— С чего бы вдруг?

— С того, капитан, что я — чернокнижник. Знаю-знаю, что вы хотите мне сказать! Как же так, мол, католик — и колдовство?! Никакого колдовства, капитан. Чёрная магия, ворожба и прочие занятия подобного рода — удел невежественных людей, обуянных гордыней или испытывающих страх. Я, скорее, учёный, который, скажем так, добивается высоких целей низкими средствами. К примеру, я стащил из одного монастыря в Италии подлинники некоторых арабских рукописей, римских свитков и даже египетских папирусов. А Юкатан… — Дон Хусто снова полез в саквояж и осторожно выудил оттуда объёмистый пакет. Развернув его, он достал стопку листов… э, нет — то был один длинный лист, сложенный гармошкой, ярко раскрашенный и испещрённый заковыристыми иероглифами. — Это хуун, кодекс майя. Он сделан из аматля — бумаги из коры фикуса.

— Вам знакомо письмо майя?

— Безусловно, капитан. Это и есть моя доля, если позволите так выразиться. Я отведу вас и ваших людей к пирамиде — и можете забрать с собою всё золото и драгоценности. А мне оставьте хууны — индейцы хранили их в глиняных горшках. Конечно, при прочих равных условиях, я бы и один справился, вот только на Юкатане неспокойно, и одиночка легко становится добычей сильного, будь то испанцы или туземцы. Поневоле приходится искать союзников, капитан! Ну как? Согласны ли вы?

Сухов задумался. Нет, для себя он всё решил сразу, ибо судьба не оставляла ему достойного выбора — либо сиди на Ямайке, скучай и жди у моря погоды, либо прогуляйся на Юкатан и вволю расхищай сокровища. Какой воин, какой авантюрист, тем более пират, будет долго раздумывать над вопросом: что делать? Но положение обязывало.

— Айюр! — громко крикнул он. — Бастиан! Кэриб!

Все трое по очереди протиснулись в каюту.

— Звали, капитан? — отозвался Уорнер — и расширил глаза, увидав на столике золотую статуэтку.

— Тут нас приглашают на прогулку, — небрежно сказал Сухов. — Сходить к Юкатану, покопаться в древнем индейском храме и нарыть вот таких побрякушек. Как вы?

— Хоть щас! — выпалил Кэриб.

— Согласен, — кивнул буканьер.

— А я к-как все! — ухмыльнулся креол.

— Тогда готовимся и отчаливаем. Хватит тут сидеть! Беке, покажи дону Хусто его каюту…

Ветер свежел, порывами посвистывая в снастях, но к вечеру пошёл на спад, так и не разыгравшись в полноценный шторм.

Галиот следовал обычным курсом, какой выбирали испанские галеоны, двигаясь из Картахены в Веракрус — между Кубой и Юкатаном.

Здесь их обычно поджидали любители поживиться — пираты всех мастей, затаившись в укромных бухточках острова Пинос, выходили вслед караванам «Золотого флота», надеясь, что от «стада» отобьётся какой-нибудь галеончик. Полная аналогия с хищниками, охотящимися на травоядных.

Сухов благодушествовал, поневоле сравнивая быт на мегаяхте из будущего с экзотикой «натурального» галиота. Натура безнадёжно проигрывала.

Во-первых, хоть и поддувал иногда ветерок, с «эр-кондишеном» ему не сравниться. Когда дует шквал, не до расслабухи, а когда дуновения стихают, парилка возвращается снова.

Во-вторых, донимала сырость. Влага была везде — глубоко в трюме плескалась вонючая жидкость, хорошо сбитое дерево бортов пропускало море внутрь по капелькам, а уж когда рядом бухали ядра, швы расходились, и вода сочилась живее.

Ветер срывал гребешки волн, рассеивая их мокрой пыльцой, словно моросью накрывая паруса. Да что там паруса — и простыни, и одеяла — всё не отличалось сухостью.

Команда, правда, не обращала на такие мелочи внимания — пустяки, мол, дело житейское.

Земля показалась из-за горизонта неожиданно — пополудни запад очертился неровной синей линией. Юкатан!

Наблюдая берег по левому борту, «Ундина» потянула к северу, отыскивая приметные места. Дон Хусто почти не уходил с палубы, высматривая одному ему известные знаки.

Однажды он встрепенулся и крикнул:

— Туда! То самое место! Глубины здесь приличные, если держать вон на ту скалу!

