Эта книга рассказывает о путешествиях и приключениях сэра Фрэнсиса Дрейка, первого английского моряка, совершившего кругосветное плавание, одновременно адмирала и пирата. Это не историческое исследование, а простой рассказ об одном из уголков прошлого, рассказ, который мы услышим из уст самих участников этих смелых до дерзости английских морских экспедиций эпохи Возрождения.

Приключения эти развертывались на фоне враждебных отношений между Англией и Испанией, которые тянутся через всю вторую половину шестнадцатого столетия и приводят к грандиозному столкновению 1588 года. Борьба идет из-за торгового преобладания на морях. Англия начинает жадно тянуться к далеким заморским странам, богатым золотом и серебром, которые успела закрепить за собой инициативой своих мореплавателей Испания. Нападение на ее прибрежные города в Америке, обстрел и грабеж их, захват испанских «флотов», то есть тех кораблей, которые, собираясь для безопасности в караваны, перевозят драгоценный груз в Испанию, становятся в Англии все более обычным явлением.

Борьба особенно обостряется из-за религиозных различий. Для фанатичных испанцев англичане еретики, которых нет греха сжигать, тем более, что папа отлучил их королеву от церкви и освободил английских католиков от подчинения ей. Таким образом, религиозная распря получила, особенно для англичан, политическое значение: или Англия будет свободной, или она будет под пятою папы. Английские купцы, возвращавшиеся из испанских портов в Америке признавались на родине, что их допускали там торговать только в том случае, если они и их матросы ходили по праздникам и воскресеньям к мессе и давали клятву на кресте, что держатся римско-католической веры. Отношения особенно обострились после того, как с шестидесятых годов в вест-индских владениях появилась инквизиция. По словам английского министра Берлея, за один 1562 год в различных областях Испании были сожжены на костре 26 английских подданных и, может быть, вдесятеро больше томилось по испанским тюрьмам.

В 1563 году произошел такой случай. На гибралтарском рейде стояли на якоре восемь английских купеческих кораблей, когда в бухту вошел французский бриг. Англия находилась тогда в войне с Францией, и такое соседство английским купцам не понравилось. Но когда они увидели на французском судне черные фигуры членов Братства, англичане пришли в бешенство и напали на французов. Инквизиторам удалось бежать, но испанские власти запротестовали против нарушения их нейтралитета, а тут как раз на грех показалась испанская эскадра. Все восемь английских судов были захвачены, а команда отправлена на галеры. Режим, к ним примененный, был настолько суров, что через девять месяцев из двухсот сорока человек в живых было только девяносто.

Англичане не оставались в долгу. Один английский капитан увидел в Ла-Манше испанский корабль, шедший из Антверпена в Кадис и имевший на борту до сорока заключенных. Капитан сообразил, что узники, очевидно, числятся за инквизицией, потому что всякого другого преступника судили бы на месте; очевидно, это голландские протестанты, посылаемые в Испанию на суд инквизиции. Капитан Кобэм погнался за испанцами, настиг их и освободил заключенных. Что же он сделал с капитаном и командой корабля? Он зашил их в их собственные паруса и выбросил в море.

Отвечая таким образом друг другу ударом на удар, смешивая вместе религиозную ревность, патриотизм и жадность к золоту, обе стороны накалили температуру до того градуса, когда стираются всякие различия между дозволенным и недозволенным и всякая память о том, кто был зачинщиком ссоры. Двум народам стало тесно рядом — и один должен был уступить место другому.

В этой борьбе английские пираты приняли самое непосредственное участие. В них и прежде не было недостатка в Англии. В эту жизнь, полную опасностей и приключений, уходила беспокойная энергия тех, кто не умел или не хотел втиснуть свое существование в размеренную дисциплину будничного и чаще всего подневольного труда. Пиратами и контрабандистами кишели побережья Англии, самое государство немало от них страдало. Теперь они нашли себе применение в войне с Испанией, которая существовала фактически, хотя и не была объявлена. В их лице Англия приобрела за длительную эпоху борьбы несколько поколений прекрасно закаленных моряков, вполне удовлетворявших идеалу, нарисованному одним из английских же моряков: «Моряк ни на что не нужен, если в нем нет решимости, граничащей с безумием». Частные лица — по тогдашней терминологии «авантюристы», «предприниматели» — давали средства на далекие экспедиции с тем, чтобы захваченная добыча, за удовлетворением непосредственных участников, делилась между ними согласно затраченному капиталу. Иногда такие «предприниматели» участвовали в экспедициях и лично — молодые, свободные и смелые люди, из породы тех, для которых, как один из них выразился, «мир был устрицей, которую интересно вскрыть своим мечом».

