— Ташкаль!

«Что-то знакомое…» — подумал Олег, а вслух сказал:

— Я видел, как ты дрался. Не хочешь пойти ко мне в команду? Воины мне нужны.

— А что моя будет делать? — осторожно спросил индеец.

— Грабить испанцев.

— Ташкаль согласен!

— Тогда пошли.

— Куда?

— Наведаемся к губернатору. Хочу у него деньжат занять.

— Моя идти.

Сухов кивнул и направил стопы вверх по извилистой улочке.

Район у Ла-Монтани не слишком удивлял архитектурными изысками, хотя на глаза и попадались каменные дома, считавшиеся здесь «богатыми». Однако лишь резиденцию губернатора покрывала новенькая черепица, остальные здания обходились соломенными кровлями.

Обиталище д’Ожерона — большой белый дом с зелёными ставнями, утопавший в саду, — было окружено каменной оградой, а на воротах стояли двое солдат, ленивых и потных, один — из старых вояк, другой — новобранец.

— Не велено, — протянул «салабон», загораживая вход стволом мушкета.

— Мне нужно увидеть его превосходительство, — сдержанно сказал Олег.

— Не велено, — меланхолично повторил солдат.

Неизвестно, чем бы закончилась их дискуссия, но в это время на балконе второго этажа появился этакий живчик, мужчина в годах, невысокого роста и не то чтобы упитанный, а скорее плотный, налитой здоровьем.

Он был в модных штанах-панталонах, подвязанных ленточками, в ослепительно-белых чулках и в рубахе с пышным жабо.

— В чём дело, Жозеф? — крикнул живчик.

Второй солдат, потолще и постарше, поспешно вынырнул из тени, отбрасываемой «индийской смоковницей», и вытянулся во фрунт.

— Ваше превосходительство! — обратился он. — Тут… этот… посетитель, а вы как бы не велели…

— Пропусти, — сделал губернатор разморенный жест.

Молодой убрал мушкет, освобождая Сухову путь, и тут же опустил импровизированный шлагбаум перед Ташкалем.

— Жди меня здесь, — обернулся к нему Олег.

Индеец молча кивнул, присел в тенёчке, а Сухов двинулся по дорожке ко входу в дом, чья дверь пряталась под каменной аркой. Оглядывая глянцевитые заросли сада, он подумал, что губернатор неплохо устроился.

Перешагнув порог резиденции, Олег окунулся в благодатную прохладу. Сумрак холла был приятен для глаз — слепящее тропическое солнце «выедало» зрачок, и даже широкие поля шляпы спасали плохо, а тут сплошная тень.

Повинуясь жесту чернокожего лакея, Сухов поднялся на второй этаж, явственно слыша шелест юбок за тяжёлыми шторами.

Губернатор встретил его уже одетый в камзол — положение обязывало.

Сняв шляпу, Олег изысканно поклонился, приветствуя сьера де ла Буэра в лучших традициях учтивости.

Сьер был приятно удивлён, не ожидая куртуазности от флибустьера — а кем ещё мог быть этот посетитель?

Вон морда какая, шрамами посечённая! А этот взгляд, холодный и бестрепетный, с рождения никому не даётся, он вырабатывается годами, и явно не в поле, не в лавке, не в келье.

— Рад видеть вас, э-э… — затруднился д’Ожерон.

— Капитан Драй, ваше превосходительство, — слегка поклонился Сухов. — Этого достаточно. В принципе, меня можно отнести к дворянам, но на этих берегах знатность рода не имеет значения, а засим предпочитаю не вспоминать о титулах.

Губернатор с любопытством оглядел собеседника.

— Мне незнакомо ваше лицо, шевалье, — протянул он, — хотя местный народец уже примелькался.

— Это неудивительно, — наметил улыбку Олег, — я первый день на Тортуге. — Вкратце посвятив д’Ожерона в события, с ним произошедшие, он сказал деловито: — Мой галиот — крепкая посудина и содержалась в порядке, однако в подчинении у меня всего пять человек, а надо бы двадцать пять, как минимум. Да и припасы не помешают. Это самое… Не растекаясь мыслию по древу, буду откровенным. Ваше превосходительство, зная вас как человека честного и благородного, я хотел бы просить о небольшом займе… Скажем, в две тысячи ливров, под залог моего корабля. А как только мы выйдем в море, то постараемся найти испанцев. Думаю, эти кабальерос войдут в моё положение и поделятся неправедно нажитым добром, а уж я постараюсь быть убедительным.

