Капитан Максуэль был старый знакомый мистера Уизрингтона. Не раз обедая у него, он встречал молодую чету Темпльморов, и поэтому объяснения негров были для него вполне достаточны, чтобы он мог сразу направить их, куда следовало.
– Клянусь кровью моих предков! Они будут здесь нынче вечером, – воскликнул мистер Уизрингтон, – и мне незачем ехать! А что нужно сделать? Скажите Мэри, чтобы приготовила место. Слышите, Вильям, – кровати для малютки и для двух негритянок.
– Слушаю, сэр, – ответил Вильям. – Но куда прикажете поместить черномазых?
– Куда? А мне что за дело! Пусть одна спит с кухаркой, другая с Мэри.
– Отлично, сэр, я так и скажу им, – ответил Вильям, поспешив прочь и заранее восхищаясь суматохой, которая подымется на кухне.
– Виноват, сэр, – заметил Джонатан, – ведь один из негров – мужчина.
– Ну, так что же?
– Только то, что девушки могут не согласиться спать с ним в одной комнате, сэр.
– Клянусь всеми бедствиями Уизрингтонов! Ведь верно! Хорошо, вы можете взять его к себе, Джонатан, это ваш любимый цвет.
– Только не ночью, сэр, – возразил Джонатан с поклоном.
Ну, ладно, пусть они спят вдвоем… Вот вопрос и улажен.
– Они разве муж и жена, сэр? – осведомился дворец кий.
– Да черт их побери! Я-то почем знаю? Дайте мне сперва позавтракать, а об этом поговорим как-нибудь после.
Мистер Уизрингтон принялся за яичницу и паштет и, сам не зная почему, старался как можно скорее съесть свой завтрак. Объяснялось же это тем, что он был озадачен и сбит с толку предстоящим приездом новых людей, и ему необходимо было спокойно обдумать довольно трудную задачу, потому что для старого холостяка, такая задача была действительно трудна. Проглотив вторую чашку чая, он сейчас же уселся в свое кресло, принял удобную позу и начал рассуждать сам с собой.
– Клянусь кровью Уизрингтонов! Ну что я, старый холостяк, стану делать с грудным ребенком, с промокшей кормилицей, черной, как пиковый туз, и с другим черномазым болваном? Отошлю его назад! Пожалуй, это лучше всего! Но младенец… будет своими воплями будить постоянно часиков в пять утра… и не угодно ли целовать его не меньше трех раз в день… удовольствие!.. А потом эта кормилица-негритянка… толстогубая… поминутно целовать ребенка, а потом подносить его ко мне… глупа, как корова… У ребенка заболит живот, а она напихает ему в глотку стручкового перцу… американский способ… а у детей вечно болят животы… Моя бедная, бедная кузина!.. Что сталось с ней, да и с другим ребенком?.. Бог даст, ее спасут, бедняжку!.. Она тогда приедет и сама будет смотреть за своими детьми… Не знаю, что делать… все думаю, не послать ли за сестрой Могги… Но она всегда так копается… жди, пока приедет… Надо обдумать все снова…
Тут размышления мистера Уизрингтона были прерваны: кто-то два раза постучал в дверь.
– Войдите, – сказал он, и в дверях появилась кухарка, без обычного белого передника и с таким красным лицом, как будто она готовила обед на восемнадцать человек.
– Уж вы меня извините, сэр, – сказала она, делая реверанс, – а только будьте добры нанять себе другую кухарку.
– С большим удовольствием, – ответил мистер Уизрингтон, досадуя, что ему помешали.
– И, пожалуйста, сэр, я хочу уехать сегодня же. Как хотите, сэр, я не могу остаться.
– Пожалуйста, уходите хоть к черту, – сердито ответил мистер Уизрингтон, – но сначала убирайтесь из комнаты и закройте за собой дверь.
Кухарка удалилась, и мистер Уизрингтон снова остался один.
Проклятая старуха что могло ее так взбудоражить?.. Не хочет готовить для черномазых, что ли?.. Ну да, конечно, это…
Но тут снова двойной стук в дверь потревожил мистера Уизрингтона.
– Ага! Видно, одумалась Войдите.
Вошла не кухарка, а горничная Мэри.
– Уж вы извините меня, сэр, – сказала она, всхлипывая, – а только я не могу больше у вас служить.
– Да что это, точно сговорились все! Хорошо, вы можете уходить.
– Пожалуйста, сэр, сегодня же вечером, – ответила она.
– Хоть сию же секунду! – яростно закричал мистер Уизрингтон.
Горничная удалилась, и только через некоторое время мистер Уизрингтон успокоился.
– Вся прислуга решила полететь к черту, – сказал он наконец. – Спесивое дурачье!.. Не хотят убирать комнаты за черномазыми, что ли?.. Ну да, конечно, это… Чтоб им всем пусто было, и черным, и белым!.. Вот все мое хозяйство уже полетело кувырком из-за приезда младенца. Право, это чрезвычайно противоречит комфорту… Но что я поделаю?.. Позвать сестру Могги? Нет, позову Джонатана.
