Затем мы стали пытаться нащупать дно, чтобы стать на якорь и таким образом подтянуться к нему или сдвинуться с места. Еще оставалась надежда. Генерал собственноручно стал опускать лот, но уже на расстоянии какой-нибудь сажени от корабля дна нельзя было достать; наша надежда, затеплившаяся было, мгновенно погасла; стало даже хуже, потому что предстояло, следовательно, долгое, мучительное ожидание смерти. Одно было к счастью: не все матросы одинаково трезво оценивали всю опасность положения, будь иначе — уныние, вероятно, лишило бы их последних сил и желания искать спасения. Поэтому генерал скрывал тревогу, шутил и подбадривал экипаж.
Итак, наш корабль прочно засел на скале. Рано или поздно, но поднимется ветер, налетит шквал, и он разобьется вдребезги. Оставаясь на корабле, мы связывали с ним свою судьбу. Даже если бы эта минута была еще очень далека, провианта, особенно воды, было в запасе всего на несколько дней. Нам предстояла голодная смерть или перспектива пожирать самих себя или друг друга. Наконец, если бы каким-нибудь чудом тому или иному удалось бы спастись, предстояло бы или одиночество необитаемого острова с дикими зверями, или невыносимое рабство, телесное и душевное, среди каких-нибудь язычников. Лучше умереть всем вместе!
Да и как спастись с корабля? Наша шлюпка не могла бы вместить больше двадцати человек, а всех нас было пятьдесят восемь. Ближайшая земля было в двадцати морских милях, и ветер дул с берега; значит, был против нас.
В таких невеселых мыслях провели мы ночь, нетерпеливо дожидаясь утреннего рассвета и подбадривая себя надеждой на бога. Наконец, рассвело. Мы снова принялись за промеры, но и на этот раз результат был прежний: опустить якорь было невозможно. Тогда оставалось испытать еще одно средство, но не потому, чтобы мы в него так верили, а потому, что нельзя было сидеть сложа руки и тихо ждать смерти. Мы стали постепенно освобождать корабль от груза и выбрасывать за борт один ящик за другим. Работа закипела. Даже те вещи, без которых до тех пор ни мы, ни кто-либо другой на нашем месте не могли бы обойтись, теперь теряли всякую цену в наших глазах. Боевые припасы и даже мука не находили пощады; за борт летело все, что попадалось под руку. Мы уверили себя, что если провидению будет угодно спасти нас в нашем отчаянном положении, то оно защитит нас и от врагов наших и не даст нам погибнуть от голода. И вот, когда работа была доведена до конца, произошло чудо. Мы, двадцать часов проведшие в тисках смерти, были целы и свободны!
Спасение наше, которое, вероятно, интересует читателей, произошло так. Местом, где мы так крепко застряли, была расселина скалы, на которую мы наткнулись левым бортом. Под правым бортом при низкой воде было не больше шести футов глубины, тогда как рядом, если помнит читатель, нельзя было достать дна. Ветер все время дул с большой силой с правого борта и не давал таким образом судну опрокинуться. К счастью, когда вода стала прибывать, ветер стих. Тогда наш корабль с его тринадцатифутовой осадкой, не встречая больше опоры с наветренной стороны, стал крениться вправо, в сторону глубокой воды, и таким образом высвободил свой киль и сделал нас всех счастливыми людьми. Это случилось под вторым градусом южной широты, без трех или четырех минут, десятого января.
Описанное происшествие было самой сильной опасностью, испытанной нами за все путешествие, но не последнею, как будет видно из дальнейшего. Долго не могли мы освободиться от постоянных забот и страхов, не могли найти удобную якорную стоянку и почти месяц носились среди островов и отмелей, которых такое неисчислимое количество вокруг южных берегов Целебеса.
20 января мы снова подверглись большой опасности. В поисках якорной стоянки мы выслали на далекое расстояние свою шлюпку. Внезапно начался страшный шквал, который заставил нас бояться не только за шлюпку, но и за самих себя, так как мы опять находились среди скрытых отмелей и принуждены были, как часто за эти последние недели, спустить паруса и носиться по воле ветра. Но и на этот раз счастье не изменило нам.
8 февраля между Целебесом и Явой нам повстречались два челнока, и туземцы заговорили с нами, зазывая нас в свой город, неподалеку, по имени Баратива. Они — язычники, статные, красивые люди, честные в торговле и вежливые с чужеземцами. Всему этому мы видели много примеров.