Губернатор весело расхохотался.

— Друг мой! — воскликнул он. — Я человек бережливый, скупой даже, но вам я займу! И пусть местные ростовщики сочтут меня наивным растяпой, но вы и меня убедили, как тех испанцев! Жерар!

Возникший в проёме дверей секретарь выжидающе посмотрел на д’Ожерона.

— Ну что, мой любезный… Подготовьте для шевалье две тысячи ливров и обычный договор. Да, и выпишите капёрскую грамоту!

Поклонившись, секретарь исчез, а губернатор увлёк Сухова в кабинет, где угостил ромом.

— Такого вы нигде не попробуете, — вещал он, разливая густую тёмную жидкость. — Папаша Тибо творит это чудо в поместье Ле-Мажор, это к востоку отсюда. Ну как?

— Весьма, — оценил Олег.

— Истинно так! И вот что я вам скажу, шевалье… Примите мои слова как бесплатный совет. На Тортуге полно всякой швали, неудачников и бездельников, полагающих, что уже одно их присутствие на палубе корабля способно обеспечить их долей из добычи. Впрочем, вы не похожи на простака. А начинать лучше сообща, прибившись к сильной команде. Франсуа Олонец, наша местная знаменитость, как раз собирает охочих людей. Попытайте удачи с ним, мой друг!

— Я воспользуюсь вашим советом, — улыбнулся Сухов и поднял стакан. — За успех!

Когда Олег покинул резиденцию губернатора, отягощённый увесистым мешочком серебра, на улице его поджидал Ташкаль, а с ним ещё четверо индейцев, молча взиравших на Сухова.

— Это друзья, — сказал Ташкаль. — Это воины. Они тоже хотеть плыть на твой большой пирога.

Теперь уже Олег оглядел краснокожих.

— Какого племени? — спросил он.

— Мы — чоконены,[14] — ответил за всех молодой, горбоносый, с длинными волосами, завязанными на затылке в пучок.

— Я возьму вас в команду при одном условии: вы должны чётко, без разговоров и промедления исполнять мои приказы. На корабле я — ваш вождь.

— Мы согласны, — наклонил голову апач, старший изо всей пятёрки.

— Меня зовут капитан Драй. А вы кто?

— Ицкуат, — назвался молодой.

— Тлачтли, — выговорил старший.

— Чамал, — пробасил могутный индеец с грубым шрамом на лбу.

— Муйаль, — отчеканил четвёртый, худой, но жилистый.

— Что ж, пошли тогда.

И они пошли.

Закупить порох и свинец вместе с пулелейками было самым простым делом.

С набором команды выходило куда сложней.

Иногда человек подходил Сухову по всем параметрам — и боец, и не трус, — но вот вольностью своей, которую Олег понимал как разнузданность, поступаться не желал.

А капитан Драй требовал железной дисциплины, редкого товара на Тортуге или в Порт-Ройале.

Обычно корсары решали всей командой, нападать ли им или не стоит, брать штурмом городишко или оставить в покое. Подчинение капитану было весьма относительным — командира ценили за везучесть и крутизну, но могли и переизбрать, сочтя данную кандидатуру неподходящей.

Сухову же были нужны от команды две вещи — умение и подчинение.

Умение обращаться с парусами, с холодным и огнестрельным оружием и беспрекословное послушание.

Скажет капитан: «Падай!» — и чтоб все упали. А зря говорить он не станет.

Но вот как раз послушание на Тортуге было в большом дефиците.

И всё же, побродив по кабачкам, заглядывая в бордели, Олегу удалось выловить четверых — Анри де Морэ из Мана, Жана де ла Пьера из Перигора, Жана Больянгера из Ла-Рошели и Пьера дю Трильо из Нанта.[15]

Ну хоть что-то. Как дед Олегов говаривал: «И то хлеб…»

Стемнело, когда Сухов в сопровождении Ташкаля возвращался в порт.

Набегавшись за день, Олег шагал неторопливо, предвкушая скромный ужин (хлеб, сыр, вино) — и мягкий топчан в капитанской каюте. Алкогольное амбре должно уже было выветриться…