И все же Мара во всем увидела плюсы. Она взглянула на ситуацию зрением робота: перед глазами появились маленькие мишени, самостоятельно навелись на участников конфликта, и рядом с каждой высветился целый список полезных возможностей. Мбари и Роб – уборка столовой, плюшки от отца и деда. Сара Уортингтон – утереть нос.

– Только тронь его, – угрожающе сказала Мара.

– Кого? Твоего братца или личного Пятницу?

– О, кто-то прочитал Робинзона Крузо! Осилила целую книгу вместо нового каталога косметики?

– Иди отсюда! Тебя это не касается!

– И правда! – Мара неожиданно усмехнулась. – Пойду. Сообщу порталу «ШШШ точка ком[3]» о толерантности наших студентов. Кто там у них главный редактор? Афроамериканец, если мне не изменяет память? Вот ему будет интересно, как тут унижают детей по расовому признаку!

Мара била наугад: она даже близко не знала, кто у них там главный редактор. Но судя по растерянности Сары, та тоже была далека от осведомленности.

– Причем тут это? – неуверенно возразила она, прижимая к груди сумочку. – Я никому не позволю брать мои вещи!

– И поэтому ты назвала его дикарем и Пятницей? – Мара почувствовала себя на коне и продолжила напирать. – Какой позор для твоего семейства. Столько поколений Уортингтонов… Ну, если люди веками были колонизаторами и рабовладельцами…

– Колонизаторы и рабовладельцы были в Америке, – тут же возразила Сара, но позиции она уже явно сдала.

– Какая разница, если снобизм в крови! Мбари, Роб, пошли со мной. С такими людьми, как мисс Уортингтон, не стоит находиться в одной комнате.

Мбари послушно сгреб вещи, Роб засеменил следом. И не из высоких побуждений, просто трусил оставаться один на один с британкой. Сейчас она напоминала кобру, чье гнездо разворошили палками. А Мара с гордым видом провела «униженных и оскорбленных» в спасительные стены столовой.

– Вот, – довольно сообщила она. – Здесь вас никто не тронет. И заниматься можете сколько угодно. Правда, осталось немного крошек… Но вдвоем вы это быстро уберете, – и она пихнула брызгалку Робу, а тряпку – Мбари. – Покажи ему, кузен, как это делается.

– А чего это я должен убираться… – заканючил Роб.

– Урок номер два, – Мара обратилась к подопечному через голову капризного родственника. – Хочешь получать самое вкусное – помогай синьоре Коломбо. Запомни волшебные слова: «спасибо» и «очень вкусно».

– Спасибо, очень вкусно, – кивнул эфиоп.

Слово «вкусно» и вправду подействовало волшебным образом. На Роба. Осознав, что можно проложить себе путь к отборному провианту, парень оживился и с яростным рвением взялся за уборку.

А Мара, перепоручив дела новичкам, с чувством выполненного педагогического долга направилась в кабинет отца. Однако профессор Эдлунд был занят. Из-за двери доносились громкие голоса отца, мисс Вукович и кого-то еще. Третий человек звучал приглушенно, скорее всего, с ним говорили по громкой связи. Мара быстро узнала отрывистые интонации фрау Шефер из департамента образования и поспешно ретировалась. Все-таки семейные беседы – не лучшая затея, когда есть риск попасть под горячую руку мисс Вукович. А после бесед с начальством рука завуча всегда становилась раскаленной.

Избежав линии огня, Мара решила не испытывать судьбу снова и не маячить в районе столовой, когда синьора Коломбо поймет, каких помощников ей подсунули. Аккуратно обходными путями просочилась мимо и спряталась в библиотеке, чтобы тихо покопаться в закрытом архиве. Правда, занятие оказалось далеко не таким романтичным, как она себе напридумывала. Рассчитывала, что будет листать старинные манускрипты, а получила чьи-то потрепанные тетрадки. Путешественники, исследователи, которых так никто и не издал. К вечеру глаза разболелись, и Мара едва доползла до домика, чтобы тут же рухнуть в постель.

Зато на следующий день сразу после уроков решила снова штурмовать отцовский кабинет и не сдаваться без разговора. И теперь ей повезло застать его без посторонних.

Профессор Эдлунд закопался в бумаги, и все в нем: поза, выражение лица, всклокоченные волосы, – говорили о неизъяснимых страданиях. Кажется, ночью ему почти не удалось поспать. Визиту дочери он обрадовался, но не по-родственному, а скорее просто увидел в Маре избавление от надоевшей работы.

