— Идут зольдатики… — пробормотал он, раскладывая трофейную подзорную трубу.

Бедное духовенство колыхало телесами или гнуло тощие выи, вздымало руки в мольбе или перехватывалось поудобнее, тягая увесистые лестницы.

Над стенами Сантьяго-де-ла-Глории мелькали шлемы, как чёрные поплавки. Порой вспухали белые клубеньки дыма, и ветер доносил сухой треск выстрела.

— Драй! — крикнул Морган, ощеривая зубы. — Пойдём на приступ с двух сторон! Мои молодцы лезут на стены, а твоим надо прорваться в ворота!

— Не вопрос!

Сухов разослал команду на поиски топоров да ломов, а канониры состряпали ему настоящие ручные гранаты.

Попросту говоря, набили порохом глиняные горшки да вставили фитили.

— Готовы? Вперёд!

Под прикрытием молящихся да причитающих монахов экипаж с «Ундины» подобрался к самым воротам.

Кто порукастее, стал запаливать фитили от факелов да забрасывать «гостинцы» в крепость.

Глухие взрывы, крики и стоны засвидетельствовали попадания.

— Ну-ка, поиграем в дровосеков!

Сунув пистолет за кушак, Олег поплевал на руки, да и схватился за топор.

Ворота фортеции сделаны были на совесть, из красного дерева, окованного позеленевшими бронзовыми полосами, но человеческая сила и острая сталь делали своё дело — щепки так и летели, створки гудели и вздрагивали от ударов.

Вот Толстяк подсунул лом да нажал посильнее — бронза заскрипела, выгнулась, потащив длиннущий гвоздь, и лопнула.

— Бей! Руби!

— Эй! Вдарь!

— Насквозь!

— Мушкет суй! Приветим! Ха-ха-ха!

С той стороны, где моргановские ребята штурмовали стену, донёсся радостный рёв.

— Эй, живее, живее давай!

— Поджигай!

— Уже!

Пересохшее дерево ворот занялось сразу. Огонь, потрескивая, охватывал расщепленные доски, набирал силу, закручивался огненными барашками.

— Поддевай!

— Всё!

Пара ломов просадила истончённое дерево, да и поддела брус-засов, вдетый в кованые ушки. Приподняла — и уронила.

Подцепив топорами увесистые створки, пираты напряглись.

— Мушкетёры, готовсь! Отворяй!

Хекнув, «дровосеки» потянули створки, распахивая их. Стрелки вскинули ружья и дали залп.

Испанцы, метавшиеся по двору, падали, обливаясь кровью, но и отстреливались.

— Бей их!

«Корсарчики-флибустьерчики» повалили в крепость. А тут и на стенах разгорелся бой — парни Моргана, обоих Моррисов, Коллира и Солтера схватились с испанцами врукопашную, будто на абордаж брали крепость.

И крепость пала.

Чуть ли не полста человек порубали и постреляли пираты.

Жертв было бы куда меньше, если бы не ослиное упрямство губернатора Пуэрто-Бельо.

Флибустьеры предложили ему сдаться, но он, прижатый к стене цейхгауза, пылко воскликнул: «Никогда! Лучше умереть, как храбрый солдат, нежели быть повешенным, как трус!»

Морган остановился перед ним и ухмыльнулся.

— А мы таких не вешаем, — сказал он. — Что характерно. Пристрелите его!

Но взятие Сантьяго-де-ла-Глории ещё не было концом баталии — оставался форт Сан-Фелипе.

Он, как пробкой, закупоривал вход в бухту, не пропуская пиратскую эскадру, барражировавшую в открытом море.

Припасов в крепости не было, и с пушкарями существовали проблемы, но молодой комендант форта Алехандро Мануэль Пау-и-Рокаберти решил не сдаваться.

Он надеялся, что пятьдесят солдат гарнизона удержат крепость.

Алехандро Мануэль просто не знал, каковы пираты в бою…

Разгорячённые, изведавшие побед, флибустьеры не бросились брать приступом Сан-Фелипе. Зачем?

Пускай понервничают оборонцы, попереживают.

А пираты, с аппетитом поужинав, устроились почивать, запалив множество костров и выставив часовых.

С утра они погрузились на каноэ — две сотни дюжих и ражих — и высадились у самого форта. Остальные прикрывали их плотным огнём, не жалея пороха.

