и кожаной одежды. Мои волосы, мокрые от пота, уже высохли и теперь лежали жесткими прядями на плечах. Не сомневаюсь, что от меня разило потом, но мне было не до того – во всяком случае, не теперь: в конце концов, война есть война, тут не до придворного этикета.