Амилькаре отвел взгляд от летающих блюдец. От движения этих кружащихся, сверкающих дисков его начинало тошнить еще сильнее. Он расстегнул ворот рубашки. И это не помогло. Тогда он решил пройтись. Но не смог даже подняться со стула. Веки его отяжелели, все тело словно одеревенело, в ушах стоял нестерпимый свист.
Внезапно Амилькаре открыл глаза. Он все еще сидел на стуле, но Луна-парк исчез.
— Святая мадонна! — воскликнул он, озираясь вокруг. Над ним был огромный купол из фосфоресцирующего металла. Справа от него сидел человек, лоб которого был заляпан чернилами, а из носа текла кровь. Слева сидел молодой человек в изодранной одежде без единой пуговицы. На шее у него болтался обрывок галстука, длинные космы падали на лоб.
— Послушайте, — сказал Амилькаре, почесывая шею. — Что это еще за шутки?
Молодой человек что-то промычал, а сосед справа только пожал плечами.
Амилькаре даже вспотел от волнения. Он встал и принялся ощупывать металлическую стенку купола.
— Зря стараетесь, — сказал депутат Каньотти. — Я уже пробовал. Тут нет ничего похожего на дверь.
Внезапно перед ними появилась кинозвезда Лиан Лэндсфилд.
Она была в ночной рубашке, отделанной кружевами. Звезда обвела окружающих изумленным взором, что-то невнятно пробормотала и тут же умолкла в полнейшем замешательстве. Рядом с пей возникла весьма странная фигура. При ближайшем рассмотрении она оказалась Шуллером — Эмилио Шуллером, знаменитым модельером. На нем были сверхузкие брюки из черного бархата, на ногах — позолоченные сандалии, а горло, словно у тореро, обвивал красный шелковый шарф. Все десять тонких бледных пальцев были унизаны перстнями и кольцами.
— Сплю я, что ли?! — простонал Эмилио Шуллер.
Депутат Каньотти метнул на него грозный взгляд, кинозвезда посмотрела со смешанным чувством восхищения и недоверия, а Пелвис Дресли уставился совершенно очумелыми глазами.
Вдруг посреди зала с грозным жужжанием открылся люк и из него поднялся серебряный цилиндр на кристаллической подставке. Все пятеро невольно попятились к стене, словно ища там защиты. Из цилиндра вылетел сверкающий шар и заколыхался, подобно медузе.
"Готов поклясться, что это живое существо", — подумал Амилькаре.
— Земляне! — раздался голос внутри шара. — Люди Земли! Слушайте меня внимательно.
Собственно, из шара не доносилось никаких звуков, но все пятеро отчетливо слышали каждое слово, вернее, понимали его значение — таинственный незнакомец был телепатом.
— Вы находитесь на борту супергалактического корабля. В данное время корабль совершает облет вашей третьей планеты. Когда наши ученые закончат подробное исследование вашего мозга, мы доставим вас на Землю живыми и невредимыми. С незапамятных времен мы исследуем космос, вошли в контакт с тысячами и тысячами мыслящих существ и всегда понимали их обычаи и способ мышления.
Но ваше мышление остается для нас совершенной загадкой. Ваше поведение, земляне, противоречит всем законам логики, ваши душонки полны самомнения, в вашем мозгу прочно угнездилось безумие.
Депутат Каньотти, сжав кулаки, шагнул вперед.
— Эй ты, недоносок! — крикнул он сверкающему шару. — Слезай с твоей подставки, и я пересчитаю тебе ребра, если только они у тебя есть.
Из шара вырвался тончайший голубой луч, и Каньотти получил сильнейший удар по лбу. Трясясь от страха, лидер "умеренных правых" отполз к стене, словно побитая собака.
— Безусловно, — продолжал голос в их мозгу, — вы представляете собой редкую аномалию, а возможно, даже единственную в своем роде ошибку природы. Мы уже подвергли исследованиям других индивидуумов вашей породы. А теперь испытаем вас. По окончании опытов мы применим наш ликвидатор воспоминаний, и когда вы вернетесь на Землю, то все, что с вами произошло, полностью изгладится из вашей памяти.
Эмилио Шуллер, величайший законодатель мод, робко поднял два пальца. Но шар опередил его.
— Никаких бесполезных вопросов. Мы отлично знаем, что никто из вас не считает себя безумцем или преступником. Но наши сравнительные межгалактические исследования привели нас к совершенно противоположным выводам. Вы все до одного безумны. И ты, Пелвис Дресли, с твоей однострунной гитарой, надтреснутым голосом и конвульсиями, которым позавидует любой эпилептик. И ты, Шуллер, с твоими нелепыми шляпами, приводящими в восторг жен и в ужас — мужей. И ты, Лиан Лэндсфилд, с твоей вульгарной манерой выставлять напоказ грудь, приводящую в восторг мужей и в ужас — жен.
— Позвольте! — воскликнул Амилькаре Доре, привстав от волнения на цыпочки. — Уважаемый синьор, произошла ошибка. Я здесь ни при чем. Я не певец, не законодатель мод и не киноактер… Я… я самый обыкновенный маленький человек, и никто меня не знает.
— Тебя зовут Амилькаре Доре, — изрек голос. — И ты — типичный представитель безликой массы, готовый поклоняться идолам с убогим, жалким умишком. Именно ты не задумываясь облек законодательной властью наглеца и невежду Каньотти, стоящего сейчас рядом с тобой. Ты самый большой безумец из всех, Амилькаре Доре. Для наших ученых именно ты представляешь особый интерес, и они постараются использовать представившуюся им возможность.
Амилькаре почувствовал, что вот-вот упадет в обморок.
— А теперь расслабьтесь, — прозвучал в их мозгу повелительный голос. — Для вас наступил летаргический сон.
Пелвис Дресли в конце концов принял предложение телевизионной компании. По он потребовал не двести, а триста тысяч долларов. Представитель компании согласился не моргнув глазом — ведь Дресли был лучшей приманкой для телезрителей.
Лиан Лэндсфилд в новом фильме выставила на всеобщее обозрение обнаженные бедра, и зрители вопили от восторга, как сумасшедшие. Эмилио Шуллер создал новую модель шляпы высотой почти в полметра и шириной в метр — своего рода гибрид между ангаром и индейским типи.
Синьор Каньотти в ходе парламентских дебатов теперь все чаще прибегал к увесистым кулачным аргументам и площадным ругательствам, не сомневаясь, что только так можно убедить своих политических противников.