На приступ пошли проверенным способом: пока одни курочили ворота, другие деловито приставляли лестницы.

А чтобы сверху им не мешали всякие испанцы, бросали за стену горшки с порохом. Грохоту было…

Сухов был даже чуточку разочарован, когда струхнувший комендант пригласил пиратских капитанов в форт, дабы обсудить условия почётной сдачи.

К вечеру договорились обо всём, и солдатам было позволено покинуть форт, оставив при себе сабли и шпаги.

Комендант оставался как бы заложником у Моргана, но в ту же ночь, не перенеся позора, выпил яду.

С утра пираты занялись любимым делом — грабили и насиловали. Всех пленников затолкали в пару церквей и как следует расспросили.

Горожане, дабы избежать мучений, ничего не скрывали и указывали на богатеньких соседей.

Флибустьеры брали выданных народом под белы рученьки и ласково увещевали, чтобы те поделились с ними нажитым добром. Или хотя бы раскрыли тайну, где зарыли дублоны и песо.

А вот Морган мелочиться не стал.

«Адмирал» накатал и отправил с нарочным письмо президенту аудиенсии Панамы дону Августину де Бракамонте, чтобы тот заплатил выкуп за город в триста пятьдесят тысяч песо, иначе Пуэрто-Бельо будет сожжён, крепости развалены, а пленники перебиты.

Дон, правда, не согласился со столь наглым требованием.

Скликал ополчение, не добрав до тысячи человек, и вышел в поход — отмстить неразумным пиратам.

Де Бракамонте упорно не верил, что шайке разбойников удалось взять с налёту столь укреплённый город, как Пуэрто-Бельо.

Однако ему пришлось убедиться, что флибустьеры — это не голытьба с окраин, не мелкая шпана, а грозная сила.

Ополченцев встретили на подходе к городу, когда те были в теснине. Под командованием капитана Морриса находилось всего сто пиратов, но он умело расставил бойцов и сразился с испанцами, перебив многих из них.

Морган к тому времени уже успел погрузить на корабли всю добычу, даже для трофейных пушек местечко нашлось, а тут и президент аудиенсии начал «приходить в себя», то бишь понимать, с кем он связался.

Поторговавшись, де Бракамонте откупился-таки от «проклятых негодяев» серебряными слитками, посудой, монетами — всего на сто тысяч песо, — пыхтя от возмущения и стеная: «Jesus son demonios estos!»[24]

…Говорят, де Бракамонте послал к Моргану парламентёра, упрашивая приоткрыть секрет: как ему удалось победить?

«Генерал пиратов» принял посланника весьма любезно, а вместо ответа отправил президенту «французское ружье длиной в четыре с половиной фута, стреляющее пулями весом шестнадцать штук на фунт, а также патронташ с тридцатью зарядами». Вручив подарки, Морган передал через этого гонца президенту, что дарит ему ружье и что через год или два сам придет в Панаму. Президент в ответ послал Генри подарок: золотое кольцо со смарагдом; он поблагодарил «адмирала» и передал, что с Панамой у него не выйдет то же самое, что с Пуэрто-Бельо, даже если Моргану удастся подойти к городу…

Олег покидал Пуэрто-Бельо с противоречивыми чувствами.

Как пират, он был очень доволен, ведь даже простой матрос на его корабле, которому полагалась одна доля из добычи, выручил восемьдесят фунтов — бешеные деньги!

На них в Англии можно было легко купить стадо коров, ещё бы и осталось.

Но, как попаданец, Сухов расстроился. Он слишком понадеялся, что застанет-таки донну Флору, — и вот такое невезение!

Будь она здесь, то, вполне вероятно, его дурацкие приключения подошли бы к концу, а так…

Ну что тут скажешь? Живи по умному правилу: «Не очаровывайся, дабы не потерпеть разочарования». Хоть майя на него не охотились, и то хлеб…

…На островах Хардинес-де-ла-Рейна, что у южных берегов Кубы, пираты поделили добычу. Хватило всем — двести пятьдесят тысяч песо!

И это не считая военных трофеев, вроде клинков, бочек с порохом, железных и бронзовых орудий, а также шелков, сарсапарильи, серой амбры, кошенили и прочего ходкого товару.

Перед отплытием на Ямайку Олег повстречал Моргана.