Они радостно встретили нас и радушно были готовы снабдить нас всем, что у них было. Они очень падки на полотно, из которого делают себе на голову чалмы и повязки на бедра; полотно — лучший товар для обмена с ними. Также любят они и жемчужные раковины, и тому подобные пустяки. Женщины прикрывают нижнюю часть тела от пояса до пят, а на руках носят браслеты из рога или меди, у некоторых штук до девяти на одной руке. Самые легкие из них, как нам казалось, должны весить две унции. Мужчины ходят голышом, прикрывая только голову и срамные части, у каждого что-нибудь висит в ушах.
Остров плодороден и богат золотом, серебром, медью, оловом, серой и т. д. Население не только умеет добывать металлы, но и обрабатывать их, придавая поделкам искусную форму. Здесь растут мускатный орех, имбирь, перец, лимон, кокос — всего этого такое изобилие, что на нас оправдалась старая поговорка: «За бурей идет тишина, за войной — мир, за голодом — урожай». За все наше путешествие мы нигде, за исключение Терната, так не питались и нигде так не отдыхали, как здесь.
Упомяну еще о нашей остановке на Яве. Мы подошли к городу близко, и генерал послал местному царьку в подарок шерстяных, шелковых и полотняных материй, за которые тот благодарил нас рисом, кокосами, курятиной и прочей снедью. На следующий день сам генерал с некоторыми из своих джентельменов съехал на берег и угостил царька музыкой, а потом наши матросы показали ему свои военные упражнения.
Кроме главного властителя на острове есть несколько его наместников, которых называют здесь раджами. Они так часто навещали нас, чтобы осмотреть корабль и его вооружение, что нам в конце концов хорошо запомнились их имена: раджа Патайяра, раджа Кабокапалла, раджа Манганго и другие. Наши пушки и оружие, наша музыка и угощение приводили их всегда в восторг. За раджами нас посетил и главный раджа Донан. Он, в свою очередь, угостил нас своей музыкой, очень странной, но все же приятной. В тот же день по его приказу нам доставили на корабль быка.
Каковы властители, таков здесь и простой народ: добродушный, надежный и честный. Они несли нам в обмен на наши товары такую массу живности, что ею можно было бы набить весь корабль. Народ весь рослый и воинственный. В изобилии мечи, кинжалы и щиты собственной искусной работы, собственной закалки. В каждой деревне есть дом для общих собраний. Ежедневно дважды мужчины, женщины и дети приходят сюда к определенному времени, принося с собой пищу: кто — плоды, кто — вареного рису, кто — жареную курицу, кто — сало. Все кладется на стол и съедается совместно. У них странный способ варки риса: глиняный горшок в форме сахарной головы полон дырочек, как на нашей садовой лейке; с широкого открытого конца они насыпают рис и затем кладут горшок в другой сосуд с кипящей водой; размягчаясь и разбухая, рис закупоривает все дырки и не допускает больше воды; чем дольше вода кипит, тем тверже становится рис. В конце концов получается прекрасный плотный хлеб, который они едят с маслом, сахаром и разными пряностями. Из одного и того же риса они получают разнообразные, вкусные и питательные блюда.
От этих туземцев узнали мы, что невдалеке стоят корабли, такие же большие, как наши. Наш генерал решил тогда не медлить, и 26 марта мы взяли курс на мыс Доброй Надежды. До 21 мая, когда на горизонте показалась земля (это был Африканский материк), мы не видели ничего, кроме неба и воды. В середине июня обогнули мыс так близко, что пушки наши могли бы достать берег. Только через месяц, 15 июня, увидели мы снова землю около Рио-Сесто. Две лодки с неграми, ловившими рыбу, были очень недалеко от нас, но мы не хотели останавливаться и спешили домой. 15 августа мы пересекли тропик Рака, 22-го проходили мимо Канарских островов, а 26 сентября 1580 года, которое, по обычному и правильному счету людей, никуда не ездивших и остававшихся дома, приходилось на понедельник, а по нашему исчислению было воскресеньем, мы благополучно с радостным сердцем вернулись в свой Плимут. Два года десять месяцев и несколько дней мы провели в нашем кругосветном плавании, любуясь чудесами божьего мира, подвергаясь стольким опасностям, преодолевая столько затруднений. Теперь наступил отдых.
