Твой преданный друг

Джон Китс.

21. ТОМАСУ КИТСУ

10-14 июля 1818 г.

Ах, если бы ты только знал,

Кого я встретил,

Карабкаясь по склонам скал

Сквозь дождь и ветер!

5 Я Мэри отгадать прошу,

Но по секрету

Скажу - пером не опишу

Картину эту.

Где под скалой бежит ручей,

10 Под мрачной высью,

Я вдруг увидел Лошадей,

Бежавших рысью.

Тогда узнать помчался я

Чуть не галопом,

15 Что там за Люди вдоль ручья

Гарцуют скопом.

Качался первый на седле

Кудрявый Вилли,

И, как пожар на корабле,

20 Кудряшки были.

Мать Пегги ехала за ним,

А следом Пегги

И братец Роб - путем одним,

В согласном беге.

25 Спасался каждый под плащом,

Лились потоки.

Взор Пегги чем-то был смущен,

Алели щеки.

Она, легко держась верхом,

30 Следила взглядом

За миловидным женихом,

Трусившим рядом.

Я, видно, ввел родню во гнев,

Раз юный Том

35 Проехал мимо, покраснев,

С открытым ртом.

Ах, Мэри! Все они домой

Спешили вместе,

Беспечный и веселый рой,

40 Под стать невесте.

Им хорошо спешить домой

Хоть в дождь, хоть в слякоть.

У Пегги свадьба, боже мой!

Как мне не плакать? {1}

(Перевод Игнатия Ивановского)

Белантри, 10 июля

Мой милый Том,

Я написал эти строки потому, что Браун хотел подсунуть Дилку галлоуэйскую песню, но из этого ничего не выйдет. Тут описан свадебный поезд, который встретился нам, как только мы попали сюда и где, боюсь, застрянем надолго из-за дурной погоды. Вчера мы прошли 27 миль _ ел Странрара {2} и вступили в Эршир немного ниже Кэйрна: наша дорога пролегала по восхитительной местности. Я постараюсь, чтобы ты смог следовать за нами по пятам. Описание этой прогулки в книге о путешествиях показалось бы неинтересным: весь интерес заключается в том, что совершил ее я. За Кэйрном дорога вела нас сначала по склонам зеленого холмистого берега: мы то спускались вниз, то снова взбирались вверх окрестный вид то и дело менялся; всюду попадались расщелины, заросшие зеленью трав и кустарников; извилистая тропа шла по мостикам, перекинутым через мшистые ущелья. Пройдя две-три мили, мы вдруг оказались в величественной долине, там и сям испещренной густолиственными рощами: посередине бежал, извиваясь, горный поток. На семь миль растянулись деревушки с домиками, расположенными как нельзя приятней; склоны холмов были сплошь усыпаны стадами овец - никогда раньше блеяние и мычание не казалось мне столь мелодичным. Под конец мы начали постепенно взбираться на крутизну и оказались среди горных вершин: даже издали я почти сразу узнал морскую скалу Эйлса высотой в 940 футов: {3} она отстояла от нас на 15 миль, однако казалось, что до нее рукой подать Зрелище Эйлсы вместе с удивительной картиной моря под обрывистому берегом, на котором мы стояли, и моросящим дождем дали мне полное представление о всемирном потопе. Эйлса поразила меня - это было так неожиданно, - по правде сказать, я даже испытал легкий испуг.

...Тут я утром прервал письмо, так как пора было отправляться дальше Сейчас мы уже в Герване - это в 13 милях к северу от Белантри. Сегодня мы пробирались по еще более величественному берегу, нежели вчера - Эйлса все время оставалась поблизости. С высоты превосходно виднь Кантир и огромные горы Аррана - одного из Гебридских островов. Ночевать мы устроились с удобством. Мы опасались дождя, но он великодушно обошел нас стороной - и "был день воскресный так хорош"... {4} - Завтра мы будем в Эре.

СКАЛЕ ЭЙЛСА

Вознесшийся над бездною гранит!

Подай мне отклик клекотаньем птицы:

Когда в пучине прятал ты ключицы, {5}

5 Когда от солнца лоб твой был укрыт?

Из темных дрем воззвал тебя зенит,

Чтоб мог ты в сон воздушный погрузиться

В объятьях грома, блещущей зарницы

Иль в серой толще ледяных хламид.

10 Ответа нет. Мертвы твои черты.

Две вечности в твоем оцепененье:

С китами вместе жил в глубинах ты,

Теперь орлов манят твои владенья,

И никому до светопреставленья

Не пробудить гигантской высоты. {5}

(Перевод Раисы Вдовиной)

Из сонетов, мною недавно написанных, только этот ст_о_ящий: надеюсь тебе он понравится

22. БЕНДЖАМИНУ БЕЙЛИ

18-22 июля 1818 г.

Инверэри, 18-е июля.