Этими же добровольными, в сущности торговыми, судами усилило английское правительство свой слабый флот, когда пробил грозный час окончательного расчета с Испанией. Словом, различие между торговым и боевым, правительственным и добровольным флотом, между адмиралом, капитаном купеческого судна и пиратом в Англии эпохи Возрождения несколько стиралось.

Вот в какой среде воспитался морской гений знаменитого сэра Фрэнсиса Дрейка. Ни место, ни год его рождения в точности не известны (между 1540-1545-м), и только предание гласит, что он родился в семье судового священника, старшим из двенадцати его сыновей, большая часть которых погибла в море. Но кто бы ни были родители Дрейка, вернее всего сказать, что он был дитя моря. Морю отдана вся его жизнь, и жизнь эта временами была бурна, как море. Искусство своего ремесла он постиг на практике, поступив юнгой на торговое судно, совершавшее плавание между портами Ла-Манша. Хозяин так полюбил молодого матроса, что, умирая, завещал ему свое судно. Дрейк продолжал его дело и жил жизнью торгового капитана вплоть до 1567 года, когда его родственник, Джон Хокинс, насчитывавший в своей родословной несколько поколений моряков и сам уже прославившийся двумя экспедициями в вест-индские воды, затеял третью и пригласил с собой Дрейка. Недолго думая, тот продал свой бриг или обменял его на «Юдифь», на которой ему суждено было получить боевое крещение.

В октябре 1567 года экспедиция в составе пяти судов во главе с «Иисусом из Любека» как флагманским кораблем вышла в море. Путь лежал к берегам африканской Гвинеи, где надо было запастись товаром — неграми, а затем где-нибудь в Вест-Индии распродать его с барышом. Особенно высокая цена за этот товар стояла на Эспаньоле (тогдашнее название острова Гаити). Хозяйничанье испанцев привело здесь к быстрому вымиранию индейцев, цена на рабочие руки поднялась, и плантаторы готовы были платить до 600 дукатов за здорового и сильного негра. Два года перед тем Хокинс на подобной операции заработал большие деньги и привез королеве Елизавете шестьдесят процентов барыша на капитал, которым она, несмотря на всю свою скупость, рискнула тогда. И на этот раз она была (негласной, как всегда) участницей предприятия: главный корабль «Иисус» принадлежал ей.

Обе операции — и закупка, и продажа — были делом нелегким. Закупить надо дешево, по возможности даром, под шумок: прельстить чернокожих бусами, погремушками или какой-нибудь другой показной дрянью или залучить их поближе к берегу, в укромное место, подальше от португальцев или испанцев. Но таким способом можно получить единицы, много — десятки, а нужны сотни. На этот раз Хокинс вошел в союз с одним негритянским царьком, искавшим в нем защиты и помощи против враждебных племен. Когда запылали покрытые пальмовыми листьями хижины в оцепленных кругом негритянских деревнях, нетрудно было набрать от четырехсот до пятисот пленников. Хокинс высказывает по этому поводу наивную досаду на негров, защищавшихся «чисто дикарским средством» — отравленными стрелами, от которых погибло немало человек из его отряда. Эта наивность тем более странна, что в негре культурные европейцы никогда и не предполагали в те времена чего-нибудь иного, кроме дикаря. Капитаны кораблей обращались с ними совершенно бесчеловечно, надевали кандалы, приковывали за шею, загоняли по нескольку сот в маленький трюм, где они без воздуха и света легко заболевали, а заболевших, чтобы они не заразили других, иногда выбрасывали за борт.