Мистер Уизрингтон позвонил, и Джонатан вскоре явился.
– Что за кутерьма, Джонатан? – спросил он. – Кухарка злится… Мэри плачет… обе отказываются служить… Из-за чего все это вышло?
– Видите ли, сэр, Вильям сказал им, что по вашему решительному приказанию черномазые будут спать вместе с ними, а Мэри он, кажется, сказал, что негра положат именно к ней.
– Проклятый негодяй! Всегда-то он норовит устроить как-нибудь подвох! Вы ведь знаете, что я ничего подобного не имел в виду.
– Конечно, сэр, потому что это было бы вопреки обычаю, – ответил Джонатан.
– Отлично, так и скажите им, и нечего больше об этом толковать.
После этого мистер Уизрингтон начал советоваться с дворецким и согласился на все предложенные им меры.
Гости приехали своевременно и были устроены надлежащим образом. Маленький Эдуард вовсе не страдал желудком и не будил мистера Уизрингтона в пять часов утра. И в конце концов все устроилось не так уж некомфортабельно. Но хотя обстоятельства были и не так некомфортабельны, как опасался мистер Уизрингтон, однако они не были и вполне комфортабельны. Мистеру Уизрингтону так надоели вечные ссоры с прислугой, жалобы Джуди, обвинявшей на ломаном английском языке кухарку, которая, надо сказать, продолжала таить злобу на нее и на Коко, а также неожиданные недомогания младенца, et caetera, что он больше не находил в своем доме тишины и спокойствия.
Прошло уже почти три месяца, а о лодках не было получено никаких известий. Капитан Максуэль, навестив при случае мистера Уизрингтона, высказал ему свое решительное мнение, что обе шлюпки были потоплены ветром. И вот, так как нечего было уже надеяться, что миссис Темпльмор приедет сама смотреть за ребенком, мистер Уизрингтон решил, наконец, написать в Батс, где жила его сестра, и, познакомив ее со всеми обстоятельствами дела, просить ее, чтобы она приехала надзирать у него за хозяйством. Через несколько дней он получил следующий ответ:
«Батс – августа.
Мой дорогой брат Антоний,
Письмо твое пришло благополучно в прошлую среду, и я должна сказать, что содержание его меня сильно удивило. Я так много и неотвязно о нем думала, что сделала ренонс за партией в вист у леди Бетти Блебкин и проиграла четыре с половиной шиллинга. Ты говоришь, что у тебя в доме мальчик, сын той самой кузины, которая вышла замуж таким неблагопристойным образом. Хотелось бы верить, что ты говоришь правду, но в то же время я знаю, в чем бывают повинны холостяки. Впрочем, по мнению леди Бетти, никогда не надо говорить, хотя бы и намеком, об этих неприличных вещах. Я не понимаю, почему это мужчины, если они не женаты, вовсе не считают себя обязанными соблюдать ту нравственную чистоту, которую так заботливо охраняют девушки; такое же мнение высказала и леди Бетти, с которой я немного поговорила по поводу твоего письма. Но раз дело сделано, его не исправишь, и мы обе решили, что самое лучшее будет замять эту историю, как сумеем.
Я предполагаю, что ты не собираешься сделать ребенка своим наследником, что было бы, по-моему, в высшей степени неприлично, а леди Бетти говорит к тому же, что в таких случаях нотариальные расходы составляют десять процентов, и что избежать этих расходов никак невозможно. Впрочем, я положила себе за правило никогда не говорить о подобных вещах Что же касается до твоей просьбы приехать и надзирать за хозяйством, то я об этом советовалась с леди Бетти, и мы обе пришли к заключению, что я должна переехать к тебе ради поддержания чести семьи, так как это придаст делу хоть внешнюю благопристойность. Тебе теперь предстоит куча неприятностей, как и всем мужчинам, которые, ведя разгульную жизнь, совращаются с истинного пути коварными и обольстительными женщинами. Впрочем, как говорит леди Бетти, „чем меньше говорить об этом, тем легче поправить“.
Поэтому я сделаю все необходимые приготовления к отъезду и надеюсь приехать к тебе дней через десять. Раньше мне никак не поспеть, потому что я приглашена в несколько домов и должна у всех побывать. Ко мне уже много раз обращались с вопросами по поводу этой неприятной истории, но я всегда даю один и тот же ответ, а именно: что делать с холостяками – они неисправимы! К этому я прибавляю, что, в конце концов, дело могло бы обстоять еще хуже – если б ты был женат. Этим я и ограничиваюсь, потому что положила себе за правило никогда не говорить, хотя бы и намеком, о подобных вещах, имея в виду слова леди Бетти, что „мужчины постоянно наживают себе неприятности, и чем скорее замять это дело, тем лучше“. Вот все, что пока может сообщить тебе
Твоя любящая сестра