Дорогой Бейли,

В тот единственный день, когда у меня была возможность повидаться с тобой во время твоего последнего пребывания в Лондоне, я всюду тебя искал, но нечистая сила нас развела. Теперь я написал Рейнолдсу с просьбой сообщить, куда именно в Кэмберленд ты направился, так что мы не разминемся. Первое, что я сделаю при встрече, - прочитаю тебе строки из Мильтона о Церере и Прозерпине {1} - и, хотя вовсе не за тобой я помчался на северную оконечность Шотландии, не мешает выразиться поэтически. Послушай, Бейли, будучи в здравом уме и трезвой памяти (а со мной это бывает не часто), я скажу тебе вот о чем: это может впоследствии избавить тебя от лишнего обо мне беспокойства - ты не заслуживаешь тревог, а меня следует просто-напросто отлупить палками. Я довожу все до крайности - каждая мелкая неприятность в мгновение ока превращается в тему для Софокла; {2} если случается в подобном состоянии писать письмо другу, то мне часто недостает самообладания, чтобы взять себя в руки и не причинить ему огорчения - меж тем, как раз в ту минуту, когда он читает письмо, я могу покатываться со смеху. Твое последнее письмо заставило меня покраснеть от стыда за доставленное тебе беспокойство. Я прекрасно знаю свой характер и не сомневаюсь, что еще не раз напишу тебе в том же духе - помни об этом и не принимай все на веру: будь снисходителен к причудам моего воображения. Все равно мне не удержаться, я себя знаю. Виноват, что огорчаю тебя прекращением своих визитов в Малую Британию, {3} но, думаю, прежних посещений было достаточно для человека, занятого книгами и размышлениями: по этой причине я не бывал нигде, кроме Вентворт-Плейс это в двух шагах от меня. Кроме того, состояние здоровья слишком часто вынуждало меня к осторожности и заставляло остерегаться ночной сырости. Далее, должен тебе сознаться, что мне претит всякое сборище - многолюдное или немноголюдное. Не сомневаюсь, что наши добрые друзья рады моему приходу просто потому, что рады меня видеть, но не сомневаюсь также, что привношу с собой некую досадную помеху, без которой им лучше бы обойтись. Если мне удается предугадать собственное дурное расположение духа, я уклоняюсь даже от обещанного визита. Дело в том, что я не питаю к женщинам надлежащих чувств; сейчас по отношению к ним я пытаюсь быть справедливым - и не могу: не оттого ли, что мое мальчишеское воображение возносило их так высоко? Школьником я почитал красивых женщин истинными богинями - какая-нибудь из них всегда покоилась у меня в сердце как в теплом гнездышке, даже и не подозревая об этом. Теперь у меня нет оснований ожидать от них больше того неоспоримого факта, что они существуют реально. По сравнению с мужчинами женщины казались мне сотканными из эфира - теперь я признаю их вероятное равенство: в сопоставлении великое выглядит незначительным. Оскорбить можно не только словом или действием: кто сам чувствителен к обидам, тот не склонен замышлять их против другого. Я не склонен замышлять обиды, находясь в дамском обществе - я совершаю преступление, сам того не подозревая. Не странно ли это? Среди мужчин я не испытываю ни хандры, ни злости в голове нет черных мыслей, хочу - говорю, не хочу - не говорю; я готов слушать других и от каждого узнаю что-либо новое; руки держу в карманах, у меня нет никаких подозрений - и вообще чувствую себя превосходно. Среди женщин меня донимают черные мысли, гложет злость и хандра - не могу говорить и не в силах молчать - я полон подозрений не слышу ни слова вокруг - тороплюсь уйти. Прояви же снисходительность и попытайся объяснить эту ненормальность моим разочарованием с тех пор, как прошло детство. И однако, несмотря на подобные чувства я счастлив один посреди толпы, наедине с собой или с немногими друзьями. Поверь мне, Бейли, несмотря на все это, я далек от мысли считать тех кто чувствует иначе и стремится к другому, более близорукими, чем я сам величайшую радость доставила мне женитьба брата - и я испытан не меньшую, если женится кто-либо из моих друзей. Я должен до конца преодолеть себя - но как это сделать? Единственный способ - найти корень зла и избавиться от него посредством повторения "заклятий в обратном их порядке" {4} - это довольно трудно; часто прочнее всего укореняется предрассудок, произрастающий из сложнейшего переплетения чувств, которое не просто сразу распутать. У меня есть что сказать по этом поводу, но подождем лучших времен и более подходящего расположения духа: хватит с меня сознания того, что я никогда никого не задеваю незаслуженно - в конце концов, я не столь дурного мнения о женщинах, дабы предполагать, будто им страх как важно, нравятся они мистер Джону Китсу пяти футов ростом или же нет. Ты, сдается мне, желал избе жать всяких разговоров на этот счет - и я не надоем тебе, дорогой дружище: "Аминь", говорю я на этом. - Я вряд ли позволил бы себе бродит по горам все эти четыре месяца, если бы не думал, что путешествие даст мне опыт, сотрет многие предубеждения, приучит к трудностям и что созерцание величественных горных картин обогатит мою душу новым впечатлениями, придав поэтическим исканиям б_о_льшую уверенность. Мне было бы не дано всего этого, останься я дома, зарывшись в книги и сравняйся хоть с самим Гомером. Я уже стал почти что настоящим горцем пробыл среди диких вершин, видимо, достаточно долго для того, чтоб не особенно распространяться об их величии. Питался я в основном овсяными лепешками, но съел, наверное, слишком мало для того, чтобы по настоящему к ним пристраститься