— Не так все это просто, — охладил его Фултон. — Если бы Мейз захотел, он не стал бы даже разговаривать с нами, а вызвал бы по радио заправщика с Ганимеда.

— А что ему это даст? Он потеряет несколько дней и уйму денег.

— Зато у него останется статуя. А деньги он вернет через суд.

Вспыхнула сигнальная лампочка шлюза, и в рубку втиснулся Мейз. Судя до его лицу, он успел все взвесить по дороге и настроился на мирный лад.

— Ну-ну, — начал он добродушно. — Зачем вы затеяли всю эту чепуху?

— Вы отлично знаете зачем, — холодно ответил профессор. — Я же прямо объяснил вам, что с «Пятерки» ничего вывозить нельзя. Вы присвоили имущество, которое вам не принадлежит.

— Но послушайте! Кому оно принадлежит? Не станете же вы утверждать, что на этой планете все — ваша личная собственность?

— Это не планета — это корабль, а значит, тут приложим закон о спасенном имуществе.

— Весьма спорный вопрос. Вы не думаете, что лучше подождать, когда ваши претензии подтвердит суд?

Профессор держался весьма вежливо, но я видел, что это стоит ему огромных усилий.

— Вот что, мистер Мейз, — произнес он с зловещим спокойствием. — Вы забрали самую важную из сделанных нами находок. Я могу в какой-то мере извинить ваш поступок, так как вам не понять археолога, вроде меня, и вы не отдаете себе отчета в том, что сделали. Верните статую, мы перекачаем вам горючее и забудем о случившемся.

Мейз задумчиво потер подбородок.

— Не понимаю, почему столько шума из-за какой-то статуи, ведь здесь много всякого добра.

И вот тут-то профессор допустил промах.

— Вы рассуждаете, словно человек, который украл из Лувра "Мону Лизу" и полагает, что ее никто не хватится, раз кругом висит еще столько картин! Эта статуя настолько уникальна, что никакое произведение искусства на Земле не идет с ней в сравнение. Вот почему она должна быть возвращена.

Когда торгуешься, нельзя показывать, насколько ты заинтересован в заключении сделки. Я сразу заметил алчный огонек в глазах Мейза и сказал себе: "Ага! Он заартачится". Вспомнились слова Фултона насчет заправщика с Ганимеда.

— Дайте мне полчаса на размышление, — сказал Мейз, поворачиваясь к выходу.

— Пожалуйста, — сухо ответил профессор. — Но только полчаса, ни минуты больше.

Мейз все-таки был далеко не глуп: не прошло и пяти минут, как его антенна медленно повернулась и нацелилась на Ганимед. Конечно, мы попытались перехватить разговор, но он работал с засекречивателем. Эти газетчики, как видно, не очень доверяют друг другу.

Ответ был передан через несколько минут и тоже засекречен. В ожидании дальнейших событий мы снова устроили военный совет. Профессор дошел до той стадии, когда человек идет напролом, ни с чем не считаясь. Сознание своей ошибки только прибавило ему ярости.

Очевидно, Мейз чего-то опасался, потому что вернулся он с подкреплением. Его сопровождал пилот Дональд Гопкинс, который явно чувствовал себя неловко.

— Все улажено, профессор, — сообщил Мейз с торжеством. — На худой конец я смогу вернуться без вашей помощи, хотя это займет немного больше времени. Но я не отрицаю, что лучше договориться, это сбережет и время, и деньги. Вот мое последнее слово: вы возвращаете горючее, а я отдаю вам все остальные… э-э… сувениры, которые собрал. Но "Мона Лиза" остается у меня, даже если я из-за этого смогу попасть на Ганимед только на следующей неделе.

Сперва профессор изрек некоторое число проклятий, которые принято называть космическими, хотя, честное слово, они мало чем отличаются от земной ругани. Облегчив душу, он заговорил с недоброй учтивостью:

— Любезный мистер Мейз, вы отъявленный мошенник, и, следовательно, я не обязан с вами церемониться. Я готов применять силу, закон меня оправдает.

Мы заняли стратегические позиции у двери. На лице Мейза отразилась легкая тревога, совсем легкая.

— Оставьте эту мелодраму, — надменно произнес он. — Сейчас двадцать первый век, а не тысяча восьмисотые годы, и здесь не Дикий Запад.

— Дикий Запад — это — тысяча восемьсот восьмидесятые годы, — поправил его педантичный Билл.

— Считайте себя арестованным, а мы пока решим, как поступить, — продолжал профессор. — Мистер Сирл, проводите его в кабину Б.

Мейз с нервным смешком прижался спиной к стене.

— Полно, профессор, это ребячество! Вы не можете задерживать меня против моей вопи. — Он взглянул на капитана "Генри Люса", ища у него поддержки.

Дональд Гопкинс стряхнул с кителя незримую пылинку.

— Я не желаю вмешиваться во всякие свары, — произнес он в пространство.

Мейз злобно посмотрел на своего пилота и нехотя сдался. Мы снабдили его книгами и заперли.

Как только Мейза увели, профессор обратился к Гопкинсу, который завистливо глядел на наши топливомеры.

— Я не ошибусь, капитан, — вежливо сказал он, — если предположу, что вы не желаете быть соучастником махинаций вашего нанимателя.

— Я нейтрален. Мое дело — привести корабль сюда и обратно на Землю. Вы уж сами разбирайтесь.

— Спасибо. Мне кажется, мы друг друга отлично понимаем. Может быть, вы вернетесь на свой корабль и объясните ситуацию. Мы свяжемся с вами через несколько минут.

Капитан Гопкинс небрежной похожей направился к выходу. У двери он повернулся к Сирлу.

— Кстати, Кингсли, — бросил он. — Вы не думали о пытках?

Будьте добры, известите меня, если решите к ним прибегнуть, — у меня есть кое- какие забавные идеи.

С этими словами он вышел, оставив нас с нашим заложником.

Насколько я понимаю, профессор рассчитывал на прямой обмен. Но он не учел одной вещи, а именно характера Мериэн.

— Поделом Рэндольфу, — сказала она. — А впрочем, какая разница? На вашем корабле ему ничуть не хуже, чем у нас, и вы ничего не посмеете с ним сделать. Сообщите мне, когда он вам надоест.

Тупик! Мы явно перемудрили и ровным счетом ничего не добились. Мейз был в наших руках, но это нам ничего не дало.

Профессор мрачно смотрел в иллюминатор, повернувшись к нам спиной. Исполинский диск Юпитера словно опирался краем на горизонт, закрыв собой почти все небо.

— Нужно ее убедить, что мы не шутим, — сказал Форстер.