– Что у тебя? – он сдвинул документы в кучу. – Хочешь попрактиковать второй облик?

– Нет, – Мара плюхнулась на диванчик для посетителей. – Заглянула поболтать. Что делаешь?

Вопросы про мадам Венсан уже вертелись на кончике языка, но задавать их с порога означала вызвать ненужные подозрения. Поэтому Мара вполуха выслушала жалобы на то, как же трудно перетрясти жильцов домиков, чтобы все остались довольны, и чтобы подопечные Сэма поселились с ним в одном корпусе. Пока старый Нанук занимал гостевую спальню на третьем этаже, но уже на днях должен был приступить к воспитанию молодняка.

– Кстати, про новичков, – Мара ухватилась за ниточку разговора, чтобы нанизать на нее нужный вопрос. – Как Лиза? Ей, кажется, позавчера стало плохо?

– Ах, это… Просто обморок. Быстро пришла в себя.

– Ну да, ну да, – рассеянно протянула Мара и подошла к окну, чтобы отец не мог наблюдать за выражением ее лица. – Мадам Венсан поставит на ноги кого угодно.

– Нет, ее помощь даже не понадобилась. К тому же, Рик так долго искал, что проще было нанять нового врача… Мисс Кавамура отвела Лизу в домик, напоила горячим шоколадом и уложила. Вроде, сегодня уже никто не жаловался на плохое самочувствие.

– Хорошо.

– А почему тебе вдруг стало интересно?

– Ну… – Мара лихорадочно перебирала правдоподобные ответы. – Из-за деда.

– Сэма? – удивился Эдлунд.

– Конечно! Если бы он навредил кому-то из учеников… Ну, знаешь, сердечный приступ или что там бывает от страха… В общем, не хочу, чтобы у него были проблемы. Так что, может, все-таки показать Лизу мадам Венсан?

– Это уже чересчур. Все у Лизы будет в порядке. А мадам Венсан не до этого: пневмония у третьекурсницы, приходится все время быть рядом…

– Поэтому ее в тот вечер не было на собрании?

– Ну да, она отпросилась… – машинально ответил Эдлунд и вдруг напрягся. – А откуда ты знаешь? Тебя ведь на собрании тоже не было! Опять твои шпионские игры? Мара, сколько раз я предупреждал…

– Да нет, пап, ты что!

– Кошкина! – профессор хлопнул себя по лбу. – Я так и знал. Эти разговоры на русском… Я сам виноват: велел тебе открыть ей маяк для обыска. Ты подглядывала за ней? Ты тоже решила влезть в расследование смерти Густава?

– А тебе что, все равно? – не сдержалась Мара. – Он работал здесь… тысячу лет! И тебе наплевать, что его уб… больше нет?

Она спохватилась в последний момент, но по взгляду отца и его тяжелому вздоху поняла: слишком поздно.

– Я знаю, что его, вероятно, убили, – отрешенно произнес он. – Детектив сообщила мне. Надеялся, что до студентов это не дойдет… Но… Кого я обманываю? Ты вечно суешь свой клюв во взрослые дела. Мне жаль, Густава, Тамара. Он был мне… Не знаю. И не отцом, и не другом, но… Очень родным, – голос Эдлунда прервался.

– И поэтому ты устроил торжественную встречу этому Данифу?! Чуть ли не с фейерверками!

– Не «этому Данифу», а «профессору Данифу», будь добра! – рассердился Эдлунд. Да, поэтому! Я – директор, и не могу допустить паники, сплетен и слухов. Мы проводим Густава, когда детектив завершит свою работу. А до тех пор любая утечка может помешать расследованию. И я прошу, не лезь в это дело! Займись курсовой, не разочаровывай миссис Дзагликашвили!

Мара спрыгнула с подоконника и обиженно прошла к двери.

– Ты куда? – требовательно спросил Эдлунд.

– В библиотеку!

Да, она собиралась в библиотеку. Но как ни крути, третий этаж находится между четвертым и первым. И поэтому и кабинет мадам Венсан, и комната дедушки оказались аккурат на пути к знаниям.

В палате было тихо: врач снова отсутствовала. Мара приоткрыла дверь, убедилась, что Венсан не прячется в углу и не выскочит вдруг с руганью про микробы. Проскользнула внутрь: все кровати, кроме одной, пустовали. А самую дальнюю отгораживала от взглядов специальная белая занавеска. Но поскольку у кровати горел ночник, в этом подобии театра теней угадывались силуэты человеческого тела.