— Лево руля!

Мелко сидевший галиот с осторожностью подобрался к берегу — чистому, молочно-белому пляжу, чья не слишком широкая кайма прерывалась серовато-белёсым утёсом в пятнах зелёного мха. У самой воды скала меняла цвет на желтовато-бурый.

По пляжу были раскиданы кучки красных водорослей, пару стволов поваленных деревьев до половины занесло песком.

А за пляжем сразу вырастала зелёная стена — веерные пальмы жались к блестящим красным стволам огромных сейб, высоким саподильям, бальсовым деревьям, смахивавшим на финиковые пальмы. Все случайные прогалы забивал буйный подлесок.

— Вот тропа! — объявил де Альварадо.

Олег, вторым после дона Хусто ступивший на песок, осмотрелся. Ничего пляжик, так и тянет полежать…

— А это что за деревьями? — поинтересовался он, вглядываясь. — На скалу непохоже…

— Это маленький храм майя, — объяснил де Альварадо, — что-то вроде часовни. Пойдёмте!

Сухов, а за ним Ташкаль и Бастиан, Айюр с Толстяком двинулись по едва заметной тропинке, расчищенной совсем недавно, — срубленные листья гигантского папоротника едва подвяли.

Мини-храм был сложен из аккуратно подогнанных каменных блоков, испещрённых резьбой, внутри его покрывала розовая штукатурка, большей частью отваливавшаяся, зато фрески сверкали яркими красками, словно стены были расписаны на днях, а не века назад.

Это случилось, когда Олег, следуя дорожке, свернул за щербатый угол майясского строения. Он почувствовал укол в шею, рука его метнулась, нащупывая тоненькую стрелку, — и мир растаял в потёмках…

Было погано… Было паршиво…

Сухов изредка выныривал из мутного кошмара, вязкого и липкого, и видел расплывчато, как сквозь слёзы, кроны деревьев и напряжённые лица индейцев.

Потом приходило ощущение качки — его несли. Куда, зачем и почему — такие вопросы не приходили в голову, уж слишком муторно было.

Очнулся Олег как-то сразу, будто лампочка, которую включили.

Оп! — и бысть свет. Правда, особенно светло не стало — вокруг Сухова царила тьма кромешная.

Он медленно приходил в себя, погружаясь в мир заново. Ощутил, что сидит на твёрдом, спиной привалясь к стене. Тоже не мягкой, но тело не холодившей.

Пахло прелью, стало быть, все эти твёрдые поверхности находятся где-то в лесу. Олег пошевелился, и на шорох тут же среагировали — донёсся голос Кэриба:

— Привет, капитан! С возвращением с того света!

Сухов невольно потрогал ранку на шее — припухлость и побаливает.

— Привет, Беке. Много нас?

— Моя тоже тут, — отозвался Ташкаль. — Ицкуат пока не вернуться из страны снов…

— Айюр?

— Туточки я. Только-только сел…

— Бастиан?

— Дрыхнет креол, — ответил за него Толстяк.

— И н-ничего не д-дрыхну!

— Уже легче, — вздохнул Олег.

— Яд в стрелах быть не про смерть… не смертельный, — проговорил Ташкаль. — Они хотеть взять нас живьём и взяли. Я опять пленник…

— Все мы… такие, — прокряхтел Сухов, вставая. — Майя небось?

— Они…

Олег осторожно обошёл их узилище.

— Мы заперты?

— Ночь, капитан. Небо над головой, только звёзд не видать. Тучи, наверное.

— Понятно…

— Чего ты хотеть? — спросил индеец.

— Воли, — ответил Сухов. — Ни черта не видать… Ладно, утро вечера мудренее.

Кое-как устроившись под стенкой, Олег задремал. Видимо, зелье, которым его попотчевали «внутривенно», ещё кружило по жилочкам — он заснул и проспал до утра.

Рассвет всё расставил по своим местам. Протерев глаза, Сухов осмотрелся. Пленники находились в кубическом помещении, сложенном из обтёсанных глыб. Пол был выстлан каменными плитами, а вот потолка не было — квадрат неба невинно голубел над головою.

К Олегу впервые вернулась способность чувствовать, и первой испытанной им эмоцией была холодная ярость. И не менее холодная решимость высвободиться — и наказать тех, кто заточил их в этот каменный мешок.

В ту же минуту, словно восприняв его мысли, вверху нарисовалась голова дона Хусто.